Эрнест Хемингуэй

Там, где светло и чисто

Был поздний час, и никого не осталось в кафе, кроме одного старика - он сидел в тени дерева, которую отбрасывала листва, освещенная электрическим светом. В дневное время на улице было пыльно, но к ночи роса прибивала пыль, и старику нравилось сидеть допоздна, потому что он был глух, а по ночам было тихо, и он это ясно чувствовал. Оба официанта в кафе знали, что старик подвыпил, и хоть он и хороший гость, но если он слишком много выпьет, то уйдет, не заплатив; потому они и следили за ним.

- На прошлой недели он пытался покончить с собой, - сказал один.

- Почему?

- Впал в отчаяние.

- От чего?

- Ни от чего.

- А откуда ты знаешь, что ни от чего?

- У него же уйма денег.

Оба официанта сидели за столиком у стены возле самой двери и смотрели на террасу, где все столики были пусты, кроме одного, за которым сидел старик в тени дерева, листья которого слегка покачивались на ветру. Солдат и девушка прошли по улице. Свет уличного фонаря блеснул на медных цифрах у него на воротнике. Девушка шла с непокрытой головой и спешила, чтобы не отстать.

- Патруль заберет его, - сказал официант.

- Какая ему разница, он своего добился.

- Ему бы сейчас лучше с этой улицы уйти. Прямо на патруль наскочит. И пяти минут нет, как прошли.

Старик, что сидел в тени, постучал рюмкой о блюдце. Официант помоложе вышел к нему.

- Вам чего?

Старик посмотрел на него.

- Еще бренди, - сказал он.

- Вы будете пьяны, - сказал официант. Старик смотрел на него. Официант ушел.

- Всю ночь просидит, - сказал он другому. - Я совсем не сплю. Раньше трех никогда не ляжешь. Лучше бы помер на прошлой неделе.

Официант взял со стойки бутылку бренди и чистый стакан и направился к столику, где сидел старик. Н поставил стакан и налил его до краев.

- Ну, что бы вам помереть на прошлой неделе, - сказал он глухому. Старик пошевелил пальцем.

- Добавьте еще, - сказал он.

Официант долил в рюмку еще столько, что бренди потек через край, по стакану, прямо в самый верхний из тех, что скопились перед стариком.

- Благодарю, - сказал старик.

Официант унес бутылку обратно в кафе и снова сел за столик у двери.

- Он уже пьян, - сказал он.

- Он каждую ночь пьян.

- Зачем ему было на себя руки накладывать?

- Откуда я знаю.

- А как он это сделал?

- Повесился на веревке.

- Кто ж его из петли вынул?

- Племянница.

- И зачем же это она?

- За его душу испугалась.

- А сколько у него денег?

- Уйма.

- Ему, должно быть, лет восемьдесят.

- Я бы меньше не дал.

- Шел бы он домой. Раньше трех никогда не ляжешь. Разве это дело?

- Нравится ему, вот и сидит.

- Скучно ему одному. А я не один - меня жена в постели ждет.

- И у него когда-то жена была.

- Теперь ему жена и к чему.

- Ну, не скажи. С женой ему, может быть, лучше было бы.

- За ним племянница ходит.

- Знаю. Ты ведь сказал - это она его из петли.

- Не хотел бы я дожить до его лет. Противные эти старики.

- Не всегда. Он старик аккуратный. Пьет, ни капли не прольет. Даже сейчас, когда пьяный. Посмотри.

- Не хочу и смотреть на него. Скорей бы домой шел. Никакого ему дела нет до тех, кому работать приходится.

Старик перевел взгляд с рюмки на другую сторону площадки, потом - на официантов.

- Еще бренди, - сказал он, показывая на рюмку. Тот официант, который спешил домой, вышел к нему.

- Конец, - сказал он так, как говорят люди неумные с пьяными или иностранцами. - На сегодня ни одной больше. Закрываемся.

- Еще одну, - сказал старик.

- Нет, кончено.

Официант вытер край столика полотенцем и покачал головой.

Старик встал, не спеша сосчитал стаканы. Вынул из кармана кожаный кошелек и заплатил за коньяк, оставив полпесеты на чай.

Официант смотрел ему вслед. Старик был очень сгорблен, шел неуверенно. Но с достоинством.

- Почему ты не дал ему еще посидеть или выпить? - спросил официант, тот, что не спешил домой. Они стали закрывать ставни. - Ведь еще и половины третьего нет.

- Я хочу домой, спать.

- Ну, что значит один час.

- Для меня - больше, чем для него.

- Час для всех - час.

- Ты и сам, как старик, рассуждаешь. Может, купишь себе бутылку и выпьешь дома.

- Это совсем другое дела.

- Да, это верно, - согласился женатый. Он не хотел быть несправедливый. Просто он очень спешил.

- А ты? Не боишься прийти домой раньше обычного?

- Ты что, оскорбить меня хочешь?

- Нет, друг, просто шучу.

- Нет, - сказал тот, который спешил. Он запер внизу ставню и выпрямился. - Доверие. Полное доверие.

- У тебя и молодость, и доверие, и работа есть, - сказал официант постарше. - Что еще человеку надо.

- А тебе чего не хватает?

- А у меня всего только работа.

- У тебя все то же, что и у меня.

- Нет. Доверия у меня никогда не было, а молодость прошла.

- Ну, чего стоишь? Перестань говорить глупости, давай запирать.

- А я вот люблю засиживаться в кафе, - сказал официант постарше. - Я из тех, кто не спешит в постель. Из тех, кому ночью нужен свет.

- Я хочу домой, спать.

- Разные мы люди, - сказал официант постарше. Он уже оделся, чтобы уходить. - дело вовсе не в молодости и доверии, хоть и то и другое чудесно. Каждую ночь мне не хочется закрывать кафе потому, что кому-нибудь оно очень нужно.

- Ну что ты, ведь кабаки всю ночь открыты.

- Не понимаешь ты ничего. Здесь, в кафе. Чисто и опрятно. Свет яркий. Свет - это большое дело, а тут вот еще и тень от дерева.

- Спокойной ночи, - сказал официант помоложе.

- Спокойной ночи, сказал другой.

Выключая электрический свет, он продолжал разговор с самим собой. Главное, конечно, свет, но нужно, чтобы и чисто было и опрятно. Музыка ни к чему. Конечно, музыка ни к чему. У стойки бара с достоинством не постоишь, а в такое время больше пойти некуда. А чего ему бояться? Да не в страхе дело, не в боязни! Ничто - и оно ему так знакомо. Все - ничто, да и сам человек ничто. Вот в чем дело, и ничего, кроме света не надо, да еще чистоты и порядка. Некоторые живут и никогда этого не чувствуют, а он-то знает, что все это ничто и снова ничто, ничто и снова ничто. Отче ничто, да святится ничто твое, да приидет ничто твое, да будет ничто твое, яко в ничто и в ничто. Ничто и снова ничто.