Выстрел взметнулся к укутанному на зиму небу и в следующее мгновение, вернувшись в тайгу, рассыпался по верхушкам деревьев.

Упрятанные в жесткую щетину, узкие глаза кабана расширились, клыки острее потянулись вверх, приподняв черную губу над черными зубами, худое тело подобралось, прогоняя крупную судорогу от холки к хвосту. Однако кабан не упал, а, развернувшись на длинных мослатых ногах, стремительно метнул бурое тело под опущенную к земле хвою пихты.

Он бежал, оставляя следы крови на мшистых валунах, изогнутых корневищах, на голой земле, отвердевшей в ожидании первого снега. Временами кабан останавливался, стараясь лизнуть ссадину от дурной, ослабевшей на излете пули, но, не дотянувшись до раны, продолжал бег сквозь чащобу, напролом, не выбирая удобных проходов. Почувствовав, что опасность миновала, он ослабил напор и, смирившись с болью, опустил морду к земле, вынюхивая запах еды.

Старший из отряда изыскателей прошагал по тайге с километр от одного следа крови до другого, пока не понял, что кабан еще достаточно крепок, и с огорчением оставил свою затею: то ли сам устал, то ли побоялся заблудиться, не найти своих товарищей. Закон тайги прост –  каким путем вошел, тем и выходи.

Старший вернулся к палатке, испытывая в душе смущение. Его товарищи – а их было двое – верили в Старшего не только потому, что тот бывалый изыскатель, участник многих экспедиций, что по трассам, которыми он хаживал, давно снуют поезда, просто они верили в Старшего, верили в его точный глаз и твердую руку, верили, что он не промахнется, но Старший – промахнулся. Неудачный выстрел, казалось, отсек прошлые заботы людей от предстоящих дел. Две недели, как они шли по главному ходу, вдоль долины реки, довольные результатом, но вдруг рельеф резко изменился. Выползли косогоры, сыпучие овраги, коренные породы ушли на глубину – разве поднимется рука предлагать такое под проектирование железной дороги! Надо искать обходной вариант. А тут еще кончались продукты, да и одежда не в лучшем состоянии…

Они давно должны были выйти к Большому каньону, как обозначалось на карте. Там расположился базовый пункт изыскателей трассы. Но каньона все не было…

–  Чертов кабан. И как я промахнулся?! – проговорил Старший.

Спутники молчали.

Потом, после длинной паузы, Младший произнес:

–  Бывает. Рука ослабла.

Старший был ему признателен за сочувствие, но молчал, не показывая вида, что расслышал.

Дневальным сегодня был Самый младший – студент-топограф из Иркутска по прозвищу Карабин. Прозвищем этим он был обязан наивному удивлению, когда узнал, что ему в экспедицию ружья не дадут… Карабин разжег костер. Смолистый аромат горящей пихты сгустил терпкий запах тайги. Каша из пшена, заправленная черемшой, медленно стыла в чумазом котелке. Ели молча. Хотелось скорее лечь спать.

–  Ну, примемся за дело! – как всегда после ужина, проговорил Старший. Предстояло сверить отметки между нивелирами, проложить профиль пройденного участка. Костер догорал, из щелей выкручивались серые барашки дыма. Вечер сегодня выпал теплый. Но туман утром уходил вверх, да и эхо в тайге звучало резче – верный признак близкого снега. Если днями они не выйдут к Большому каньону, положение окажется критическим.

Стояла середина октября сорок третьего года. Где-то за тысячи километров отсюда шел восемьсот тридцатый день войны. Они не знали, чем закончится эта война, враг стоял под Москвой, под Ленинградом. Но они верили в победу и занимались своим делом…

Пройдет более сорока лет. Дети, рожденные в те годы, будут иметь своих детей, а кто и внуков. По трассе, которую они отбивали у тайги, побегут поезда, вливаясь в общую сеть дорог огромной страны… И среди них будет следовать очередным рейсом тот самый Поезд. Внешне его ничем не отличить от таких же работяг. Может, только более запыленный, что ли, ведь это обычный пассажирский поезд, не фирменный и даже не скорый – обычный «пассажир», в схеме которого еще сохранили почтово-багажный вагон…