Служанка Джудит уже ждала ее в спальне. Она зажгла ночники, разобрала постель и налила в таз для умывания теплой воды. Девушка помогла Глориане раздеться и склонила голову.

— Могу я теперь идти, миледи?

Глориана предложила ей остаться в комнате и лечь на свободную кровать, но Джудит предпочла вернуться на кухню, где спала вместе с остальными слугами на соломенном тюфяке рядом с камином.

— Задержись на минутку, — попросила Глориана, садясь к зеркалу и беря гребень из слоновой кости, который Эдвенна давным-давно купила ей в Лондоне. — Я хочу задать тебе один вопрос.

— Да, миледи? — откликнулась Джудит, кланяясь.

— Если мне придется оставить замок Хэдлей, я переселюсь в деревню, в дом своего отца. Ты поедешь со мной, будешь продолжать служить мне?

Джудит молчала, переминаясь с ноги на ногу. Она была одета в опрятное платье, связанное из грубой шерстяной пряжи, каштановые пряди ее длинных прямых волос ниспадали до талии.

— Оставить замок Хэдлей, миледи? Но вам никогда не позволят этого сделать без лорда Кенбрука, а у него есть собственное поместье, не так ли?

— Я ухожу отсюда, — твердо сказала Глориана. — Без лорда Кенбрука и без его согласия.

Джудит заметно побледнела, и у нее вырвалось какое-то языческое проклятие, прежде чем она сказала:

— Но, миледи, вы не можете оставить его светлость просто потому, что вам так хочется!

— Очень хорошо, — фыркнув, ответила Глориана, — пусть так. Ты можешь остаться здесь, Джудит, и спать на кухне вместе с остальными слугами и собаками. Конечно, в моем доме тебе была бы предоставлена отдельная кровать, которую не пришлось бы делить с кем-то еще…

Глаза девушки удивленно расширились.

— Мало от этого будет проку, когда лорд Кенбрук притащит нас за волосы обратно в замок!

Глориана вздохнула.

— Если Кенбрук попытается сделать это, я пущу ему стрелу в сердце.

Джудит вытаращилась на нее.

— За это вас повесят и не посмотрят, что вы леди.

— О господи, Джудит! — воскликнула Глориана, потеряв терпение. — Я выразилась фигурально. Я просто пыталась объяснить тебе свою позицию. Так ты поедешь со мной или нет?

Джудит размышляла долго, нервно почесываясь, — Я поеду с вами, если вы этого хотите, миледи. Но вот увидите, все это кончится тем, что лас обеих запрут в монастыре до конца наших дней, как это случилось с несчастной леди Хэдлей.

При мысли об этом Глориана содрогнулась. Элейне нравилась жизнь затворницы, но Глориана знала, что в неволе сойдет с ума. Свобода была ей необходима, как воздух.

— Лорд Хэдлей всего лишь человек, — сказала она, хотя после недавнего разговора с Гаретом ее вера в его человечность была поколеблена. — Он не станет наказывать тебя только за то, что ты подчинилась моему желанию.

Джудит кивнула и, сказав: «Да, миледи», — поспешила выйти. Массивная дверь с тяжелым стуком захлопнулась за ней.

Глориана, с распущенными волосами, в одной рубашке, подошла к двери, чтобы запереть замок. Потом, умывшись и преклонив колена для короткой молитвы, забралась под одеяло. Выпутавшись из своей верхней одежды, она поуютнее устроилась на перине, намереваясь заснуть.

Крики и песни пирующих доносились даже сюда. Глориана лежала в темноте, прислушиваясь, и на глаза ей навернулись слезы. Но она пересилила себя и не заплакала. Слишком много слез она уже пролила по вине своего мужа, а он не стоил ни одной ее слезинки.

И, что было тяжелее всего, она понимала, что полюбила Дэйна. Разум настаивал, чтобы она рассталась с мечтой о Кенбруке, но сердце ее разрывалось при мысли об этом.

Этого не должно было случиться, кричало все ее существо.

Кто-то постучал в дверь, но Глориана не ответила, и стук повторился.

Конечно, это Эдвард. Слишком пьяный, на ногах не держится. Завтра утром он пожалеет о сегодняшнем дне, не без злорадства подумала Глориана.

— Уходи, — крикнула она.

— Пожалуйста, — послышался тихий робкий голосок с французским акцентом. — Позвольте мне войти, мадемуазель, мне ужасно страшно.

Мариетта.

Глориана вскочила с кровати, накинула рубашку и подбежала к двери. С трудом отперев заклинивший замок, она впустила женщину, которую ее муж выбрал себе в жены.

Мариетта рыдала, дрожа под тоненькой, отделанной кружевами ночной сорочкой. Ее черные волосы покрывал легкий ночной колпак.

— Мне здесь не нравится, —сказала она. — Здесь так шумно, и я так напугана!

Глориана думала, что возненавидит свою соперницу, а сейчас ей очень хотелось утешить бедняжку. Она подвела Мариетту к скамье у камина и усадила поближе к догорающему огню. Потом стянула с кровати одеяло и накрыла им хрупкие, вздрагивающие от всхлипываний плечи француженки.

— Я хочу домой, — прошептала Мариетта, когда слезы наконец иссякли.

Глориана села рядом и обняла ее за плечи.

— Ш-ш… — сказала она, как мать, успокаивающая раскапризничавшегося ребенка, пытаясь припомнить французские слова. К сожалению, она никогда не владела в совершенстве этим языком поэтов и влюбленных. — Скоро ты выйдешь замуж. Тогда ты будешь счастлива.

Мариетта улыбнулась сквозь слезы.

— Да, — старательно произнесла она по-английски, но легкая улыбка, тронувшая ее губы, исчезла. — Но чтобы я была счастлива, должна страдать ты, а мне ненавистна сама мысль об этом. Ты была очень добра ко мне.

Глориана тихо вздохнула.

— Чтобы не случилось, Мариетта, я все равно останусь твоим другом. «Если только меня не заточат в башне замка или не отошлют в монастырь», — добавила про себя Глориана.

Прекрасные светло-карие глаза Мариетты блестели от слез.

— Я думала, ты старая. С бородавками и морщинами. Кенбрук — он сказал мне так. Я удивилась, когда увидела тебя.

Глориана улыбнулась и слегка пожала руку Мариетты.

— И я удивилась, увидев тебя, — честно ответила она. По крайней мере, в одном Дэйн не солгал ей: Мариетта не была его любовницей. Такая хрупкая, утонченная, застенчивая, она была сама невинность.

Мариетта всхлипнула.

— Мое сердце радуется, когда я смотрю на Кенбрука. Но я вижу также, что он волнует тебя. Я уеду домой, во Францию, с Фабрианой.

Мариетта сказала правду. Она любила Дэйна, возможно, так же сильно, как и Глориана, но готова была сдаться, отступить, вернуться одной на свою родину.

Глориана была тронута, но отрицательно покачала головой.

— Нет, — сказала она, — Дэйн любит тебя, хочет, чтобы ты, а не я, стала его женой. Сначала я была полна решимости бороться за него, но сейчас поняла, что не могу заставить его полюбить себя.

— Бедная Глориана, — сказала Мариетта, беря ее за руку. На глазах ее снова заблестели слезы. — Он разбил твое сердце?

Но Глориане вовсе не хотелось обсуждать вопрос о разбитых сердцах. По крайней мере, не сейчас.

— Лучше расскажи мне, как вы познакомились с Кенбруком, — попросила она с неподдельным интересом.

Испуганное выражение сошло с лица француженки, она погрузилась в милые ее сердцу воспоминания.

— Однажды я была на рынке, с Фабрианой. Он там. — Мариетта улыбнулась, легонько вздохнув. — Сильный, красивый. — Тут она нахмурилась, и в глазах ее мелькнул страх. — Бандиты пришли грабить. Один брать меня на свою лошадь. — Девушка содрогнулась. — Фабриана, она кричит. Сражение. Кенбрук, он побил их своим мечом. — Мариетта счастливо улыбнулась. — Я спасена.

Это была захватывающая история. Глориана живо представила себе, как все произошло. Вот лавки с разнообразным товаром: яркими тканями, кудахчущими курицами, голубями в клетках. И звон мечей. Нельзя было винить Мариетту за то, что она полюбила своего бесстрашного спасителя. Оказаться на ее месте мечтала бы любая женщина.

Глориана улыбнулась.

— Я рада. Что он спас тебя, я имею в виду. Мариетта поднялась. Одеяло все еще покрывало ее хрупкие плечи.

— Ты добрая, — сказала она. — Теперь я усну, если ты не ненавидишь меня.

Глориана проводила Мариетту до двери.

— Я никогда бы не смогла ненавидеть тебя, — сказала она.