- Простите? - переспросила кельнерша.

- Да, будьте добры, - сказал мистер Гаррис.

- Пожалуйста, сэр, - сказала кельнерша.

Она принесла из кухни кофе. Мистер Гаррис положил сахар в чашку, раздавил его ложечкой и, повернувшись к окну, стал смотреть, как падает снег на освещенную платформу.

- Вы говорите еще на каких-нибудь языках, кроме английского? - спросил он кельнершу.

- Как же, сэр! Я говорю по-немецки, по-французски и на местных диалектах.

- Какой язык вам больше всех нравится?

- Они очень похожи, сэр. Я не могу сказать, что тот или другой мне нравится больше.

- Хотите что-нибудь выпить - вина или чашку кофе?

- Нет, что вы, сэр! Нам не разрешается пить с посетителями.

- Может быть, сигару?

- Нет, что вы, сэр! - Она засмеялась. - Я не курю, сэр.

- Я тоже, - сказал Гаррис. - Я не согласен с Дэвидом Беласко.

- Простите?

- Беласко. Дэвид Беласко. Его легко узнать, потому что воротнички на нем всегда задом наперед. Но не согласен с ним. К тому же он умер.

- Я могу идти, сэр? - сказала кельнерша.

- Безусловно, - сказал Гаррис. Он наклонился вперед и стал смотреть в окно.

Старик, сидевший за дальним столиком, сложил свою газету. Он поглядел на мистера Гарриса, потом взял свою чашку с кофе и направился к его столу.

- Прошу извинить за навязчивость, - сказал он по-английски, - но мне пришло в голову - не состоите ли вы членом Национального географического общества?

- Присаживайтесь, пожалуйста, - сказал Гаррис.

Старик сел за столик.

- Может быть, выпьете еще чашку кофе или ликеру?

- Нет, благодарю вас, - ответил старый джентльмен.

- Тогда разрешите угостить вас рюмкой кирша?

- Пожалуй. Но только уж разрешите мне вас угостить.

- Нет, позвольте мне. - Гаррис подозвал кельнершу.

Старый джентльмен вынул из внутреннего кармана кожаный бумажник, перетянутый широкой резинкой. Сняв резинку, он вытащил несколько карточек, выбрал из них одну и протянул ее Гаррису.

- Вот моя членская карточка, - сказал он. - Вы знавали в Америке мистера Фредерика Дж. Русселя?

- Как будто нет.

- Я полагал, что он очень известное лицо.

- А откуда он? Из какого города?

- Из Вашингтона, конечно. Разве не там находится главный совет Общества?

- Кажется, там.

- Кажется? Вы не уверены в этом?

- Я давно уже не был в Штатах, - сказал Гаррис.

- Так, значит, вы не член Общества?

- Нет. Но мой отец состоит в нем много лет.

- Тогда он, наверно, знает Фредерика Дж. Русселя. Это один из руководителей Общества. Позволю себе упомянуть, что именно мистер Руссель рекомендовал меня.

- Очень приятно слышать.

- Как жаль, что вы не член Общества! Но ваш отец мог бы дать вам рекомендацию.

- Наверно, - сказал Гаррис. - Как только я вернусь, нужно будет заняться этим.

- Очень, очень вам советую, - сказал старик. - Журнал вы, конечно, читаете?

- Безусловно.

- Видали вы номер, посвященный североамериканской фауне, с иллюстрациями в красках?

- Да. Он у меня есть, в Париже.

- А номер с панорамой вулканов Аляски?

- Совершенно изумительно.

- Я с большим удовольствием смотрел там фотографии диких животных, сделанные Джорджем Шайресом-третьим.

- Да. Шикарные зверюги.

- Простите, как вы сказали?

- Превосходные фотографии. Этот миляга Шайрес...

- Вы зовете его "миляга"?

- Мы с ним старые друзья.

- Ах, вот как! Вы знакомы с Джорджем Шайресом-третьим? Вероятно, очень интересный человек?

- Еще бы! Таких интересных людей не часто приходится встречать.

- А Джорджа Шайреса-второго вы тоже знаете? Что, он такой же интересный человек?

- Нет, он не такой интересный.

- А я думал, что он, наверно, очень интересный.

- Представьте - нет. Знаете, даже странно. Он совсем не такой интересный. Я часто удивлялся, почему это так.

- Гм, - сказал старый джентльмен, - казалось бы, в этой семье все должны быть интересными людьми.

- А вы помните панораму пустыни Сахары? - спросил Гаррис.

- Пустыни Сахары? Да это было лет пятнадцать назад.

- Совершенно верно. Она особенно нравилась моему отцу.

- Разве более поздние номера ему меньше нравятся?

- Нет, наверно, не меньше. Но эту панораму Сахары он очень любил.

- Она была прекрасно выполнена. Но я нахожу, что ее художественные достоинства значительно прешли ее научную ценность.

- Вот не знаю, - сказал Гаррис. - Этот песчаный вихрь, и этот араб со своим верблюдом, на коленях, лицом к Мекке...

- Мне помнится, араб там стоял, держа верблюда под уздцы...

- Ах, вы правы, - сказал Гаррис. - Я спутал с книгой полковника Лоуренса.

- Книга Лоуренса посвящена как будто Аравии?

- Безусловно, - сказал Гаррис. - Араб мне напомнил о ней.

- Полковник, должно быть, очень интересный человек.

- Несомненно.

- Что он сейчас делает, вы не слыхали?

- Он поступил в Королевский воздушный флот.

- Зачем он это сделал?

- Захотелось.

- Вы не знаете, он состоит в Национальном географическом обществе?

- Вот этого не могу вам сказать.

- Он был бы очень полезным членом Общества. Как раз такие люди там нужны. Я с радостью рекомендовал бы его, если вы думаете, что его кандидатура встретит одобрение.

- О, я уверен в этом.

- Я рекомендовал одного ученого из Веве и одного своего лозаннского коллегу, и оба были избраны. Думаю, это встретит одобрение, если я рекомендую полковника Лоуренса.

- Превосходная мысль, - сказал Гаррис. - Часто вы бываете здесь, в станционном буфете?

- Я прихожу сюда пить кофе после обеда.

- Вы преподаете в университете?

- Я уже отошел от практической деятельности.

- А я жду поезда, - сказал Гаррис. - Еду сейчас в Париж, а потом через Гавр в Штаты.

- Я ни разу не был в Америке. Но мне бы очень хотелось туда попасть. Может быть, еще придется бывать на заседании Общества. Буду очень рад познакомиться с вашим отцом.

- Он, наверно, был бы в восторге от этого знакомства, но он умер в прошлом году. Застрелился, представьте себе.

- Весьма прискорбно слышать. Не сомневаюсь, что это была тяжелая утрата - как для семьи, так для научного мира.

- Научный мир стойко перенес эту потерю. Вот моя карточка, - сказал Гаррис. - Мои инициалы Э. Д., а его были Э. Дж. Я уверен, что он был бы в восторге от знакомства с вами.

- Это и для меня было бы чрезвычайно приятно.

Старый джентльмен достал из бумажника карточку и подал ее Гаррису. На карточке стояло: 

- Я буду очень бережно хранить ее, - сказал Гаррис.

Переводчик: Е. Калашникова

Мы еще лежали в постели, когда он вошел в комнату затворить окна, и я сразу увидел, что ему нездоровится. Его трясло, лицо у него было бледное, и шел он медленно, как будто каждое движение причиняло ему боль.

— Что с тобой, Малыш?

— У меня голова болит.

— Поди ляг в постель.

— Нет, я здоров.

— Ляг в постель. Я оденусь и приду к тебе.

Но когда я сошел вниз, мой девятилетний мальчуган, уже одевшись, сидел у камина— совсем больной и жалкий. Я приложил ладонь ему ко лбу и почувствовал, что у него жар.

— Ложись в постель,— сказал я,— ты болен.

— Я здоров,— сказал он.

Пришел доктор и смерил мальчику температуру.

— Сколько?— спросил я.

— Сто два.

Внизу доктор дал мне три разных лекарства в облатках разных цветов и сказал, как принимать их. Одно было жаропонижающее, другое слабительное, третье против кислотности. Бациллы инфлуэнцы могут существовать только в кислой среде, пояснил доктор. По-видимому, в его практике инфлуэнца была делом самым обычным, и он сказал, что беспокоиться нечего, лишь бы температура не поднялась выше ста четырех. Эпидемия сейчас не сильная, ничего серьезного нет, надо только уберечь мальчика от воспаления легких.