Добшинский кивнул:

— Одна из причин, по которой мы подписываем с вами контракт, состоит в том, что предыдущее агентство предсказало на этой основе, что с пиратством скоро будет покончено. Этого не случилось.

— Верно. За всем этим стоит по крайней мере один чрезвычайно острый ум, и действия его на удивление точны. — Трубка Черча потухла. Он снова набил ее табаком и продолжил: — Видите ли, до сих пор было точно установлено, что мы имеем дело с пиратством. Но часто к тому времени, как груз появлялся на рынке, следы терялись, хотя оставалось достаточно фактов, чтобы можно было додумать остальное.

Итак, каждый на Земле, кто покупал эти вещи, приобретал ворованные товары. Вы можете говорить о землянах все, что вам нравится, но хотя среди них есть и воры, моральные устои среднего землянина гораздо выше, чем ваши, мои или соседа по улице. Землянин очень чувствителен к тому, к чему мы относимся как к само собой разумеющемуся. Это, конечно, одна из причин, по которой ушли наши предки. Но, во всяком случае, укрывательство ворованного марсианского имущества не могло бы продолжаться до бесконечности. Это неизбежно должно было всплыть и вызвать слишком большой общественный резонанс. Но ведь астериты заявляют, что они лишь берут вознаграждение за спасение судов, потерпевших катастрофу. И все с этим соглашаются.

— Угу! — Добшинский энергично кивнул. — В последнее время метеориты стали намного чаще попадать в корабли. Мы проанализировали несколько случаев, взвесили отдельные части кораблей и обнаружили следы материала, к которому явно приложил руки человек. Они были специально изготовлены, эти камни! Как же глуп должен быть землянин, принимающий все это на веру?

— Не так уж и глуп, — сказал Черч. — Не забывайте, что в науке он невежда. Пара уважаемых астрономов заявляет, что последнюю аварию могли вызвать обломки огромной кометы, которая вошла в Солнечную систему миллион лет назад, или что-нибудь в этом роде. Химики добавляют, что органические вещества вполне могут присутствовать в космических предметах, угольные хондриты например, а ваши находки лишь подтверждают древнее предположение о том, что в созвездиях допланетного происхождения формировались комплексные молекулы.

Да-да, у обычного гражданина еще могут, конечно, возникнуть некоторые подозрения, но он воспитан в вере властям. Кроме того, он не способен оспорить ни один из столь уверенно приводимых аргументов. Весьма возможно, в его любимой религиозной программе говорят о том, что Бог наказывает своевольных марсиан. И чтобы укрепить его уверенность, часть из того, что мы вынуждены платить, тратится на его благо. Вот и не остается ничего, что могло бы дольше тревожить гладкое существование его лицемерного организма.

Это — одна из причин, по которой я верю, что за этой несчастной системой стоит могущественный разум.

— Но как долго может это продолжаться? — поинтересовался Добшинский.

— Вы сказали, что последний способ неуклюж и дорогостоящ.

— Да — для отдельного Шефа. Для каждого, кто получает богатый куш, а потом не получает ничего. Но если бы они некоторым образом поделили расходы… и если бы земное правительство добавило к этому субсидии, возможно, только в форме баснословно высоких цен на товары со «спасенных» кораблей… дальше понятно?

— Кажется, да, — кивнул Добшинский и глубоко затянулся сигаретой.

— Я полагаю, вы могли бы кое-что попробовать. Скажем, отказаться от эклиптических орбит для ваших кораблей, — предложил Черч.

— На некоторое время, возможно, — сказал Добшинский. — В длинных переходах — нет. Слишком дорого. Оказавшись между необходимостью посылать наши корабли через Пояс с высокой мощностью и необходимостью использовать орбиты Хофманна для более прибыльной торговли с Землей, да еще теряя несколько судов в год, мы можем быстро вылететь в трубу.

Черч вздохнул: он ожидал этого, хотя бы потому, что столь очевидная уловка еще не использовалась.

Он посмотрел вдаль. Фруктовые сады, гордые и зеленые, стояли на кромке пустыни. Песчаная буря двигалась вдоль горизонта, подобно какому-то огромному хищному животному, темно-коричневому на фоне неба. «Да, — подумал он, — и бесплодные земли тоже прекрасны. Здесь, на Марсе, мы построили нечто чрезвычайно ценное. Человек, когда он хочет, может быть свободным не только от закона; он может достичь бесконечной свободы, просто живя в одиночестве среди дикости. Мои деды дали мне это. И я не должен допустить, чтобы эта возможность ушла из рук моих еще не родившихся внуков».

Он кивнул сам себе, глядя прямо на Добшинского, и сказал:

— Проблема, стоящая перед нами, я думаю, заключается в том, чтобы поймать того, кто стоит за спинами Шефов, или договориться с ним. У меня есть кое-какие наметки, с чего начинать разматывать этот клубок. Но прежде всего нам необходимо найти этого человека.

— В биллионах кубических миль космоса? — усмехнулся его собеседник.

— Начало положено. Те двойные агенты на Марсе.

— Кто они? — Добшинский пошевелился в своем кресле. — Конечно, и это нетрудно угадать. По крайней мере один из людей, которые программируют автопилоты, должен быть виновным. Но их там добрых три дюжины.

— Что вы сделали, кроме того, что бросали жребий?

— Что еще мы могли сделать? Это же не Земля, как вам известно! О, наши агенты следили за ними некоторое время. Но ничего подозрительного не обнаружили. В конце концов мы подумали, что человек не мог лгать до бесконечности и решил прекратить свою деятельность. Если б мы его поймали, мы бы вытащили зуб.

— Я не уверен, что его зуб все еще не на месте, — отозвался Черч. — Собственно, на основе того, что последние способы пиратства оплачиваются, я подозреваю, что ему все же удалось от нас ускользнуть, и собираюсь попытаться обнаружить его.

Когда-то давным-давно, до того, как человек ступил на Марс, двойные близнецы были предметом многих романтических устремлений. Возможно, остатки этой тоски и стали причиной позднейших попыток извлечь из нее какую-то пользу. Правда, с Земли их едва можно было различить невооруженным глазом, и предложение совладать с альбедо, защитив их алюминиевыми пластинками, никогда не ладило с инженерным делом. Но не один прожектер потерял все, чем он располагал, пока все не уверовали в то, что ни Фобос, ни Деймос не являются ничем иным, как бесполезными каменными глыбами протяженностью в десять миль.

После Независимости марсианский флот собирался установить на одном из них базу. Потом Конституция еще больше ослабила полномочия правительства, защита перешла в руки благотворительных обществ, и лишенные сентиментальности счетные машины показали, что гораздо выгоднее и безопаснее просто оставлять корабли на орбите.

Синдикат развлечений построил на Фобосе шикарную гостиницу и дом веселья. Вид на Марс, гигантский с такого расстояния, был впечатляющим. Но любое подобное заведение на самой планете могло бы достичь того же эффекта с помощью видеостены. Некоторые так и сделали, и не нужно было покупать никаких билетов на корабль, чтобы увидеть это зрелище. Синдикат разорился.

Немалый был шум и тогда, когда несколько университетов, объединившись с научно-исследовательскими институтами, устроили обсерваторию на дальней стороне Деймоса. Внутренняя луна препятствовала распространению бесконечных радиоволн с Марса, солнечный ветер не был настолько сильным, чтобы влиять на приборы, безумные таинственные указания Находящихся За Пределами Понятного можно было получить за полтора часа, и, конечно, зрелище, видимое невооруженным глазом, было великолепным. Некоторое время эта обсерватория весьма привлекала внимание туристов, что помогало оплачивать расходы.

Но прошли годы, и этот интерес поблек. И ранчеру, и воднику, и антрепренеру, и рулевому, и домохозяйке последние новости давали много другой пищи для размышлений. Финансовые дела обсерватории несколько пошатнулись. Правление было радо принять помощь от нескольких богатых учреждений Земли. Земные ученые, в свою очередь, хотели достичь разумного соглашения с персоналом Деймоса. Недавний дипломатический стресс не помешал им. Ученые были выше политики.