В ней был отчет о выполненном задании. Джонни посетил опаснейшие кварталы Ист-Энда, известные как Уайтчепел, и навел справки насчет Уинстона Ховарда. Этот профессиональный грабитель был осужден в результате неудачного выступления в суде защищавшего его Донтси и недавно вышел на свободу. По сведениям полиции, все время пребывания в неуютных стенах Пентонвиля Ховард копил злобу на своих адвокатов.
Джонни хвастался, что получал в школе награды за свой почерк. Очень может быть. Но видимо, годы потребления мерсо и помероля, шабли и шардонне, бордо и божоле, муската, арманьяка и прочих излюбленных Джонни напитков не прошли для него бесследно. Некоторые буквы и слова было просто не разобрать. К тому же, вероятно, свою роль сыграли и многочасовые наблюдения за птицами — массивный немецкий бинокль, которым Джонни так гордился, не мог не повредить ему запястья. К концу страницы и на обороте листка послание стало еще невнятнее.
Джонни писал, что в Уайтчепеле нынче худо. Или не «худо», нет, конечно нет — «чудо». Как? Чудо в Уайтчепеле?
Пауэрскорт продолжал читать.
В настоящее время, писал Джонни, криминальный район столицы оккупирован крестоносцами Армии спасения. Они неустанно несут истину и спасают души. На одном из озаряющих тьму неверия собраний («по твердо гарантированной милости Господней», как выразился Джонни) во время проповеди свершилось массовое очищение душ. Грешники Уайтчепела толпились в очереди, дабы, покаявшись, прильнуть к груди Отца небесного. И среди них, с изумлением прочел Пауэрскорт, был не кто иной, как Уинстон Ховард, грабитель и постоянный обитатель каталажек Его Величества. Столь велико было чудесное преображение, что Ховард обратил в свою новую веру почти четверть населения Хай-стрит. А самому Джонни накануне едва удалось скрыться от донимавшего его увещеваниями проповедника, да и то лишь купив четыре экземпляра еженедельного бюллетеня Армии спасения. Таким образом, делал вывод Джонни, Ховард сейчас никак не склонен к насилию над какой-либо Божьей тварью — по крайней мере, пока Армия спасения держит его в своих жестких объятиях.
С последним абзацем Пауэрскорт бился долго. Даже леди Люси, опытный специалист по расшифровке почерка Джонни, была озадачена. Джонни отправлялся наблюдать каких-то «вьюнков», или «вьюрков», или же «воронков» (совершенно неразборчиво!), которые в это время года слетаются на мелководье… в Эссексе? Сассексе? Уэссексе?
Пауэрскорт расстроился, опасаясь, что Джонни застрянет там надолго. Однако заключительная фраза письма обнадеживала: Джонни обещал появиться в Лондоне послезавтра и еще раз выражал уверенность в том, что кто бы ни был убийцей Донтси, это не Уинстон Ховард.
На следующее утро в столовой на Манчестер-сквер происходил довольно странный прием гостей. У стола стояли только три стула, все остальные отодвинули к стене. На столе в виде циферблата лежали карточки с крупными размашистыми надписями: «9-10 утра», «10–11», «11–12», то есть все часовые промежутки рабочего дня вплоть до «7–8 вечера». У стола стояли лорд Пауэрскорт, старший инспектор Джек Бичем и юный сержант Ричард Гибсон в мешковатой полицейской форме. В центре стола высилась груда полицейских отчетов о беседах с обитателями Куинз-Инн и два блокнота с записями Пауэрскорта. Дополняли картину три пары ножниц.
Старший инспектор Бичем изложил план действий:
— Мы очень благодарны вам за приглашение, лорд Пауэрскорт. Нам предстоит рассортировать добытые сведения, — кивнул он на стопку бумаг. — Здесь все, что нам удалось выяснить. Стенограммы допросов сделаны и расшифрованы отлично. Думаю, сержант Гибсон даст фору любой из тех молодых особ, что украшают собой лондонские офисы. Мы будем действовать так: если отчет касается событий между восемью и девятью, кладем его сюда, — указал Бичем возле соответствующей карточки.
Пауэрскорт, заметив его обкусанные ногти, понял, что старший инспектор явно нервничает в последнее время.
— А если, — продолжал Бичем, — убитого видели в течение дня дважды, то мы попросту вырезаем часть отчета, которая касается более поздней встречи, и кладем ее к нужной карточке. Не думаю, что это займет много времени.
Все трое знали, что работать с хронологически рассортированным материалом будет гораздо проще. Груда отчетов постепенно уменьшалась, и картина последних часов жизни Донтси складывалась прямо у них на глазах.
— Восемь тридцать утра. По информации привратника, Донтси входит в Куинз, — сообщил старший инспектор.
— Восемь сорок. Он входит в офис и здоровается с секретарем, — возбужденно прозвенел голос сержанта.
— Восемь сорок пять. Донтси встречается с Эдвардом в своем кабинете, и они обсуждают предстоящий процесс о мошенничестве, — вступил Пауэрскорт, невольно подумав о том, скольких усилий стоило Эдварду это сообщение.
— Десять пятнадцать. Разговор с клерком по поводу вновь поступивших дел, — продолжил хронику старший инспектор.
— Десять сорок пять. Донтси отправляется в офис Вудфорда Стюарта на совещание по делу о мошенничестве.
— Двенадцать тридцать. Вместе со Стюартом он выходит из ворот Куинза и отправляется на ланч в ресторан клуба «Гаррик» [14]. Они возвращаются вскоре после двух.
Стопки возле карточек росли, но основная часть стенограмм пока еще оставалась в центре стола. По-видимому, понял Пауэрскорт, больше всего сообщений приходится на собравший чуть ли не всех юристов Куинза банкет. Сражение с кипой бумаг продолжалось. Особого внимания требовала информация обо всем, что происходило после пяти вечера, — медики не смогли точно определить срок действия яда, но полагали, что Донтси не мог быть отравлен раньше этого часа.
— Десять минут шестого, — произнес сержант, уже доложивший, что с половины пятого Донтси был в библиотеке, где подыскивал прецеденты [15]для дела о мошенничестве. — Возвращается в свой кабинет. Чай с Эдвардом и снова обсуждение дела о мошенничестве. Эдвард уходит от Донтси, который еще не переоделся к торжественному ужину, в пять сорок пять.
— Шесть часов. Донтси, уже во фраке, направляется к казначею выпить бокал вина перед банкетом. — Старший инспектор положил очередной отчет к нужной карточке и выровнял стопку.
— Тут есть два интересных сообщения, сэр. — Сержант взволнованно разглядывал листки в своих руках. — Примерно в пять сорок пять на лестнице возле офиса Донтси видели какого-то человека. Другой свидетель заметил его там же вскоре после шести. По их словам, это был мужчина среднего роста, телосложение худощавое, волосы каштановые, возраст около тридцати. Свидетель помнит, что незнакомец ему улыбнулся, но ничего не сказал.
— Кто ж это, черт побери, мог быть, а? Как вы думаете, Пауэрскорт? Странно ведь, что в такое время по Куинзу болтается какой-то чужак?
— Убийца? — спокойно начал вслух размышлять Пауэрскорт. — Худощавый убийца с каштановыми волосами подсыпал яд в чай Донтси или в его джин, портвейн, херес, а адвокат пригубил какой-нибудь из этих напитков еще у себя в офисе? Но у нас ведь нет никаких сведений о том, что незнакомец заходил в кабинет Донтси, не так ли, сержант?
— Так точно, сэр. У нас вообще нет данных о промежутке времени между уходом Эдварда из кабинета в пять сорок пять и началом седьмого, когда Донтси, по словам Скотта, его коллеги с другого этажа, направлялся к апартаментам Бартона Сомервилла.
Порывшись в груде отчетов, сержант вытащил нужный лист.
— Я сразу не связал это сообщение с таинственным посетителем, сэр, но, наверно, здесь тоже идет речь о нем. Привратник у ворот запомнил какого-то джентльмена, уходившего из Куинза приблизительно в десять минут седьмого. Если идти быстрым шагом, то дойти от кабинета Донтси до ворот можно как раз минут за десять. Привратник сказал неизвестному: «Всего хорошего, сэр!», а тот только кивнул в ответ. Интересно, почему это он ни разу рта не раскрыл?