И физический агрегат непонятного назначения, чтоб его, тоже включился. Глюнов догадался по характерному ощущению - будто несется мимо тебя, сквозь тебя и вместе с тобой горячий сухой ветер; а через секунду «коллайдер» взбрыкнул искорками заработавших приборов, потом замелькал огоньками последовательно включающихся команд. Огоньки и искорки притягивались друг к другу, неслись со скоростью ветра - сухого, горячего ветра, порождая пыльную бурю - ураган - огни неслись друг за другом по кругу и сливались в единые сполохи - раскрываясь полярным сиянием - и вдруг…

Посреди неправильной окружности, обрисованной железными стояками и свисающими проводами-приборами, завертелся серый плотный туман. Он кружился всё быстрее и быстрее - Глюнов, пораженный до глубины души, мысленно похвалил Кубина за правдивость: действительно, оно вертится…

Правда, у висящих в непосредственной близости от эпицентра событий Теплакова и Сытягина - особенно у Сытягина, он ведь был трезвый, - представившееся зрелище заработавшего агрегата положительных эмоций не вызвало. Они дружно заорали и вцепились каждый в свою перекладинку, чтобы не свалиться. Черно-Белый Кот заорал громче, чем два человека вместе взятые, сорвался с высоты железной конструкции и брякнулся вниз.

В этот самый момент серое облако тумана расступилось, и глазам пораженных очевидцев открылись горы… Другие горы. Яркие, как будто наступил полдень, а не полночь, залитые солнечным светом поросшие зелеными кустиками, цветочками, благосклонно качающимися под знойным летним ветерком. И огромный синий дракон, парящий над этими самими склонами.

Дракон висел неподвижно, застыв, будто нарисованный на книжной обложке - ведь не может огромный ящер вот так, долгие пять… десять… двадцать секунд держаться в воздухе, распластав во всю ширину огромные кожистые крылья, чуть повернув украшенную шипами голову - будто рассматривая то, что сейчас находится перед ним. Он же нас рассматривает! - вдруг дошло до Глюнова. Это на нас, вдруг появившихся из ниоткуда, дракон смотрит любопытным золотым глазом!

Кот, который оказался к дракону ближе всех, вдруг заорал дурным голосом - Сашке почудилось мольба «Спяуситеееееее!». Дракон отмер и начал медленно, а потом все быстрее и быстрее поворачивать голову; он взмахнул крыльями, выравнивая полет, еще раз; отвел голову назад, ноздри его задрожали, втягивая воздух, раскрылась и пасть, между огромными темными клыками шевельнулось оранжевое пламя…

Поток огня - жгучего и неистового, которым и должен быть драконов огонь, - вырвался из пасти дракона и, расцветая ядерным взрывом, стремительно полетел прямо на застывших людей.

Пронзительно завизжали Петренко и тетя Люда. Теплаков молча разжал руки и рухнул вниз с трехметровой высоты, Сытягин, к которому по проводам и креплениям побежали жадные огненные струйки, бросился вниз с оглушительным воплем. Кот, прижав уши, саженными прыжками помчался в подвалы Объекта - сам, без принуждения и долгих уговоров.

Все, что держалось на железном каркасе физического агрегата, вспыхнуло, заискрило, завоняло жженым пластиком, и казалось, что вот дыхни второй дракон второй раз - вскипит даже сталь, даже воздух… Воздух, в котором слышится шорох драконовых крыльев, воздух, несущий смерть, воздух, пахнущий смертью, воздух, превращающийся в бушующий, безумный, неудержимый огонь…

Огонь! Надо бежать! Помочь!

Но зачем? - спросила смерть. Ведь я уже рядом.

Он повернулся - но вокруг был только камень. Камень - и она…

Глюнов пришел в себя, когда его похлопал по плечу Волков.

- Эй, парень, ты жив?

- Дыдыды… ддыддыддды… - показал пальцем на догорающее физическое нечто Саша.

Волков сделал попытку увести аспиранта в сторонку. Не получилось - Сашка накрепко вцепился в пульт, с которого Зиманович целую вечность назад подавал сигналы сабунинской «игрушечке», - весь трясся, как в приступе падучей, дрожал челюстью и очками и вообще являл собой на редкость жалкое зрелище.

- Пошли, парень. спокойно, спокойно. Сейчас доктор Лукин приедет, тебе поможет…

- Я в порядке, - мигом отмер Сашка. - Не надо Лукина.

- Надо, надо. Сытягин правую ногу сломал, Теплаков - левую, Петренко голос сорвала, у Людмилы Ивановны сердечный приступ, у Монфиева приступ печеночной колики плюс перспектива объяснений с начальством…

Саша посмотрел на Волкова, и ему показалось, что «штабс-капитан» хищно улыбается, наслаждаясь чужими неприятностями.

- Дыды…дыддддыды… - снова повторил Саша, показывая на место в середине догорающего физического прибора, откуда на них едва не спикировал огнедышащий ящер. - Дракон…

- Ты прав, - с неестественным смешком Волков шлепнул Сашку по плечу. - Хорошая вещь - эти новые огнетушители, не зря их изобретали; просто зверюги, просто драконы! Любой пожар за пять копеек потушат.

И верно - бравые «волчата» поливали догорающую физическую конструкцию из шлангов густой смердящей пеной, подавляя стойкое сопротивление последних огненных демонят.

- Пошли, парень, - Волков потянул Глюнова за собой. Тот послушно принялся переставлять - одну за другой - трясущиеся коленями ноги.

Навстречу им попался перепуганный Зиманович:

- Саша?! Это ты его выключил? Саша! как тебе удалось?!

- Не знаю… там дракон был, - пролепетал Саша. - А я захотел, чтобы он перестал быть… Там дракон был! Кирилл, ты мне веришь?

Лицо у Зимановича сразу стало заботливым, печальным и сочувствующим. И все вокруг были такими же - заботливо подсаживая Сашу в внедорожник, укрывая теплым одеялом, печально обещая, что будут ждать его возращения; а самым сочувствующим был Евгений Аристархович - легко вонзив в локоть Саше иголку шприца и пообещав, что ему надо всего лишь отдохнуть после пережитого стресса…

Заботливые, понимающие и сострадательные лица людей, разбирающихся с последствиями ночного происшествия, в результате которого пострадали сразу три сотрудника, смешались для Саши в единое смазанное пятно - очки Лукин с него снял, чтоб не разбились, когда пациент заснет. Но не лицо Витьки, лаборанта из генетической лаборатории доктора Журчакова.

Саша увидел его, когда внедорожник затормозил за оградой. Ноздрянин и Бульфатов что-то сказали Лукину, тот что-то ответил, и спустя пять минут принесли Витьку. Его положили сзади, почти сразу же укрыли брезентом, но Саша успел рассмотреть - кровавые рваные раны, свежая, еще не застывшая кровь на белом халате, и лицо. Застывшее, одухотворенное, бледное лицо человека, убедившегося в том, что нет ничего прекраснее смерти.