Рахиба вскрикнула. Варвар взял в ладони ее лицо. Она расцарапала ему щеку. Он перехватил запястье. Потом поймал и другую руку. Киммериец придавил колдунью коленом к дивану. Хотя она извивалась, как кошка, но была бессильна против медвежьей силы варвара.

— Успокойся, — предупредил он, — иначе мне придется придушить тебя, чтобы ты потеряла сознание. Я могу это сделать, не причинив тебе серьезного вреда, но мне было бы приятнее, если бы не пришлось к этому прибегать.

Прекрасные глаза метали искры ярости. Она вынуждена была подчиниться. Конан сердито кивнул. Поскольку окошечко на двери было закрыто, стражник не слышал ее криков. Он избежал риска, что за ним следили, как — это он приметил — происходило целый день. Конан сообразил, что ведьма не захочет, чтоб следили за ее любовными играми. Она рассчитывала на защиту талисмана в случае, если ее шарм не окажет желаемого воздействия.

И кроме того, колдунья определенно не ожидала такого позора.

Конан крепко держал ее запястья, свободной рукой срывая с ведьмы одежду.

— Не бойся, — успокаивал он ее, — я никогда еще не брал женщину против ее воли. А с тобой-то вообще отбивает всякую охоту. Я только тебя свяжу.

— Ты рехнулся? — прохрипела она.

Он тряхнул гривой черных волос:

— Нет. Я не такой дурак, как ты решила. Вы, люди цивилизованные, воображаете, что если у варваров нет городов и книг, то они глупые животные. Клянусь Кромом, мы больше вашего шевелим мозгами!

— Но… но… я же хорошо думала о тебе, Конан! Даже сейчас еще, хотя ты так со мной обошелся, я стала бы твоей любовницей. — Она произнесла это с молящим взором.

Он встал, поднял ее на ноги и поставил так, что она повернулась к нему спиной. Разорванным шелковым одеянием он связал сзади ее руки.

— Думаю, ты ходишь в одной упряжке с этим парнишкой, Тот-Аписом. И еще я думаю, что ты и есть сладкая Сенуфер, а также пресловутая Этер. Трудно себе представить, чтобы эта тюрьма настолько кишела любвеобильными черноволосыми красавицами, и еще труднее — что Властелин Черного Круга не знает, что ты катишь бочку на него. Без сомнения, он бы уже вычислил тебя. И кроме всего прочего, я не доверяю ни одной ведьме.

— Ты… ты заблуждаешься.

Она заплакала.

— У вас это не называют «крокодиловы слезы»? — спросил Конан невозмутимо. — Ну, предположим, ты невиновна — чему я не могу поверить ни на мгновение, — ты ж сама сказала, что я должен буду провести здесь по меньшей мере один год, прежде чем снова выйду на свободу. Такие дела не по мне. Я еще сегодня ночью вернусь к моей верной подруге или умру по пути к ней. — Варвар положил ведьму на пол и придавил коленом, связывая ей ноги. — Кроме того, ты придаешь такое большое значение миру. Бэлит и ее брат должны отомстить Стигии. А я им помогу.

После того как колдунья лишилась возможности двигаться, Конан несколько секунд рассматривал ее почти обнаженное тело и вздохнул.

— Какое расточительство, — пробормотал он. — Какое искушение хоть разок трахнуть тебя. Но ты ведьма. Нет смысла рисковать, ведь ты какой-нибудь гадостью привяжешь мой дух к себе. И — прощай Бэлит.

Конан наклонился и легко поднял колдунью. — Зови стражника, чтобы он выпустил тебя, — велел киммериец. — Когда я с ним покончу, ты останешься здесь. Утренняя смена тебя подберет.

— Нет, ты… ты неосмотрительная тварь! — фыркнула она.

Конан взглянул на нее угрожающе:

— Если не послушаешься, переломаю все кости. Сквитаемся за Джихана.

Ведьма побледнела:

— Я… я сделаю, что ты говоришь.

Он кивнул и подошел к двери. Легко все-таки взять женщину на испуг. Конан отнюдь не собирался калечить мерзавку. В конце концов, ее вина пока еще мало доказана. Просто все еще кипевшая в нем ярость придала угрозе необходимый вес.

Он ткнул дверное окошечко локтем и поднес к нему лицо Рахибы.

— Смотри разговаривай спокойно! — предупреждающе прошептал он ей в ухо.

Она быстро кивнула и позвала с таким естественным равнодушием, что вполне открылась прирожденная обманщица:

— Солдат, я здесь закончила. Отвори, мне надо идти.

Конан тут же положил ведьму на пол и превратил два последних обрывка ее одеяния в кляп. Рахиба успела мстительно прошипеть:

— Ты сам подписал себе смертный приговор, варвар. Если тебе посчастливится, ты умрешь скоро. Если посчастливится мне, ты будешь ждать смерти много мучительных дней.

Конан не обратил на нее внимания. Он только подумал, что в своей ярости колдунья показала ему истинное лицо. Он выпрямился и взял из ниши канделябр в форме трех змей. Засов отодвинулся, замок лязгнул, дверь широко распахнулась. Стражник отступил на шаг назад и поднял к плечу арбалет.

Благодаря тону Рахибы он был все же не так осторожен, как прежде. Конан выскочил из-за двери и швырнул тяжелый подсвечник. Снаряд долбанул стражника прежде, чем тот смог выстрелить. Арбалет тихо скользнул на пол. А Конан уже бросился на стигийца. Его руки взлетели к горлу стражника и сомкнулись. Он почувствовал, как хрустнули позвонки под жесткими пальцами.

Кровь выступила на губах солдата. Он опустился на пол и забился в конвульсиях.

Киммериец быстро отскочил назад. Туника будет меньше бросаться в глаза, чем одна только набедренная повязка. Он натянул ту, которую снял перед упражнениями, и схватил плащ с капюшоном. Прихватив сандалии, он покинул комнату. Рахиба удостоила его таким ядовитым взглядом, что Конан на миг задумался, не лучше ли просто убить ее. Но нет, такого он не сделает. И он не хотел связываться с талисманом, который он сорвал с нее. Лучше всего было избавиться от этой штуки, но он не знал как и теперь не мог решиться на эксперименты.

Он опоясался оружием стражника. Ключ еще торчал в замке, на кольце висело еще несколько ключей. Конан подхватил его и тихо двинулся по коридору. Он не собирался бросать в беде своих новых друзей.

Фалко испуганно подскочил в кровати. Великан, который, встряхнув, разбудил его, склонился над ним. Сквозь раскрытые двери смутно проникал свет свечей из настенных светильников в коридоре. Свет отражался в глазах Конана, так что они горели, как синие факелы.

— Вставай, мальчик. Мы исчезаем отсюда.

— Но-но-что… — залепетал Фалко.

— Я тебе все расскажу позднее, если мы переживем последующие несколько часов. У нас один убитый часовой на этом этаже, но наверняка появятся еще, прежде чем мы выберемся из крепости.

Фалко шарахнулся от него.

— Нет! — запротестовал он. — Это безумие. Разве вы забыли, что обещала госпожа Сенуфер?

Конан презрительно сплюнул.

— Будет возможность, растолкую я тебе, чего стоят ее посулы. Кстати, можешь смело говорить мне «ты». Сейчас не время для галантерейных манер. Идем же!

Офирец крепко стоял на своем. Он выпрямился, как свеча, и сказал:

— Делай что хочешь. Я желаю тебе всяческих благ, правда, сильно сомневаюсь, что тебе удастся спастись. Я не покину Сенуфер, которую люблю и которой верю!

Конан засверкал глазами:

— Трусливая комнатная шавка! Клятвы, которые ты дал своему королю, для тебя, стало быть, ничего не значат? Ты единственный, кто может открыть ему планы Ментуфера. Никто из нас остальных не сумеет к нему пробиться, и еще меньше нам там поверят. Отлично, оставайся в своей золотой клетке.

Фалко впился ногтями в ладони и так прикусил верхнюю губу, что выступила кровь. Он стремительно вскочил с постели.

— Я очень сожалею, — извинился он слегка дрожащим голосом. — Ты, конечно же, прав насчет моего долга. Я обязан по крайней мере попытаться…

— Уже лучше. Одевайся, быстро.

Фалко натянул сапоги и тунику.

— Ты действительно думаешь, что мы выберемся отсюда? Но как, во имя всего святого?

— Так, как я это сделал, топая сюда — внезапность и быстрота. Я держал глаза открытыми, когда меня сюда вели. А ты нет?

Фалко не ответил. Казалось, он смотрел сквозь своего нового товарища, бормоча с отсутствующим видом: