— Господи, Глориана! — воскликнул юноша. — Остановишься ты наконец или нет?

В голубых глазах Эдварда она прочла нечто большее, чем одну только досаду по поводу еще одной проигранной скачки. Глориана обуздала свою взмыленную лошадь и пустила ее сначала рысью, а затем шагом.

— Что случилось?

Эдвард пригладил свои густые коричневые волосы и указал ей на холм, возвышающийся перед замком Хэдлей.

— Смотри, — произнес он, кривя губы.

Глориана взглянула и увидела вдали группу всадников, с едва доносившимися сюда криками спускавшуюся с холма на дорогу, ведущую к замку.

— Гости, — сказала она, оборачиваясь к Эдварду. Он слегка прищурился и побледнел так, что на его лице явственнее проступили веснушки.

— Великолепно! Эти люди приехали, чтобы поздравить тебя с твоим блестящим успехом. И, может быть, что-нибудь нам расскажут.

Эдвард привстал на стременах. Седло его коня было довольно старым: прежде чем перейти во владение к Эдварду, оно служило двум его старшим братьям. На летней ярмарке Глориана купила ему новое седло, но припрятала его у себя в комнате. Через два дня, когда Эдвард и еще двое молодых людей будут посвящены в рыцари, она торжественно вручит ему подарок. С восьмилетнего возраста Эдвард упорно трудился, чтобы стать рыцарем, и теперь, спустя восемь лет, его мечта, наконец осуществится. Лучше других, зная, каким трудом он достиг своей цели, Глориана гордилась им.

— Это не просто гости, — помолчав, тихо сказал Эдвард. — Цвета их одежды зеленый и белый. Это люди Кенбрука. А это значит, Глори, что вернулся твой супруг.

У Глорианы дрогнуло сердце: вот уже много лет до нее доходили рассказы о подвигах ее нареченного мужа, трубадуры в своих песнях воспевали его отвагу, галантность, прекрасные манеры, силу и красоту.

Ей стало стыдно за свои спутанные волосы и испачканную помятую одежду. Она много раз представляла себе встречу с бароном Кенбруком, и в своих мечтах она видела себя одетой в безупречно сидящее малахитово-зеленое платье, с венком из позолоченных листьев дуба на голове и в изящных туфельках. Сейчас же ее наряд даже отдаленно не напоминал подобное роскошное облачение. Глориана тихонько вздохнула и, прикрыв от солнца глаза рукой, стала разглядывать приближавшихся к замку всадников.

Дэйн Сент-Грегори ехал позади своей ватаги солдат. Его светлые волосы, признак северной крови, на солнечном свету отливали золотом. От него исходили достоинство, мощь и опасность, что служило лишним подтверждением, ходившим о нем легендам.

Пришпорив лошадь, Глориана на полном скаку въехала сквозь раскрытые ворота в деревню. Эдвард мчался за ней, крича, чтобы она остановилась и подождала его, но Глориана не обращала на его мольбы никакого внимания. Она уже скакала по дороге, ведущей в сад, находящийся за кирпичным домом ее отца.

Теперь дом принадлежал ей — при этой мысли острая боль пронзила ее сердце. Не обращая внимания на просьбы Эдварда остановиться, она свесилась с седла и, дернув задвижку, открыла ворота. Теперь все это принадлежало Глориане. Сайрус — торговец шерстью — и его жена Эдвенна умерли год назад, унесенные лихорадкой. Все их имущество перешло по наследству Глориане.

Она мчалась по узкой дорожке, когда Эдвард наконец поравнялся с ней.

— Черт побери, — выдохнул он, — эти ворота нужно было уже давно опечатать. Что будет, если наши враги узнают про этот вход?

— Они воспользуются им, — зловеще произнесла Глориана, — и порубят нас всех на куски! — И она понеслась дальше, оставив Эдварда закрывать ворота. Промелькнул буйно разросшийся сад, где ребенком она так любила играть со своей приемной матерью Эдвенной, и через мгновение Глориана уже скакала по деревне. Она достигла подъемного моста одновременно с первыми солдатами Кенбрука. Те, оставив своих лошадей во дворе гостиницы, заходили в кабак, где, по их разумению, можно было достать хорошего вина или эля.

— Распустил своих солдат! — проворчал Эдвард, едва поспевая за Глорианой. — Вот он каков, твой Дэйн!

Но та, думая только о ванне и чистой одежде, пропустила его замечание мимо ушей и промчалась мимо ухмыляющихся всадников во внутренний двор замка. Наконец-то, наконец-то Кенбрук дома! Глориана, которой исполнилось двадцать, начала уже втайне беспокоиться, что не сможет забеременеть, когда ее муж вернется домой из своих странствий, так как будет слишком стара для этого. По ночам Глориану мучили кошмары, в которых она видела себя сморщенной, покрытой бородавками безобразной старухой, когда Дэйн Сент-Грегори вернется в Англию, чтобы назвать ее своей женой.

Сердце Глорианы бешено стучало, ее охватила паника и вместе с тем какое-то радостное возбуждение. Влетев во двор замка, она спрыгнула с лошади и быстрее ветра понеслась внутрь. Она пробежала по большой зале, чуть не сбивая с ног слуг, подметающих и моющих каменный пол, затем по широкому коридору, ведущему в ее роскошные покои, некогда принадлежавшие леди Элейне.

По дороге она едва не столкнулась с Гаретом, ее старшим сводным братом и хозяином замка Хэдлей, чьи покои находились неподалеку от ее комнат. Он рассмеялся и остановил ее, обхватив руками за плечи.

— Ты бежишь так, будто за тобою гонится сам дьявол! — поддразнил он.

— Дэйн вернулся! — выдохнула Глориана. В это время Эдвард ворвался в большую залу. Послышался какой-то грохот, и затем незлобивое ворчание служанки по поводу перевернутой лохани с водой. — В таком виде я не могу показаться на глаза лорду Кенбруку!

Голубые глаза Гарета радостно блеснули. Он немного напоминал Дэйна, хотя был старше его почти на двадцать лет, не так высок и не так широк в плечах, а его густые волосы были темнее, чем у брата.

— Так, значит, Дэйн наконец вернулся? Отличные новости. После стольких лет он наверняка захочет взглянуть на свою нареченную. И мне кажется, он не будет разочарован, увидев вместо баронессы маленькую лесную нимфу.

Глориана вывернулась из рук Гарета и, бросив на ходу извинение, устремилась в свои покои, где стала лихорадочно приводить себя в порядок.

Во дворе замка Хэдлей Дэйн, спешившись, помогал Мариетте сойти с лошади. Он обхватил ее тонкую талию своими сильными руками. Она была легче перышка и такая миниатюрная, что это беспокоило Дэйна. Даже крупные женщины умирали при родах — леди Хэдлей умерла, когда на свет появился Эдвард. Что же говорить о таком хрупком создании, каким была Мариетта? Ведь все дети в роду Сент-Грегори, рождались очень крупными.

На какое-то короткое мгновение, словно тучка заслонила солнечный свет.

Дэйн по-французски обратился к Фабриане, не отрывая глаз от лица Мариетты. У нее была бледная кожа и правильные тонкие черты, говорившие о благородном происхождении.

— Проводи госпожу внутрь, — приказал он. — И отдай соответствующие распоряжения слугам.

Красивое имя служанки совсем не соответствовало ее внешности: несимпатичное, даже отталкивающее лицо с бесцветными глазами, начисто лишенными ресниц, торчащие зубы и волосы мышиного цвета. Однако Фабриана была услужлива, терпелива и послушна.

— Да, милорд, — ответила она, слегка поклонившись. Мариетта оперлась на ее руку, и они стали медленно подниматься по каменным ступеням, ведущим на галерею.

Шагая по двору, Дэйн задумчиво глядел вслед Мариетте, пока ты не скрылась из виду.

Максин, сидя на своей коренастой лошадке, подъехал к Дэйну, чтобы взять у него поводья.

— Не завидую тебе, друг мой, — прервал он мысли Кенбрука. — Отказаться от жены ради любви другой женщины — у тебя будут неприятности.

Дэйн хмуро взглянул на Максина, единственного человека на Свете, кому он мог доверить своего темпераментного скакуна.

— Скажи мне, — спросил Дэйн — чем такой урод, как ты, может привлекать прекрасный пол?

Максин улыбнулся в ответ.

— Опыт, — коротко ответил он, поворачивая свою лошадь во внутренний двор, где находились стойла. — Я прослежу, чтобы твоего коня накормили и вычистили. А если тебе понадобится сочувствие или мазь от царапин и укусов, ты сможешь найти меня в таверне.