***

Едва Лоуренс распахнул входную дверь, глазам его открылась сцена веселого пиршества.

Столы были заставлены самыми разнообразными блюдами. Сидящие за столами люди беседовали, распевали песни, безудержно предавались питию.

При мысли, что и он должен был сейчас сидеть и веселиться вместе с Хоро за одним из этих столов, Лоуренс вздохнул, хоть всегда гордился тем, что, как истинный торговец, не знал слова «сожаление».

Но у него еще оставался шанс развернуть все в обратную сторону. Если бы Хоро окончательно решила с ним порвать, она захлопнула бы окно.

С этой уверенностью в сердце Лоуренс ступил на лестницу, ведущую на второй этаж.

Едва он сделал шаг, кто-то позвал его.

- Господин Лоуренс.

Лоуренс, и без того не очень-то спокойный в душе, резко обернулся. Человек, что позвал его, тоже вздрогнул.

Это был владелец постоялого двора. Чуть высунувшись из-за своего прилавка, он непрерывно моргал.

- Прошу прощения. Что случилось? – спросил Лоуренс.

- А, тут такое дело, меня попросили передать тебе это письмо, господин Лоуренс.

При слове «письмо» Лоуренса охватило мрачное предчувствие. Он прокашлялся, чтобы прийти в себя и успокоиться.

Спустившись обратно, он подошел к прилавку и взял письмо из рук владельца заведения.

- Кто передал письмо?

- Твоя спутница, это было только что.

Лицо Лоуренса осталось бесстрастным – достижение, на его взгляд, достойное похвалы.

Излишне говорить, что владелец постоялого двора знал всех, кто у него останавливался, да и всех, кто приходил и уходил, тоже.

После того как Лоуренс ушел в одиночестве, предоставив Хоро самой себе, Амати нанес ей визит; Хоро, после того как приняла Амати у себя в комнате, предпочла не говорить с Лоуренсом прямо, но передать ему что-то письмом.

Странно было бы, если бы владелец заведения при виде столь странных взаимоотношений между своими постояльцами не испытал любопытства.

Однако смотрел он на Лоуренса с таким видом, будто ничего не знал.

Связи между городскими торговцами были очень глубоки.

Лоуренс не сомневался, что если сейчас он не будет держаться с достоинством, всяческие слухи начнут распространяться со скоростью ветра.

- Могу ли я попросить света?

Лоуренс изо всех сил старался, чтобы его голос звучал спокойно. Владелец заведения чуть кивнул и взял с полки позади себя свечу в серебряном подсвечнике.

Обычно Лоуренс не пользовался свечами на животном жиру; он с тревогой подумал, не проявится ли в ярком свете его истинное, обеспокоенное лицо из-под маски хладнокровия.

Про себя он сам над собой смеялся за подобные мысли. Затем, вытащив из-за пояса ножик, он осторожно соскреб восковую печать.

Владелец заведения отодвинулся подальше, всем видом давая понять, что не собирается невежливо подглядывать в письмо, но Лоуренс чувствовал, что время от времени он все же кидает любопытные взгляды в его сторону.

Слегка откашлявшись, Лоуренс развернул обертку письма и начал его изучать.

В письме, помимо обычного листа бумаги, был еще лист пергамента.

Сердце Лоуренса заколотилось; но если он сейчас будет колебаться, это будет значить, что он не доверяет Хоро.

Если вспомнить все возможные варианты – неудивительно будет даже, если в этом письме Хоро предлагает помириться.

Лоуренс медленно раскрыл сложенный лист бумаги, и на стол выпало несколько песчинок.

Он догадался, что песком воспользовались, чтобы быстро высушить чернила; отсюда он сделал вывод, что Хоро закончила это письмо совсем недавно.

Что несло ему это письмо – разрыв или примирение?

Слова письма буквально прыгнули Лоуренсу в глаза.

Двести серебряных монет на руках, пирита примерно на триста серебряных монет на руках. Собственность, которую можно продать…

При виде столь детального описания без всякого введения Лоуренс оторопело поднял голову.

Монеты? Пирит?

Лоуренс ожидал увидеть слова Хоро, услышать через это письмо голос Хоро, но все, что здесь было, – холодные, бездушные фразы.

Все же Лоуренс вновь устремил взор в бумагу. От содержания ее он невольно стиснул зубы.

…пирита примерно на триста серебряных монет на руках. Собственность, которую можно продать, примерно на двести серебряных монет.

Лоуренсу не требовалось ломать голову, чтобы понять: здесь выписано все, чем владеет Амати.

Лоуренс ощутил, как все тело его обмякает – как хлебный каравай, на который брызнули горячей водой.

Хоро пригласила Амати к себе в комнату, чтобы раздобыть сведения о нем из первых уст.

Если так, значит, Хоро сделала это ради Лоуренса.

Это письмо было приглашением к примирению, хоть и окольным.

Губы Лоуренса невольно изогнулись в улыбке, но он даже не пытался ее скрыть.

Кроме описания богатств Амати, в самом конце листа была приписка: «Вышеизложенное записано с моих слов другим человеком».

На свете было немало людей, умеющих читать, но не умеющих писать. Разузнав все, что хотела, Хоро, должно быть, вышла из комнаты, сделав вид, что ей нужно в туалет, и упросила проходившего мимо торговца помочь ей написать это письмо. Почерк Амати Лоуренс видел на договоре и был уверен, что это письмо написал не он.

Тщательно сложив письмо, стоящее для него больше тысячи золотых монет, Лоуренс спрятал его на груди и затем потянулся к листу пергамента.

Может, Хоро с помощью какого-то трюка заставила Амати подписать какой-нибудь нелепый договор, подумал он.

В воображении Лоуренса встала гордая и самодовольная фигура Амати, который только что встретился с Хоро один на один.

«Все-таки Хоро хочетпутешествовать вместе со мной…»

Опьяненный охватившим его чувством превосходства и покоя, Лоуренс не колеблясь развернул пергамент.

Именем Господа нашего…

Почерк был сильный и ровный – вне всяких сомнений, это писала рука Амати.

Лоуренс не без усилий справился с чувством тревоги и продолжил читать.

Взгляд его скользнул по первой строке, затем по второй, по третьей…

А потом…

Ввиду вышеизложенного, двое нижеподписавшихся должны будут стать мужем и женой.

Дочитав эту фразу, Лоуренс почувствовал, как все вокруг него завертелось.

- Э? – пролепетал он. Звук донесся до его же ушей словно откуда-то издалека.

Он крепко зажмурился, но прочитанное все равно стояло у него перед глазами.

Брачный договор.

Брачный договор, в котором под упоминанием Единого бога как свидетеля значились имена торговца Амати и Хоро.

Место, где должна была стоять подпись стража Хоро, оставалось пустым.

Когда страж поставит свою подпись, договор будет скреплен печатью и отнесен в любую городскую церковь, Амати и Хоро смогут обвенчаться.

Имя Хоро было выписано корявыми буквами.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: написавший имя не умел писать, а просто пытался воспроизвести буквы.

В воображении Лоуренса возникла картина: Хоро, наблюдая, как Амати заполняет пергамент словами, неуклюже ставит на договоре свое имя.

Лоуренс снова извлек спрятанное на груди письмо ценой более тысячи золотых монет, развернул и перечитал.

Несомненно, на листе было выписано все, чем владел Амати, – числа выглядели вполне достоверными, Амати вполне мог обладать именно такими суммами.

Однако Хоро спрашивала Амати, сколько стоит его имущество, вовсе не из желания помочь Лоуренсу – она хотела дать ему понять, в каком тяжелом положении он сейчас находится.

Зачем Хоро это делать? Лоуренс почувствовал себя дураком уже потому, что задал себе этот вопрос.

Если взглянуть на брачный договор, ответ становится очевидным.

Амати был лишь в шаге от того, чтобы выполнить договор, и Хоро намеревалась оставить Лоуренса.

Лоуренс с Хоро и сошлись-то случайно.

Амати был юн, безрассуден, прямолинеен и самовлюблен, но при этом успешен. Возможно, Хоро сочла такого Амати подходящим для себя спутником.