Глориана откинулась на подушку, не пытаясь утереть или сдержать рвущиеся наружу слезы. Сквозь отчаяние забрезжил лучик надежды. Может быть, это был не сон? Может быть, она действительно была рядом с Дэйном всего лишь несколько бесценных мгновений?

Дэйн дрожал, лежа в постели. Комната была погружена во мрак: лампа, которую он оставил на столе, дрожала. Он видел ее, видел Глориану. Она коснулась его губ коротким нежным поцелуем. Ее огромные печальные глаза светились любовью, когда она смотрела на него.

Сон? Нет! Дэйн не сомневался, что это было на самом деле. Каким-то образом на кратчайшее мгновение Глориане удалось прорваться сквозь барьер времени, разделяющий их. Дэйн вновь переживал потерю любимой женщины, но в его душе зародилась надежда. С Божьей помощью Глориана вернется к нему.

Дэйн поднялся, подошел к окну и стал задумчиво смотреть на темное озеро, в котором отражалась луна. Если бы Глориана потерялась или была похищена, он бы знал, что делать. Он нашел бы ее, даже если бы пришлось обойти весь свет, и вернул бы домой. Но перед непонятной силой, вырвавшей у него Глориану, он бессилен. Она перенеслась в далекий неведомый мир, и Дэйн не знал, как попасть туда.

После бессонной ночи Глориана поднялась вся разбитая. У нее раскалывалась голова, а под глазами лежали тени. Она умылась холодной водой, почистила зубы и причесалась, а потом натянула на себя слаксы, свитер и мокасины.

Джанет была на кухне и пила чай с тостами, когда Глориана присоединилась к ней.

— Бог мой! — воскликнула Джанет, вскочив со стула и подбежав к Глориане. — Ты выглядишь так, будто проплакала всю ночь. Ты не заболела? Может, мне позвонить Лину?

Глориана отрицательно покачала головой и попыталась улыбнуться: ей не хотелось волновать добрую женщину.

— Нет, — быстро ответила она. — Пожалуйста, не надо беспокоить его. Просто я… скучаю по одному человеку.

Джанет жестом пригласила Глориану сесть за стол, и та покорно заняла предложенное ей Место. Сестра Кирквуда налила ей чашку горячего чая и добавила в него сахара и молока.

— Несчастная любовь? — осторожно спросила Джанет, садясь на стул, и принялась намазывать тост джемом.

Глориана кивнула и заставила себя сделать глоток чаю. Она должна есть, чтобы сохранить свои силы и силы ребенка, которого носила под сердцем.

— Я не могу объяснить, по крайней мере, сейчас.

Джанет махнула рукой, — Не надо, — сказала она. Нахмурившись, она склонила голову набок и внимательно посмотрела на Глориану. — У тебя такие красивые волосы, — проговорила она, — но их, должно быть, чертовски трудно мыть и расчесывать.

Глориана была рада перемене разговора. Смотря телевизор в доме Лина и разглядывая прохожих на улице, в магазинах и пабах, она заметила, что современные женщины носили короткие стрижки. Знатные женщины тринадцатого века никогда не стригли волос, но распускали их только в спальне, появляясь на людях только с покрытой головой.

— Смена прически мне бы не помешала, — призналась Глориана. Она не без оснований подозревала, что Дэйн не одобрил бы ее затеи, сказал бы, что она стала похожа на мальчишку. Глориана любила и уважала своего мужа, но решила поступить по-своему.

— Здесь через дорогу есть парикмахерский салон, — сообщила Джанет. — Я позвоню и запишу тебя на сегодня. Закроешь магазин и повесишь табличку: «Скоро вернусь».

Глориана улыбнулась. Обрезать волосы — это, конечно, очень смелый поступок для средневековой женщины, но чем дольше она об этом думала, тем больше ей нравилась эта идея.

Позавтракав, Джанет еще раз бегло напомнила Глориане ее основные обязанности, подхватила свой саквояж и выбежала из магазина, оставив все свое хозяйство на попечение Глорианы. Сначала той было очень страшно, но за все утро к ней не заглянул ни один посетитель, и она постепенно начала привыкать к своему новому положению.

В полдень она поднялась наверх и сделала себе сандвич — этому ее научила Марж, — а потом вернулась в магазин. Покупатели не появлялись, телефон не звонил, и Глориана принялась разглядывать книги. Некоторые тома были очень красивыми — толстые, в кожаных переплетах, с пергаментными страницами, исписанными каллиграфическим почерком и замечательными иллюстрациями. Глориана забыла обо всем на свете, перелистывая их.

В три часа — после долгих мучений Глориана усвоила, как ориентироваться по циферблату, но больше доверяла бою, — так вот, в три часа она взяла деньги, которые оставила ей Джанет, накинула куртку, закрыла магазин и пошла в парикмахерский салон под названием «Стрижка и завивка».

Уже само по себе посещение современной цирюльни было для нее настоящим событием. Когда два часа спустя Глориана вернулась, волосы едва доставали ей до плеч. После этой перемены она чувствовала себя посвежевшей.

Остановившись на мгновение возле витрины, чтобы еще раз полюбоваться своим отражением, она открыла дверь и поспешила зайти внутрь, чтобы спрятаться от резкого пронизывающего ветра.

Полседьмого вечера в квартире Джанет раздался звонок. Это ожил телефон, и Глориана от неожиданности едва не расплескала чай. Вообще-то она даже гордилась тем, с какой легкостью приспособилась к новой жизни, но, несмотря яа все ее успехи, были такие вещи, к которым она никак не могла привыкнуть. Среди них был, конечно, и телефон — этот громогласный аппарат.

— Глориана? — раздался в трубке знакомый голос. — Это Лин. Как у тебя дела? Справляешься одна, ведь Джанет уже уехала на юг Франции?

Глориана улыбнулась. Непривычно короткие волосы щекотали ей плечи, когда она кивала головой.

— У меня все в порядке, спасибо, — ответила она. — Правда, мне немного одиноко.

— Ну что ж, этому я смогу помочь, — сказал Лин. — Я еще позвоню тебе вечером и заеду навестить. Я хочу познакомить тебя с одним своим другом, ему прямо не терпится познакомиться с тобой.

Глориана задумалась.

— Буду рада, — произнесла она наконец. — Здесь стало так тихо, с тех пор как уехала Джанет. — Она замолчала, слегка нахмурившись. За окном начало темнеть, и это напомнило Глориане о том, что близится время ужина. — Мне приготовить что-нибудь поесть?

— Не вздумай даже, — быстро возразил Лин на ее просьбу, сопроводив свои слова добродушным смехом. — По пути я заеду в твой любимый паб и прихвачу рыбу с жареной картошкой, которые ты так любишь.

Глориана обрадовалась перспективе визита Лина и его друга. Компания ей бы вовсе не помешала, да и поесть чего-то более существенного, чем чай с сандвичами, тоже было необходимо. Она умела управлять лошадью, свободно обращалась с луком и стрелами, читала по-гречески и по-латыни, делала в голове сложнейшие вычисления, но кулинария была ее слабым местом.

— Хорошо, — отозвалась она, почувствовав невольное облегчение.

Примерно через полчаса прибыл Лин. В руках он держал промасленные бумажные пакеты, содержимое которых источало аппетитнейший аромат. К этому времени Глориана уже успела развести огонь в камине и включила свет. Вместе с Кирквудом приехал мужчина постарше. У него были седые волосы и очень приятное лицо с серо-стальными пронзительными глазами. На нем был дорогой костюм, а под мышкой мужчина держал толстую кожаную папку.

Лин по-дружески чмокнул Глориану в щеку и повесил свое твидовое, элегантного покроя пальто на вешалку в прихожей.

— Глориана, — сказал он, — познакомься с моим другом Артуром Стайнбетом. Он профессор американского университета.

Глориана робко кивнула в ответ и слегка улыбнулась. Профессор не вызвал в ней страха. Это было какое-то другое чувство — будто его пытливые глаза смотрели ей прямо в душу. Пока спутник Лина внимательно разглядывал Глориану, она гадала, все ли поведал Кирквуд своему другу.

— Проходите, пожалуйста, — проговорила она. Именно эту фразу она слышала много раз по телевизору и поняла, что здесь было принято говорить именно так, принимая посетителей.

Профессор Стайнбет улыбнулся ей.