Мурашов с Пятницким стояли в отростке траншеи, где, по всей видимости, находилось у немцев боевое охранение.

- Дельно ты их сработал,- кивнул Мурашов в сторону самоходки. От нее разило железной и керосиновой гарью.- Разделали бы они нас, как бог черепаху.

Роман успел пристрелять по поселку первые орудия всех батарей, и его настроение, не в пример майору, было приподнятым. Мурашов отыскал в кармане сухарь черепичной крепости, разломил, подал Пятницкому.

- За "фердинанда", что ли?- улыбнулся Пятницкий.

- За это,- майор очертил полукружие,- с генерала потребуем. Сухарями не отделается. Кстати, ты, лейтенант, в сих делах не скромничай, особенно когда дело солдат касается. На всех пиши, кто не трус, на мертвых тоже. Сверху рядовых мужичков плохо видно, начальство может и не почухаться.

- Товарищ майор,- осмелился подойти не отлучавшийся далеко от Пятницкого Шимбуев.

Мурашов с треском кусанул сухарь.

- Чего тебе?

- Разрешите к лейтенанту обратиться.

Мурашов хмыкнул: нашел где строевую выучку показывать.

- Обращайся.

Шимбуев. приставил ППШ к стенке окопа, проворно скинул тощий вещмешок.

- У меня тут банка тушенки, дядька Тимофей успел сунуть, печенье офицерское. Пошама... Покушать бы вам

- Ординарец, чтоли?- поглядел Мурашов на Пятницкого.

- Не положено взводному. Разведчик. Валяй, Алеха, в землянку, сваргань. Не возражаете, товарищ майор? У Шимбуева и во фляжке найдется.

Шимбуев хотел что-то сказать, но махнул рукой, подхватил затасканную котомку и скрылся за изгибом траншеи. Мурашов сунул огрызок сухаря в карман, сказал:

- Тушенки пожевать не откажусь, а фляжку - потом. И без водки голова кругом. Как думаешь, не выщелкают нас до темноты?

- До темноты они сами деру дадут,- убежденно ответил Пятницкий.

Мурашов даже глаза распахнул.

- Твоими бы устами...

- Поглядите,- Роман махнул биноклем на пустошь, на излучину реки Алле, видную отсюда зарослями ивняка.- В бинокль виднее.

Мурашов долго смотрел в бинокль и без бинокля.

- Д-да, если у наших фрицев мозги не набекрень, иного им не остается, как ноги в руки. Двадцатая вон уже куда проперла.

За изгибом реки отчетливо прослеживался след боя, смещающегося все далее на запад. Прошли на бреющем "ильюшины". То наращивая, то утишая гул, косо вонзая в землю реактивные молнии, они покрутили там карусель. Усилился, плотнее стал огонь тяжелой артиллерии. Пятницкий указал на кирпичные строения и предположил о немцах:

- Тоже, поди, приглядываются.

Вернулся Шимбуев, пригласил в блиндаж:

- Идите с товарищем майором, подогрел на щепках. Мы с Женькой последим за немцами.

- Бинокль где?- спросил Пятницкий, не увидев на груди разведчика привычного там бинокля.

- Когда сюда пробирались... Осколком. Тут вот больно, кашлять трудно... Дайте мне ваш, я потом себе у немцев достану, с головой сыму.

Что посидят вдоволь, отдохнут в покое - этого и в уме не было, но перекусить все же успели. Ухнул неподалеку тяжелый, за ним - второй, третий... И пошло. Как живые, шевельнулись накаты землянки, нацедили пересохший суглинок. Мурашов с Пятницким поспешили вон. В щепки разносило остатки рощи, насаженной лет сорок назад здешними земледельцами.

- Ты прав, лейтенант! - прокричал Мурашов. - Уходит немец, это он нас треножит, боится - в штаны вцепимся!

Пригнувшись, Роман побежал по зигзагам траншеи к участку, где оставил Шимбуева с Савушкиным

- Что тут происходит?- торопливо спросил разведчика.

- Фрицы манатки сматывают,- по-своему подтвердил Шимбуев высказанное Мурашовым. Он не повернулся на приход Пятницкого, продолжал наблюдать в бинокль. Добавил к сказанному:- Несколько порожних машин подошло, беготня какая-то.

- Дай-ко,- ухватился Пятницкий за бинокль.

- Товарищ лейтенант, семнадцатый вызывают! - крикнул сидевший на дне окопа Савушкин и, задрав голову, понял, что нет у лейтенанта времени отрываться от бинокля. Женя зажал аппарат под мышкой, поднялся и подставил Пятницкому трубку к уху.

- Пятницкий, чем вызвана перемена в огневой работе противника?спрашивал Сальников от реки.

Роман доложил, что немцы, по всей вероятности, начали отступление. Им хорошо видно, как загибается левый фланг соседней дивизии, боятся в мешок угодить, вот и бьют по наседающему батальону.

- Передай приказ Мурашову, приказ генерала Кольчикова,- оставаться на месте,- горячо говорил Сальников и подстегнул вопросом:- Почему пауза? Ломай, что можно изломать, не давай живыми уходить, нам с тобой в Кенигсберге легче будет!

Подав команду на огонь по данным последней пристрелки, Пятницкий передал Мурашову приказ командира дивизии и потянул Шимбуева за рукав:

- Воды, Алеха. Глоток бы, горло как рашпиль.

- Нету. И бинокль и баклажку разнесло.

Хотя бы снежку хватануть. Но не было снега: с копотью, с землей перемешан.

Полчаса спустя появилась группа автоматчиков. П6 внешнему виду на свежие силы они не походили. Скорей всего, сузился фронт и вытеснил более общипанные части. Следом за авангардом автоматчиков высыпали густые цепи пехоты и, не останавливаясь, минуя позиции мурашовского батальона, неровным волнистым неводом пошли по давно не паханному и не рожавшему полю.

На опушку выбежали проворные минометчики, с заученной быстротой стали устанавливать свои "самовары" Четыре танка, поотставшие при обходе рощи, наращивали скорость, обгоняли пехоту. Пятницкий изморенно опустился рядом с Женей Савушкиным. Освоившийся, воспрянувший малость Женя позволил себе даже побаловаться самокруткой.

- Куришь?- удивился Пятницкий.

Женя смутился.

- Когда филичевый давали, не курил, а сейчас чего... Вас! - он поспешно подал трубку Пятницкому.

От голоса младшего лейтенанта Коркина у Романа радостно заспешило сердце и совестно стало за свои утренние мысли. Уйди Коркин в медпункт никто не осудил бы его, хотя рана, если исходить из обстановки, не из тех, чтобы покидать батарею, но рана есть рана, и тут ничего не попишешь. Однако Роман, хотя и убеждал Будиловского, что Коркин должен не воевать, а лечиться, внутренне готов был не одобрить его уход. Остался Коркин, и Пятницкому было неловко сейчас за то, что подумал тогда.

- Витя, жив?- прокричал Роман в трубку.

- Жив,- не разделил его радости Коркин: не очень-то приглядная картина была на огневой, не до восторгов Коркину, спросил мрачно:- Сам-то как? Вот и отлично Мы уж тут всякое думали. Теперь слушай. Тебе велено принять командование батареей и спать до утра, я пока покомандую. Снимаемся. Место сосредоточения - Баумгартен. Туда и приходи утром. Найдешь, где поспать? Да, еще... Тут товарищ из дивизионки пришел, спрашивает, чего и сколько уничтожила наша батарея. Ну, орудий вражеских, машин, пулеметов...

- Что?- опешил Роман.- Его, случаем, не контузило? Рощу с лица земли снесли - и ни одного трупа. Всех мертвяков уволокли... Деревня вон горит, может, побежать, посмотреть, посчитать? Машины ему, пулеметы..

- Не знаю, не знаю,- с оттенком иронии произнес Коркин.- Уважать надо прессу.

- Два "фердинанда" накрыли, можешь сказать, за это ручаюсь, да и то с кем-то делить надо,- закричал Пятницкий.- По всему другому пошли подальше.

- О "фердинандах" скажу, посылать сам изволь. Передаю трубку.

Какой липучий газетчик! Что ему сказать? Обалдеть можно!

- Товарищ лейтенант,- в трубке голос старшины Горохова. Слава богу, не корреспондент.

- Слушаю, Тимофей Григорьевич.

- Начальник штаба приказал сматывать хозяйство. Так что не беспокойтесь, все сделаем. Покушать есть что? Я пришлю.

- Не нужно, Тимофей Григорьевич, не гоняй людей на ночь глядя. Какие потери?

- Трое. Сейчас со всего дивизиона собирают, во Фридланде похоронят... Еще раненых трое. Их Липатов в медпункт увез.

- О Степане Даниловиче знаете?- спросил Пятницкий.

- Д-да,- запнулся Горохов, вздохнул прерывисто.