Несмотря на такую аттестацию, “папаша” бормочет:

— Я действительно имею дело с господином Сан-Антонио?

— Вне всякого сомнения, — подтверждаю я, — Могу предложить вам стаканчик виски, господин Ляфонь?

— Я пью только воду, — говорит мой посетитель.

“Как и все такие шляпаки”, — думаю я, а мой собеседник недоверчиво продолжает:

— И вы раньше работали в полиции, где проявили себя во многих громких делах?

— Я польщен тем, что вы помните об этом, — заверяю я его.

Он скрещивает ноги, в которых угадывается косолапость (вероятно, он пытался раньше ее выправить), кладет перчатки на колени и небрежно спрашивает.

— Могу ли я спросить, — если это не покажется вам неделикатным, — почему вы, господин Сан-Антонио, ушли из полиции?

Все! Все одинаковы. Каждому приятно воображать что-то самое постыдное и плохое, даже скандальное: подлоги, взятки, сговоры с преступниками, какие-нибудь темные делишки, которые приводят к взрыву и вызывают отставку.

С тех пор, как я руковожу этим частным агентством, ни один клиент не обходится без вопросов: я ли это, и почему ушел из полиции?

— Уважаемый господин Ляфонь! Для деятельного человека утомительно работать под опекой начальства, не признающего новых методов.

Настольный телевизор на письменном столе, замаскированный под будильник и соединяющий меня со Стариком, внезапно освещается, и на нем появляются слова:

— Вот твоя благодарность?

Старик — мой учитель и начальник в прошлом, и теперь следит за всеми моими действиями. Я считаю, что он только этим и занимается — вечно прислушивается к моим словам.

Мое лаконичное объяснение, однако, удовлетворяет посетителя.

— Я изложу вам очень волнующую историю, — говорит он.

— Только не безнадежное дело, хотя такие дела бывают обычно интереснее других. — Он улыбается.

— Моя история — очень проста.

— Это доказывает, что она — хороша.

— Сейчас апрель, не так ли?

— Как и каждый год, в это время, господин Ляфонь.

— Представьте себе, что один из ваших клиентов пришел к вам, чтобы застраховать свою жизнь на баснословную сумму.

Он колеблется, будто его что-то мучает.

— На миллиард старых франков…

— Этот господин, видимо, очень дорого себя ценит. И, вероятно, владеет значительными средствами, я полагаю, взнос соответствует сумме?

— Обождите! Я не побеспокоил бы вас, если бы этот полис не включал исключительно странное условие; клиент страхует свою жизнь только на один день — на второе июня. От 00 часов первого до 00 часов второго июня.

За этим наступает молчание.

Мадмуазель Инес не дает мне ни минуты покоя и притягивает своими щедрыми прелестями, как магнит. Эта нахалка принадлежит к роду весьма острых раздражителей. Она играет в любовь так же отчаянно, как вы — в электронный биллиард. Бесцеремонная манера, с которой она теребит мои мужские принадлежности, тебя бы, читатель, поразила. Она любит, когда а ласкаю ее долго, без передышки переходя от одного полового акта к другому. Вначале мне было трудно, но потом я приспособился. Все дело — в дыхании и в положении тела. Нужно крепче опираться на локти, и все время держать в напряжении шею. Главное — не давать Инес полностью удовлетвориться, а значит, сто раз прерывать акт, и начинать снова. Словом, целая гамма ощущений, которая вызывает желание еще чего-то большего.

Инес — большой эксперт такого рода искусства. Она прошла всю программу обучения еще в пансионе, с девчонками-сверстницами. Тогда использовался главным образом язык, которым Инес владеет в совершенстве.

Я встретился с ней случайна Она ехала верхом на кляче по спокойной улочке около Буа. Я был за рулем своей спортивной машины. Не знаю, подействовал ли шум мотора, но в тот момент, когда я проезжал мимо, конь изо всех сил лягнул мою “касс”.

Копыто лошади отпечаталось на сером капоте машины, а это может привести в отчаяние любого владельца автомобиля.

То, как я выскочил, довольно грустное воспоминание. Я обругал амазонку, сказав все, что думаю об ее архаическом способе передвижения в нашу эпоху, когда за два часа можно слетать за покупками в Нью-Йорк или на матч в любую страну света! Наживать себе геморрой, трясясь в седле, — это идиотизм! Разыгрывать из себя на современной улице госпожу герцогиню во время псовой охоты — это пахнет слабоумием!

Пока я вопил и ругался, ее ступни сжимали бока лошади, отчего плавно покачивались ее восхитительные бедра, мощь которых превосходила силу баков моей машины.

Инес гарцевала на месте, подтягивая удила и восклицая: “Тарзан! Гоп! Успокойся!” Она была великолепна в своем белом костюме — настоящий кентавр.

Я краснел от смущения, вышел из терпения, так как инцидент начал собирать толпу мальчишек, которые истинно по-парижски зубоскалили и изливались в саркастических замечаниях. Тут были письмоносцы, мусорщики, продавцы газет, и их сборище пугало лошадь. В конце концов амазонка сказала:

— Манеж на соседней улице. Там и составим акт.

Я поехал за ней, любуясь, как она подскакивает в седле: гоп, гоп!.. Я начал забывать о пробоине в капоте машины, а между тем она была внушительной.

Я спрашивал себя, как я буду ездить с такой отметиной в дальнейшем.

В конце концов мы очутились в большом мощеном дворе, в котором воняло навозом и потной кожей. Конюхи заплетали хвосты лошадям, как мамаши — косы своим доченькам.

Наездница спешилась я подошла к моей машине. Ее глаза с золотистыми искорками сверкали от дерзкого нескромного озорства.

— На вашем месте я не трогала бы эту вмятину, — заявила она. — Такая великолепная отметка. Это оригинально. И потом, подкова приносит счастье. В конце концов, вы откроете новую моду.

После того, как она слезла со своего дромадера, внезапно обнаружились все признаки шлюхи.

Она восхитительно извивалась, хлопая себя хлыстиком по упругим бедрам.

Я молчаливо любовался ею.

Она добавила:

— Ну, ладно! У вас есть чем писать? Убеждена, что бумаги у вас сколько угодно.

Я сделал ей знак сесть ко мне в колымагу. Она сразу согласилась, решив, что в ней будет удобнее обменяться адресами. Очутившись рядом со мной, она пробормотала, сбитая с толку моим молчанием:

— Ну, так как?

— Извините меня, — сказал я, — но в настоящий момент я не могу сдвинуться с места.

— Вы парализованы?

— В известном смысле, да. От того, что видел, как вы гарцевали передо мной. У меня — впечатлительная натура.

— Я все еще не понимаю…

—А могли бы.

Она опустила голову и оглядела все неровности моей персоны. У нее была забавная мимика. Она слегка сморщилась и сдвинула брови.

Мой голос осип и стал тонковат для моей комплекции.

— Я знаю миленькое местечко в двух шагах отсюда, — прохрипел я. — Там подают неплохое шампанское, а в номерах — зеркальные потолки.

Она прошептала:

— Хотелось бы мне на это посмотреть.

И она увидела все и получила все сполна. Надо сказать, что Инес была удачной находкой. Мне повезло. Ее единственной заботой была любовь, хотя она не была уже юной. Состоятельный папочка и все такое прочее позволяли ей жить только ради услады своей плоти. Ничто на свете ее больше не интересовало.

Пока я научно удовлетворяю ее тело, мой мозг продолжает работать. Я должен сосредоточиться на текущем моменте, но не тут-то было! Я продолжаю думать о “шляпе”, который приходил ко мне в “Пари-Детектив-Аженс”.

В жизни встречаются типы, которые всегда озабочены. Они созданы для того, чтобы взваливать на свои плечи непосильные задачи, принимать неприятные решения и скверно их выполнять.

Алексис Ляфонь принадлежал как раз к этой категории людей. Они заранее решают за других людей, и их суждения обычно идут вразрез с благополучием индивида.

Смотришь на его серые перчатки, лежащие на коленях, на властные руки, наделенные обвиняющим перстом, похожим на клешню краба с выступающим суставом, и тебя охватывает невыносимая тоска.