— Одну минутку! — закричала она, приводя в порядок платье, приглаживая волосы. Она прижала к пылающим от возбуждения щекам холодные пальцы и поспешила к дверям.
Это был мистер Кинкейд. Он крепко держал Рори за воротник.
Увидев Анну, помощник смутился:
— Прошу прощения, мадам.
Рори был покрыт копотью, на румяных щеках была сажа. Анна прикрыла рукой рот:
— Господи Боже мой!
— Обнаружил его в машинном отделении, — мрачно доложил помощник. — Нечего вам объяснять, как там опасно.
Стефен стоял за ее спиной, опершись рукой на дверной косяк.
— Я прослежу за ним, Кинкейд.
Помощник отпустил Рори, который скользнул к Анне. Она обняла его за плечики и прижала к себе.
— Его дружков уже выпороли, — сказал Кинкейд. — Этот был со мной…
— Вы дотронулись до моего сына?!
От тона Стефена Анна задрожала. Казалось, такое же действие голос оказал и на Кинкейда.
— Да нет, сэр, — выдавил стесненно помощник капитана. — Решил, что вы сами дадите ему ума.
— Ну что ж, извините за беспокойство. Такое больше не повторится.
Стефен закрыл дверь и повернулся к Рори. Мальчик прижался к Анне, опустив голову.
— Пусть он отойдет от тебя.
— Стефен… — начала было Анна, но, взглянув на него, замолчала. Она отошла в сторону, и Рори предстал перед отцом.
— Я говорил тебе не ходить туда.
Рори опустил голову еще ниже и попытался что-то сказать.
— Что ты говоришь?! — фыркнул Стефен. — Не слышу!
— Я… Прости, па.
Сердце Анны бешено колотилось. Она прижала пальцы к губам, вглядываясь в Стефена, ужасаясь тому, что он может сделать.
— Скажи, почему ты пошел в машинное отделение, хотя я запретил тебе это делать, — звучал резкий голос Стефена. — И смотри на меня, когда я с тобой разговариваю.
Рори поднял голову. Его хорошенькое личико было все испачкано сажей, в глазах стояли слезы. Анна сжала кулаки. Ради всего святого, она должна защитить его!
— Я… Я не мог ничего поделать, па.
— Ты ничего не мог поделать?!
— Я рассказал Эди и Майку о машинном отделении — об огне и печах и как пламя пожирает уголь… Эди сказал, что все похоже… на ад, наверное, там живет диавол. Ну, мы и пошли вниз поглядеть на этого диавола.
Рори вытер щеку рукавом.
Стефен перевел глаза с Рори на Анну. Она увидела в них мерцание смеха, и душа ее успокоилась.
— Знаешь, что отец со мной делал, когда я провинюсь? — спросил Стефен.
Рори сглотнул и покачал головой с круглыми от страха глазами, и Анна увидела, что Стефен не остановился.
— Он порол меня…
Рори облизал губы. Анна шагнула вперед и положила ему на плечи руки:
— Стефен, ты этого не сделаешь!
Он не обратил на нее внимания.
— Дедушка тебя бил когда-нибудь? Или дядя Пэди?
Рори теснее прижался к Анне и затряс головой.
— Что делала бабушка, когда ты плохо поступал?
— Он просила меня подумать, что я сделал не так, — произнес мальчик испуганным шепотом.
Стефен почесал голову.
— И это все?
Он вопросительно посмотрел на Анну, и ей показалось, что он не знает, какое выбрать наказание.
— Я считаю, что провести целый день в каюте для Рори достаточное наказание, — поспешно встряла она. — Он это не скоро забудет.
Казалось, Стефен был удовлетворен.
— Слышишь, что сказали, юный Флин? Завтра весь день просидишь здесь.
— Весь день?! — перепугался Рори.
— Вот именно, дружище, — подтвердил Стефен. — Ведь день.
— Но я же пропущу урок по боксу! Стефен поймал взгляд Анны и улыбнулся:
— Такова твоя плата за то, что искал встречи с диаволом.
После того как Рори уложили спать, Стефен думал, как бы продолжить то, что прервал Кинкейд. Но Анна была полностью поглощена своей оперной сумочкой и едва ему отвечала. Стефен решил сидеть тихо и позволить ей самой сделать первый шаг. Если он будет так себя вести, она скоро потеряет бдительность…
Он взял одну из книг Анны, открыл ее и стал делать вид, что читает историю Америки. Переворачивая страницы, Стефен поглядывал на Анну, склонившуюся над работой. Ее красновато-рыжие кудри сияли как полированное дерево… Этим вечером она была такой, какой он и хотел ее видеть — теплой, желанной, вожделеющей; сладкой, как райский плод. Сейчас она снова стыдилась — как поврежденная почка, за которой еще нужно ухаживать, чтобы она расцвела.
«Какой-то чертов ублюдок грубо овладел ею, — думал Стефен. — И это должно было оттолкнуть ее от мужчин». Ему не могло прийти в голову другое объяснение, почему у такой чувственной девушки, как Анна, нет склонности к постельным утехам с мужчиной приятной наружности, вроде него.
Стефен зевнул, перевернул еще страницу, просматривая сухое сообщение об американской революции. Именно об этом он беседовал с Шоу накануне — почему американцы в своем мятеже добились успеха, тогда как ирландские повстанцы всегда терпят неудачу. Стефен винил священников и отсутствие оружия. Крестьяне всегда слушаются священников, никогда сами не шевелят мозгами. И даже если бы нашелся лидер, народ не может подняться, вооруженный только мотыгами и пиками. Шоу доказывал, что решающим фактором было расстояние. Британская армия через океан не могла подавить восстание. К тому же ирландцы, — добавил он, — были попросту слишком невежественны, чтобы организоваться.
В болтовне Шоу не было главного — сути дела, — размышлял Стефен. — Этот человек, видимо, тайный агент. Хотя он был, надо признать, самым интересным человеком из всех пассажиров первого класса. У него были мозги… Он, не соглашаясь с точкой зрения Стефена, мог понять его.
Стефен вертелся на кушетке. Ему было беспокойно, как блохе ночью. На Анне было серебристо-зеленое платье с милым лифом, который так красиво подчеркивал ее фигуру. Когда она двигалась, то держалась гордо, плечи разворачивала прямо, по-солдатски, а бедра у нее так ходили, что помилуй Бог! Не удивительно, что мужики преследовали ее…
Стефен вспомнил тяжесть ее грудей, их нежность… и почувствовал в себе горячую пульсацию. Мысленно он раздевал ее. Неожиданно она поймала его пристальный взгляд. Он смущенно улыбнулся и вернулся к книге, пытаясь изобразить сосредоточенность.
— Стефен?
Он поднял невинно глаза.
— Я собираюсь сейчас ложиться спать, — сказала она, укладывая работу в сумку.
Стефен вскочил.
— Но ведь еще рано, Нэн, — запротестовал он. Она не имеет права так быстро закончить их вечер; он ведь даже и не начал с ней ничего!
— Не так и рано, — улыбнулась она осторожно.
— Побудь еще немного — поговорим…
— Ах, Стефен…
— Нэн, ну перестань…
Разочарование резануло его по сердцу. Все его планы летели к черту! Он обнял ее. Но Анна отпрянула, как если бы ожидала применения силы, и Стефен отпустил ее.
— Я не сделаю тебе больно, — сказал он и, сдаваясь, опустил руки. — Ты же знаешь…
Ее страх обезоружил его. И он почувствовал себя беспомощным — он ничего не добьется, если она не позволит касаться себя.
Анна посмотрела на рабочую сумку и затянула завязку.
— Мы не должны делать то, чем занимались вечером, — сказала она.
У Стефена пересох рот.
— Ни за что на свете не перестану! — хрипло прошептал он.
— Это моя вина… Я позволила…
— Боже мой, Анна…
— С мужчинами всегда так.
Голос у нее был тихий и виноватый. Стефену нужно было низко наклониться, чтобы ее расслышать. Он не мог понять, о чем она толкует, да и тяжело было думать об ее словах, когда она была столь соблазнительна. Каждая ее частица, казалось, готова была взорваться цветением, как какой-нибудь роскошный цветок, которому нужно было чуть-чуть больше солнца.
Он придвинулся ближе.
— Ты так хороша, что мужчина не может не думать об этом… Здесь нет твоей вины…
За Анной была полосатая занавеска. Стефену было интересно знать, сможет ли он прижать ее спиной к стене. Ему страстно хотелось прижаться к ней всем телом, держать в своих руках ее груди… Он уже был твердым, а до нее еще даже не дотронулся.