Пересчитав каблучками бетонные ступени, Скалли спустилась по лестнице в полуподвал. Типичное помещение для краткосрочной аренды: владельцы старых зданий на территории университета всегда сдавали незанятую площадь на время политических кампаний группам активистов или налоговым организациям в конце финансового года.

Подходя к дому, Скалли заметила на фасаде выцветший от времени знак гражданской обороны — желтый круг с трехлопастным символом радиации — значит, в подвале находится бомбоубежище на случай ядерного удара. «Ирония судьбы!» — усмехнулась Скалли, глядя на знакомый знак. В студенческие годы ей не раз доводилось бывать в подобных бомбоубежищах.

Толкнув тяжелую дверь, она вошла в штаб-квартиру общества «Нет ядерному безумию!», и ей показалось, что время пошло вспять. Она вдруг вспомнила себя юной и преисполненной желания изменить мир.

Уже на первом курсе Скалли отлично училась, прилежно изучая свою любимую физику. Она прекрасно понимала, во что обходится родителям ее обучение в престижном университете — на это уходила львиная доля зарплаты отца.

Но ее не могла не захватить новизна суматошной университетской жизни, резко отличавшейся от привычного размеренного уклада семьи морского офицера, и она всерьез увлеклась общественной деятельностью. Читала брошюры, слушала допоздна разговоры сокурсников, и чем больше она узнавала, тем меньше ей нравилась окружающая действительность. Свято веря в то, о чем прочла и услышала, Скалли ночами ворочалась без сна в общежитии, все думая о том, может ли она изменить хоть что-нибудь в этой неустроенной жизни. Как-то раз она чуть было не приняла участие в демонстрации протеста перед комплексом Центра ядерных исследований Тэллера, но в последний момент передумала: даже в юном возрасте Скалли отличалась практицизмом.

Тем не менее все это занимало ее настолько, что она не единожды обсуждала — нет, чего греха таить — спорила с отцом, консервативным морским капитаном, служившим тогда неподалеку, на авиационной базе ВМС в Аламеде. Именно на этой почве она впервые серьезно поссорилась с ним, еще задолго до того, как решила пойти работать в ФБР, чего родители тоже не одобрили.

Скалли очень любила отца, и теперь, когда его не стало (он умер совсем недавно, сразу после рождественских каникул), ей страшно его хватало.

В Беркли Скалли проучилась всего год: отца перевели на новое место службы, и она поступила в университет в штате Мэриленд. К тому времени с отцом она помирилась: он понял, что увлечение дочери политикой не более чем временное заблуждение, ошибка молодости.

Стоя на пороге штаб-квартиры общества «Нет ядерному безумию!», Скалли почувствовала, что старые раны опять напомнили о себе. Хорошо, что на этот раз она здесь по служебным делам. Ей надо разгадать тайну смерти доктора Грэгори, и сюда ведет одна из ниточек.

Когда Скалли вошла в тесную приемную, молодая женщина за столом улыбнулась, но, заметив ее официальный костюм, подозрительно прищурилась. У Скалли возникло нехорошее предчувствие.

Секретарша, мулатка лет двадцати, была и хитоне с диким геометрическим рисунком (национальный костюм суахили, решила Скалли). Ее пышные волосы, сплетенные в косички с бусинками, были заверчены в немыслимую прическу, на шее металлический ошейник-ожерелье.

На столе красовалась вычурная табличка с именем секретарши — Бекка Тори (наверное, для придания ей веса в глазах активистов-общественников). Рядом с табличкой — телефонный справочник, телефон, старая пишущая машинка и оттиски листовок.

Достав удостоверение, Скалли представилась:

— Специальный агент ФБР Дана Скалли. Мне бы хотелось поговорить с миз Мириел Брэмен.

Брови Бекки Торн поползли вверх.

— Я… я посмотрю, на месте ли она, — настороженно-сухо ответила секретарша, и у Скалли промелькнула мысль, что она зря сюда приехала.

Создавалось впечатление, что Бекка Торн не могла решить, лгать ей или сказать правду. Наконец она поднялась и, шурша ярким нарядом, пошла в заднее помещение, откуда доносился надсадный гул копировальной машины, «шлепающей» листовки.

Пока ее не было, Скалли изучала плакаты и расклеенные по стенам увеличенные фотографии — надо думать, это и был обещанный на вывеске Музей ядерных ужасов.

Прямо под потолком висел распечатанный на матричном принтере лозунг: У НАС УЖЕ БЫЛА ЯДЕРНАЯ ВОЙНА. НАШ ДОЛГ — НЕ ДОПУСТИТЬ ВТОРОЙ! Шлакобетонные стены украшали многократно увеличенные, с крупным зерном фотографии зловещих ядерных грибов, напомнившие Скалли холл дома доктора Грэгори. Правда, здесь фотографии висели, как трофеи, на почетных местах. Как обвинительный акт.

На одном из плакатов приводился перечень известных международных испытаний ядерного оружия и выброс радиации в результате каждого наземного взрыва. А рядом график роста раковых заболеваний в США, вызванных остаточной радиацией, в частности, загрязнением травы, идущей на корм молочным коровам, стронцием-90. Такое молоко пьют дети за завтраком. И столбики гистограммы из года в год становятся все выше, цифры все страшнее и страшнее.

Еще на одном плакате перечислялись уничтоженные тихоокеанские острова, а на фотографиях американские солдаты изгоняют несчастных туземцев из их островного рая, чтобы провести ядерные испытания на острове Бикини и атолле Эниветок.

В свое время на эвакуацию местного населения потратили безумные деньги. А потом жители острова Бикини годами просили разрешения у Соединенных Штатов и ООН вернуться к себе на родину. И они туда вернулись. Но только после того, как США потратили бешеные суммы на очистку коралловых рифов, пляжей и джунглей от остаточной радиации.

Вспомнив про фотографии в доме доктора Грэгори и спутниковые снимки и метеопрогнозы в его лаборатории, Скалли принялась рассматривать этот экспонат с нарастающим интересом.

В 1971 году объявили, что атолл Бикини полностью очищен, и местным жителям разрешили туда вернуться. Но в 1977 году пробы повторили, и выяснилось, что на атолле опасный уровень радиации, и население пришлось эвакуировать снова. А жители атолла Эниветок, где длительное время проводились испытания водородной бомбы, едва успели вернуться в свои дома в 1976 году, как стало известно, что радиоактивные отходы, захороненные на островах, еще тысячи лет будут представлять угрозу жизни. В начале восьмидесятых опубликовали статистические данные, согласно которым даже у жителей островов, удаленных от места ядерных испытаний на сто двадцать километров, высокий процент опухолевых заболеваний щитовидной железы.

Покачав головой, Скалли перешла к самому страшному, центральному стенду музея — галерее фотографий обгорелых останков жертв Хиросимы и Нагасаки, разрушенных атомным взрывом полвека назад. Некоторые трупы сгорели дотла: от них остались лишь тени черного пепла, навечно впечатанные в стены уцелевших домов. Но еще ужаснее трупов фотографии тех, кому довелось выжить: волдыри ожогов, гнойники ран…

Скалли не могла не заметить, что между трупами на снимках и трупом доктора Грэгори есть несомненное сходство. Что бы это могло значить?

— Агент Скалли? — прервал ее мысли резкий женский голос.

Скалли повернулась: перед ней стояла высокая женщина с короткой темно-русой стриж кой, не слишком украшавшей ее продолговатое остроносое лицо с усталыми серыми глазами Мириел Брэмен нельзя было назвать привлекательной, но, судя по ее взгляду и манере поведения, Бог не обделил ее ни умом, ни характером.

— Ну и что дальше? — не давая Скалли вставить слово, раздраженно спросила она. — Мне' это начинает надоедать. С документами у нас все в порядке, разрешение на проведение акции мы получили, в известность всех заблаговременно поставили. Так в чем же дело? Как случилось, что наше общество удостоилось чести привлечь внимание самого ФБР?

— Я здесь совсем по другому поводу, миз Брэмен. Я расследую обстоятельства смерти доктора Грэгори. Он погиб два дня назад в лаборатории Центра ядерных исследований Тэллера.

С лица Мириел Брэмен упало напряжение, и она вся как-то обмякла.