Он согласился идти с ним на Сосновую гору. Ему не хотелось, но он уже дважды отказывался и на этот раз не смог отвертеться. Через два часа пути Малвину вступило в голову залезть на высоченную сосну, и, мало того, находясь на высоте пяти метров над землей, он с криком «I’m the Good God!» – он был моряком – стал крутить гимнастические пируэты. Богом живым он не был и поэтому неожиданно рухнул вниз. Сначала Якоб подумал, что он убился, но оказалось – нет, и пришлось тащить его на себе вниз, к людям. Один раз Якоб запнулся и упал, но Малвин этого не заметил. Якоб прислонил его к лестнице крестьянского дома. Хозяев не было. Малвин застонал. Дверь была не заперта. Якоб втащил его внутрь и положил на полу в кухне. А сам отправился искать телефон.

Он согласился идти с ним на Сосновую гору. Ему не хотелось, но он уже дважды отказывался и на этот раз не смог отвертеться. Через два часа пути Малвину вступило в голову залезть на высоченную сосну, и, мало того, находясь на высоте пяти метров над землей, он с криком «I’m the Good God!» – он был моряком – стал крутить гимнастические пируэты. Богом живым он не был и поэтому неожиданно рухнул вниз. Сначала Якоб подумал, что он убился, но оказалось – нет, и пришлось тащить его на себе вниз, к людям. Один раз Якоб запнулся и упал, но Малвин этого не заметил. Якоб прислонил его к лестнице крестьянского дома. Хозяев не было. Малвин застонал. Дверь была не заперта. Якоб втащил его внутрь и положил на полу в кухне. А сам отправился искать телефон.

– Ты уже? – просипел надтреснутый старческий голос. Якоб пошел на звук и очутился в крохотной комнатенке, из груды на кровати выступало ссохшееся женское лицо.

– Где телефон?

Она молчала.

– На полу в кухне умирает человек.

– Иосиф?

– Кто такой Иосиф?

Она не ответила. Малвин застонал и зашелся в крике. Якоб вернулся и подложил ему под голову два полотенца.

– Чего ты забыл на этой сосне? – спросил он.

– Воды, – попросил Малвин.

Якоб достал из буфета чашку.

– Вот. – Он был зол, он не выносил беспомощности. Он вышел на двор и заглянул в хлев.

– Есть тут кто-нибудь?

– Что надо? – отозвался мужчина, наверно, Иосиф.

– Со мной умирающий, он лежит на полу в кухне.

– Откуда он?

– С Сосновой горы, он упал с дерева.

Иосиф вытер руки о штаны, первым вышел из хлева и пошел на кухню.

– Здесь он оставаться не может, – сказал он.

– Ближайший телефон далеко?

– Да. Пока надо перенести его к теще.

Так они и сделали.

– Вы его здесь не оставите? – спросила она.

Иосиф не ответил.

– Я не могу слышать его крики, – сказала она.

– Я пошел за доктором, – сказал Якоб.

– А он тем временем перекинется? Нет уж, я схожу.

– Как хочешь. Но времени в обрез.

Иосиф ушел. Малвин застонал.

– Малвин, ты меня слышишь?

– А что с ним такое? – проскрипела теща.

– Упал с дерева.

– А за чем он туда лазил?

– Малвин, ты меня слышишь?

– Его зовут Малвин?

– Да. Черт, что же нам с ним делать?

– Не ругайся: мне умирать скоро, да и этому тоже.

Якоб чертыхнулся, на этот раз про себя, потому что он не знал, как ему быть, и потому еще, что его выводили из себя завывания Малвина. Черт всех дери, подумал он, не нанимался я это слушать, пойду на воздух. Он вышел и сел на лестнице. День только перевалил за середину. Якоб не сидел на лестнице крестьянского дома с детства, хотя, может, и тогда не сидел – наверняка он не помнил. Лестница укрылась под сенью раскидистого векового дерева, на нем ни листок не шелохнулся, так было тихо. Вселенская неподвижность, за вычетом мух и прочей мошки. Вот она, крестьянская жизнь, подумал он. И тут он все же заметил некоторое шевеление: на самом краю поля, не дальше броска камня, то и дело мелькала рука. Он должен был разведать, кто это. Наверняка жена Иосифа, хотя и ведет себя так, будто здесь никого чужих нет. Ничего себе размеры, ей бы лучше лежать, а не ходить.

– Ты хозяйка здесь?

– Я?

– А кто?

– Нет.

Она разогнулась.

– А ты кто?

– Я жду, когда Иосиф приведет врача. Я здесь с приятелем, он умирает в спальне.

– А что с ним?

– Упал с дерева.

– Ничего не понимаю. А кто тогда Иосиф?

– Ты разве не здешняя?

– Здешняя.

– Значит, я ошибся. Я думал, его зовут Иосиф. Он был в хлеву.

– Это Конрад, сестрин муж.

– А женщина в спальне, которая говорит, что скоро умрет – твоя мать?

– Да. А чего ты так на меня смотришь?

– Ничего. Пойду проверю, как там дела.

Она встала и пошла за ним. Смерть и муки, подумал он, она не из слабонервных.

Он пропустил ее вперед. Малвин стонал и метался, но слов было не разобрать.

– Он тянет из меня жизнь, – сказала теща.

– Мама, потерпи, ты же вечно жалуешься, что все одна да одна.

– Вы только и мечтаете, чтоб я умерла. Я тоже.

– Любишь ты все преувеличивать.

Малвин застонал, захрипел, дернулся и затих.

– Умер, – сказал Якоб.

– Так ужасно.

– Он умер? – спросила теща.

– Смотри, он открыл глаза. Да, он умер. Он лежит и таращится на нас.

– Закройте ему глаза, быстро, нельзя, чтоб он смотрел на вас.

– Предрассудки, – сказал Якоб, закрывая ему глаза.

– Надо помолиться за него, – сказала теща. – Он был хороший человек?

– Мне так кажется, я его мало знал. Он был очень ребячлив и любил розыгрыши. Например, позавчера он высыпал два пакетика перца в зонтик фру Стафф, она чуть не лопнула от чиха, у нее стала такая красная рожа, будто она хорошенько разговелась на Пасху. Но я не думаю, что он поступил так со зла.

Теща сложила руки, закрыла глаза и заговорила:

– Господи, Ты все видишь, Ты видишь и этого мужчину, что лежит здесь. Возьми его в Свое царствие, не по нашему желанию, а по Твоему. Во имя Христа. Аминь.

Якоб вышел и снова сел на лестнице. Ну вот, умер, подумал он. Зачем он полез на это дерево, ведь не мальчишка. Наверняка ему не пошло на пользу, что я пер его вниз, как бы они не повесили вину на меня. Тогда я спрошу их: вы думаете, это было легко? И я волочил его на своем горбу два километра, чтобы уморить?

Старухина дочь вышла и села рядом с ним.

– Отмучился, – сказала она.

– Доктора долго ждать?

– Как получится. У него есть родственники?

– Нет, насколько я знаю. Здесь, по крайней мере. По правде говоря...

– Что?

– Его нужно будет похоронить.

– Конрад идет.

Тот не торопился. Он пылил по дороге, вздымая серые клубы.

– Он умер, – сообщил Якоб.

– Я так и думал. А теща?

– Она говорит, что не вынесет, чтобы он там лежал. Она утверждает, что смерть заразна. Давай перетащим его?

– Я не стану, – сказал Конрад. – Не буду я дотрагиваться до мертвеца: если смерть заразна, значит, заразна. Увидим.

– Тебе бы это понравилось, да?

– Не твое дело.

Он прошел мимо и скрылся в доме.

– Он не то чтобы обожает ее, да?

– Ничего странного, она лежачая, ни на что не годная. Валяется так уже пять лет и проваляется еще пять, самое малое. Она просто-напросто не желает умирать, ни за что. Не так-то это приятно.

Он взглянул на нее:

– Как тебя зовут?

– Роза.

Ой, изумился он, я б ее так не назвал. Очевидно, в день крестин она выглядела иначе. Роза. Так ведь только коров кличут, разве нет?

– Я первый раз слышу такое имя.

– Это все мой отец. Он был помешан на цветах. Мою сестру зовут Ирис. Хочешь посмотреть наш сад?

Следом за ней он обошел вокруг дома и колодца. Цветов почти не было видно среди сорняков.

– А чего ты так на меня смотришь? – спросила она.

– Ничего.

– Нет, скажи.

Роза, подумал он. Вот роза расцвела. All right!

– Из-за тебя я позабыл товарища.

– Роза! – крикнул Конрад.