– С тобой все в порядке? – спросил он с тревогой. – Может быть, тебе дать что-нибудь? Чашечку чая?

– А вы уверены? – спросила она, чувствуя, как дрожат ее руки, как перехватывает горло.

– Да, мы в этом не сомневаемся, – сказал он.

– Знаете, – медленно начала она. – Я действительно очень хочу ребенка. Я всегда хотела ребенка. И я буду очень хорошей матерью. Вот увидите. Но понимаете, у моего друга еще все так неопределенно. Он хочет иметь свою студию, но на это нужны и деньги, и время, а он пока сделал только один фильм, и, понимаете, он вряд ли женится на мне, пока чего-то не добьется.

– Не сомневаюсь, тебе придется о многом подумать, – сказал доктор. – Я все понимаю.

– Я не могу воспитывать его одна, – думала она вслух. – То есть я хочу сказать, что если я буду растить его одна, то смогу устроиться лишь на работу с неполным рабочим днем, за которую буду получать гроши, а у моего ребенка все должно быть самое лучшее.

– Понимаю, – кивнул он.

– То есть у него должна быть чудесная детская, вся в кружевах и все такое, полно игрушек. – Она посмотрела на него, чтобы убедиться, что он понимает ее, но, очевидно, он понимал. Эти психиатры должны все знать, они столько всего наслушались. – Я уже все продумала, – продолжала она. – Стены должны быть нежно-голубые и одеяльца тоже. А когда он немного подрастет, то у него будут комбинезончики, в которых ходят малыши. Они такие симпатичные с этими помочами, с пуговичками на плечах и с белыми рубашечками. И еще белые ботиночки и белые носочки.

– Да, да, Бет Кэрол, – я все понимаю.

– И я не смогу иметь ничего подобного, – чуть не со слезами проговорила она.

– Ты знаешь, кто отец ребенка? – спросил он. Отец? О Господи! Она даже не подумала об этом. Она готова была умереть, лишь бы не оказалось, что это кто-нибудь из тех, с кем она делала это за деньги. Она готова была умереть. Она была в таком шоке, что просто не знала, что сказать, она стала мысленно вспоминать, кто кончал в нее, кто нет. Кто предохранялся. А кто нет. Нет, все же, скорее всего, это Пол. Он никогда не предохранялся, и он делал это чаще, чем все остальные. И ему все же придется жениться на ней, ничего тут не поделаешь. А потом приедет его отец. Он поможет нам. Он не может не помочь им, когда Полу придется нести ответственность за жену и ребенка.

– Он на мне женится, – прошептала она. – Я это точно знаю.

– Ну что ж, возможно, вы вдвоем и сможете что-нибудь придумать, – сказал доктор. – В конце концов, если у вас стабильные отношения и вы любите друг друга, то вы будете не первой парой, которая женится уже в ожидании ребенка.

– Нет, так не получится. Я знаю, так не будет.

– А если отдать его на воспитание? – предложил он. – Существует несколько вполне надежных агентств, у которых на примете имеются благополучные обеспеченные пары, которые ждут своей очереди на усыновление ребенка.

– Вы хотите сказать, что я должна родить, а потом отдать своего ребенка? – медленно спросила она.

– Знаешь, я мог бы тебе помочь, – сказал он, широко улыбаясь. – У меня есть друзья, они хотели бы кого-нибудь усыновить. Очень приятные люди, Бет Кэрол. Образованные, симпатичные. Он тоже психиатр, работает на медицинском факультете в Лос-Анджелесском университете и еще имеет частную практику в Беверли Хиллз. И она – чудесная женщина, очень добрая, интеллигентная. До того как они поженились, она играла на виолончели.

Она сидела, тупо уставившись на него. Машинально она начала грызть свой сломанный ноготь.

– Я уверен, что они оплатят все расходы во время твоей беременности, – ласково сказал он. – Ну и, разумеется, твой счет за пребывание в больнице.

– Доктор Росс, я не стану рожать ребенка и отдавать его чужим людям, – сказала она. Голос ее звучал громко и уверенно. Видимо, ему тоже так показалось. Он резко выпрямился и уставился на нее. – Я не собираюсь никому отдавать свою плоть и кровь.

– Ну что ж, Бет Кэрол, – сказал он. – Сама понимаешь, что я не могу предложить тебе другого варианта.

– Мне ведь только шестнадцать, – сказала она.

– Боюсь, ничем не могу тебе помочь, – сказал он, прикрывая глаза, как будто бы от боли.

Бет Кэрол сидела очень прямо, прислонившись к спинке стула и поставив ноги вместе, каждая мышца ее тела была в напряжении. Она оглядела других девушек, сидящих в приемной. Здесь было и несколько юношей, которые держали своих подружек за руки. За стойкой около входа медсестра просматривала карты, указывая на что-то другой медсестре. Они выглядели так же, как выглядели бы медсестры в любом другом заведении.

– Тэмми, приготовься, – сказала она, оглядывая комнату.

Светловолосая девушка с хвостом и челкой испуганно вскочила. Бет решила, что ей было около двадцати. Все девушки в приемной были очень молоденькими, кроме одной, голова которой была замотана шарфом, а на носу были темные очки. Она сидела, уткнувшись в потрепанный номер «Тайм». Она была старше, ей, должно быть, около тридцати.

Глаза Бет широко распахнулись, когда она увидела, как Тэмми, выпрямившись, подошла к сестре, та похлопала ее по плечу и открыла дверь в кабинет, как будто собиралась лишь запломбировать ей зуб или что-то в таком же роде. Во всяком случае, так казалось. Все казались спокойными, листали журналы. Но что-то такое витало в воздухе. Не ужас. Но все же страх, который бывает в приемной дантиста. Страх ожидания-когда-тебя-вызовут.

Бет, так же как и все остальные, вздрогнула, когда открылась входная дверь. На этот раз был действительно испуг. Но это были не полицейские, готовые потащить их в тюрьму и прикрыть это заведение. Это была еще одна молоденькая девушка, которая вошла так неуверенно, как будто сомневалась, туда ли она попала. Может быть, и в самом деле кабинет дантиста, как гласила вывеска снаружи. Она прошла через приемную к стойке, и все остальные девушки вернулись к своим журналам, снова уцепились за руки своих приятелей или, глядя прямо перед собой, продолжали курить.

Все происходило так быстро. Всего лишь несколько дней назад она сидела здесь же, в кабинете врача, и он беседовал с ней, а потом Пол шел рядом с ней к машине и помогал ей садиться, прощался с медсестрой, а Бет благодарила ее. Это было сияющее утро, с чистым голубым небом, легким ветерком, который ласкал ее щеки. Еще один день в раю, как говорил Пол. Рабочий поливал мостовую. Она посмотрела в окно машины на дома, где на лужайках садовники подстригали кусты, какая-то женщина прогуливала немецкую овчарку, с трудом удерживая ее на поводке. Но у нее перед глазами продолжал стоять доктор, сидящий на стуле за письменным столом, она продолжала смотреть на него. Дым от его сигары висел в воздухе.

Три месяца беременности.

Неужели она в городе уже три месяца?

Должно быть, это ребенок Бадди. Ее любимого, красивого Бадди, который любил ее, хотел жениться на ней и заботиться о ней. Несколько мгновений она сидела, закрыв глаза, представляя себе крошечную копию Бадди, свернувшуюся у нее в животе. Но ведь он всегда был так осторожен. Он всегда прерывал акт прежде, чем заканчивал. Лишь в ту последнюю ночь могло что-то произойти, со всей этой неразберихой. Бадди был в ней, когда вошел отец.

Пол так внимателен, он обращался с ней так, как будто она была из стекла. Когда они вернулись в поместье, она пошла посидеть около бассейна, и, казалось, каждую минуту рядом с ней был Пол на тот случай, если ей что-нибудь понадобится. Он даже впервые спросил ее, не хочет ли она вечером пойти в кино. Так же, как другие молодые влюбленные пары.

Бет ожидала во внутреннем дворике, пока Пол стоял в очереди за билетами. На ней были такие же туфли, как у Дженет Гейнор и Нормы Шерер, но не Джоан Кроуфорд. Ей-Богу, у нее самая крошечная ножка. Внутри театр был действительно роскошен. Все вокруг было красным и золотым, сверкал черный лак, все было выдержано в восточной манере.