— Здесь больше недели говорят только об этом, — ответила она в замешательстве.
— И шериф обвинил в этом меня? — спросил он удивленно.
— Я решила… — Кит осеклась. Надежда вновь воскресла в ней, и она отчаянно от
нее отбивалась. Нельзя же постоянно быть в дураках, сказала она себе. Наверняка он опять лжет, как делал все это время.
— Что именно он сказал?
Девушка в отчаянии сжала губы, Рейс шагнул, было вперед, но остановился, увидев, как она напряглась, и Гус тревожно привстал с пола.
— Кит, пожалуйста. Мне ничего не известно о сбитом человеке. Он, в самом деле, указал на меня? Назвал мое имя?
— Нет, — медленно выговорила она. — Он просто сказал, что водитель машины, совершивший наезд, и взломщик — скорее всего, одно и то же лицо. Оба события совпадают по времени, а, кроме того, автомобиль, на котором совершили наезд, найден неподалеку от дома, где произошла первая кража продуктов. Шериф полагает, что ты, скорее всего, прячешься где-то в горах и ждешь возможности улизнуть…
Она замолчала, вглядываясь в него.
— Мне ничего не известно об этом, — повторил Кит. — У меня даже нет автомобиля.
Каждое слово было произнесено таким тоном, что впору было испугаться. Ее интуиция, а может быть, и сердце умоляли поверить ему, но здравый смысл подсказывал, что ничего другого он сказать не мог.
— Машина была украдена в долине, — медленно сообщила Кит.
Рейс ударил себя по лбу и застонал.
— И ты подумала, что я… — Он остановился и с ожесточением сказал: — Ну, конечно, после этого ты решила, что убийца — это я!
Голова Кит шла кругом. Если он не лгал, и шериф его беспокоил только в связи с кражей продуктов, то какому смертному могло прийти в голову преследовать его и за что? Но тут же все сказанное им воскресло в памяти.
— Подожди, ты же сказал, что убежал, потому что испугался?
Он тяжело вздохнул.
— Я решил… Это совсем другая история, и случилась она сто лет назад.
— Но ты решил, что Харв прибыл в связи с ней?
— Никогда не знаешь, что у шерифа на уме. Девушка внимательно посмотрела на Рейса.
— Кит, — сказал тот вдруг, страстно желая, чтобы девушка поверила ему. — Я бы никогда не смог сделать ничего подобного…
Он вдруг замолчал и нахмурился. Если он действительно сделал в прошлом что-то ужасное, подумала девушка, почему ему с таким трудом дается ложь?..
Рейс выпрямился и с вздохом сказал:
— Прости, Кит, Бога ради, но я ничего не могу сказать тебе. Спасибо, что ты не выдала меня шерифу. Я понимаю, тебе было неприятно лгать ему…
— Отнюдь, я просто ничего не сказала Харви.
Слова эти прозвучали ровно и бесстрастно. Ему не надо было объяснять, что молчание— самая утонченная и предосудительная форма лжи.
— Кит, — снова спросил Рейс, — он не говорил? Тебе известно, кто он… этот сбитый пешеход?
— Нет, — ответила девушка, удивляясь, что сообщение шерифа может иметь для него какое-то значение. — Полагаю, мужчина из долины. Последнее время я не особенно следила за местными пересудами.
Рейс, казалось, немного успокоился, но голос его по-прежнему звучал напряженно:
— Могу сказать тебе, что я действительно совершенно не в курсе этого происшествия. Клянусь, я не лгу, Кит.
— Думаю, тебе лучшей уйти.
— Сейчас? — Улыбка скользнула по его лицу. — Да, ты совершенно права.
Он повернулся, собираясь выйти, но тут же снова оказался лицом к лицу с ней.
— Я не виню тебя за то, что ты думаешь обо мне самое худшее. Я не хотел причинять тебе кучу неприятностей. Ты милая, добрая, великодушная и не заслужила, чтобы всякого рода проходимцы вроде меня пользовались твоей добротой.
Еще раз проверив, уехала ли машина полиции, он прошел к задней двери, повернул ручку, но, прежде чем открыть ее, обернулся:
— Теперь у тебя все будет в порядке. Никаких проблем и полная безопасность. Извини, солнышко, — сказал он тихо и уже минуту спустя, пробирался через глубокий снег.
Сидя в чердачной комнате за письменным столом, Кит беспомощно взирала на разложенные, на нем стопки бумаг. Въедливость и дотошность были в характере отца, но аккуратность не была ему присуща.
Если бы она сразу откликнулась на призыв отца помочь написать книгу! Но она протянула до февраля, поскольку должна была закончить курс лекций в Сакраменто. А через два дня после приезда, вернувшись, домой из магазина Портеров, обнаружила отца лежащим на земле посреди беспорядочно разбросанных инструментов, а рядом стояла аккуратно приставленная к крыше лестница. Тело успело окоченеть и, судя по всему, лежало на снегу уже долгое время.
Кит с трудом сдерживала слезы. Боже, как несправедливо! Почему жизнь так безжалостна? Отец учил ее никогда не ныть, и предаваться сейчас слезам было бы проявлением неуважения к его памяти.
И все же невозможно не думать о нем, когда все вокруг напоминало о его присутствии. Девушка попыталась отвлечься от тягостных воспоминаний, думая о человеке, так внезапно появившемся в ее жизни. Но тут же рассердилась на себя. Она и без того размышляла о нем всю прошедшую ночь, осмысливая ситуацию, в которой оба они оказались, и, не придя ни к какому выводу, в полном изнеможении задремала только под утро.
Если Рейс и вправду виновник наезда на человека, почему он тут же не уехал из этих мест? Автомобиль, по словам Харви, был исправен, но преступник его бросил, предварительно стерев все отпечатки пальцев.
Но если он не причастен к несчастному случаю, зачем он прячется в горах? И если не шериф — предмет его главного беспокойства, то кто? Допустим, он все же не лгал и эти таинственные «они» действительно его преследуют, то, что такого ужасного он должен был совершить, чтобы стать объектом преследования? Неужели что-то, совершенное «сто лет назад», и поныне может представлять интерес для полиции?
И какого лешего ему понадобилось после всего этого оставлять ей цветы, колоть для нее дрова…
Уймись, Кит Кэмрун, фыркнула она на себя. Все очень просто: он умный человек, прирожденный манипулятор, а ты идеальный объект для маневра, потому что была и остаешься легковерной дурочкой. Ты ему поверила и пожелала его общества. Взглянула в его голубые глаза, увидела его сильное, стройное тело и растаяла.
Кит снова начала перебирать бумаги, прикидывая, как лучше их рассортировать. У отца тяжело шла работа над книгой: создать труд, включающий исследования двадцатилетней давности, означало бы подведение итога своей жизни… И все же он не успел, а теперь Кит должна закончить монографию, которая из-за ее промедления не вышла в свет.
Отец особенно не торопил ее, полагая, что у него еще есть время. Правда, когда последний раз звонил ей, он особенно настойчиво звал Кит к себе и был очень возбужден. Но когда дочь приехала, отец все откладывал разговор… а потом упал с крыши.
Кит тяжело вздохнула, и Гус, развалившийся рядом на коврике, поднял голову.
— Гус, почему мы самые важные вещи всегда откладываем на потом?
Гус лизнул руку хозяйки. Кит решительно выпрямилась и вновь погрузилась в хаос на письменном столе.
— Боже! — обреченно пробормотала она через час. — Я никогда в жизни не разгребу это!
Только сейчас девушка поняла, какой непосильный труд она взвалила на свои плечи. Отец успел набросать примерный план будущей монографии. Но когда Кит просматривала бумаги, то обнаружила, что если отыскивать в каждой кипе листы и клочки с записями, вникать в их содержание, почти наугад откладывать в папку с материалами для соответствующего раздела монографии, то ей, пожалуй, и жизни не хватит, чтобы выполнить стоявшую перед ней задачу.
— Я почти ничего не понимаю, — мрачно пожаловалась она Гусу. — Я всего лишь специалист по английскому, а не ботаник.
Мне потребуется помощь, призналась она себе, поняв, что не в состоянии справиться с этой горой информации. Первоначально они с отцом планировали разобрать бумаги вместе, буквально выуживая все самое ценное для будущей монографии. Теперь она пыталась вспомнить кого-нибудь из коллег отца, к кому она бы могла обратиться с этим вопросом.