Несколько дней отдыха...

Председатель ВЧК приехал в Швейцарию инкогнито - Феликс Даманский. Здесь он в первый раз увидел сына. А Яцек не узнал отца: Феликс Эдмундович на фотографии, которая всегда стояла на столе матери, был с бородкой, с усами. Сейчас перед Яцеком стоял гладко выбритый человек...

14 апреля 1921 года Президиум ВЦИК по предложению Владимира Ильича Ленина назначил Дзержинского народным комиссаром путей сообщения с оставлением его на посту руководителя ВЧК и НКВД.

И этот седой, очень усталый человек начал учиться. Он читал и выяснял неясные для себя вопросы, беседуя с крупнейшими специалистами-транспортниками. Ночью его можно было видеть и на железнодорожной станции, и в депо, и в мастерской. Он разговаривал с машинистами, со стрелочниками, стоял в очереди у железнодорожных касс, проверял порядок продажи билетов, выявлял злоупотребления. Удивительно умея выслушивать людей, не отмахиваясь от неприятного и трудного, он в самый короткий срок объединял вокруг себя крупнейших специалистов.

О.О.Драйзер нашел удивительно точные слова для определения стиля работы Дзержинского на совершенно новом и чрезвычайно ответственном посту:

"Умный и твердый начальник, он вернул нам веру в наши силы и любовь к родному делу".

Голод в Поволжье был чрезвычайно трудным экзаменом для едва поднимающегося из руин гражданской войны транспорта.

В эти дни Феликс Эдмундович написал из Омска жене почти трагические строчки:

"Я должен с отчаянной энергией работать здесь, чтобы наладить дело, за которое я был и остаюсь ответствен. Адский, сизифов труд. Я должен сосредоточить всю свою силу воли, чтобы не отступить, чтобы устоять и не обмануть ожидания Республики. Сибирский хлеб и семена для весеннего сева это наше спасенье.

Сегодня Герсон в большой тайне от меня, по поручению Ленина, спрашивал Беленького о состоянии моего здоровья, смогу ли я еще оставаться здесь, в Сибири, без ущерба для моего здоровья. Несомненно, что моя работа здесь не благоприятствует здоровью. В зеркало вижу злое, нахмуренное, постаревшее лицо с опухшими глазами. Но если бы меня отозвали раньше, чем я сам мог бы сказать себе, что моя миссия в значительной степени выполнена, - я думаю, что мое здоровье ухудшилось бы..."

Еще одна черта в характере Феликса Эдмундовича - полное отсутствие самодовольства. Не показная скромность, а искреннее чувство неудовлетворенности самим собой. Весьма характерны в этом смысле такие строчки:

"Я вижу, что для того, чтобы быть комиссаром путей сообщения, недостаточно хороших намерений. Лишь сейчас, зимой, я ясно понимаю, что летом нужно было готовиться к зиме. А летом я был еще желторотым, а мои помощники не умели предвидеть". Это пишет о себе народный комиссар путей сообщения и председатель ВЧК, пишет на пороге осуществления грандиозной и небывалой по тем временам реформы - перехода транспорта на хозрасчет.

Старый большевик, крупный советский хозяйственник И.И.Радченко вспоминает свою встречу с Владимиром Ильичем, на которой присутствовал Феликс Эдмундович. Когда Дзержинский вышел из кабинета, Ленин дал Феликсу Эдмундовичу блестящую характеристику как работнику. Владимир Ильич в затруднительных случаях говорил:

"Ну надо, значит, поручить Дзержинскому - он сделает".

И не было дела, которое Дзержинский не выполнил бы с тем характерным для него блеском, с той энергией, умной стремительностью и талантливостью, которыми любовались все его друзья.

В траурные дни, последовавшие за кончиной Ленина, партия поставила Дзержинского на труднейший пост председателя Высшего Совета Народного Хозяйства. В то же время Дзержинский продолжал возглавлять коллегию ОГПУ. Это было чрезвычайно тяжелое время. Многие фабрики и заводы стояли, на других оборудование было крайне изношено и требовало либо замены новым, либо капитального ремонта. Многие квалифицированные рабочие погибли на фронтах. На их место пришли из деревни десятки тысяч новичков, не привыкших ни к машинам, ни к дисциплине. Не хватало сырья, не хватало топлива. Только что начала осуществляться ленинская денежная реформа. Прошло совсем немного времени, и Дзержинский - в полном курсе всей сложнейшей деятельности Высшего Совета Народного Хозяйства.

Трудясь ежедневно не менее чем по восемнадцать часов, Феликс Эдмундович удивительно умел смотреть в будущее. По его инициативе в аппарате ВСНХ всегда работало не меньше 50 человек вузовцев - здесь их не слишком загружали. По инициативе Дзержинского студентам-практикантам рекомендовалось посещать заседания президиума ВСНХ и его главных управлений.

И сейчас нельзя не поразиться мудрости этого решения: таким путем будущие советские технические специалисты учились искусству управлять у самого Дзержинского и его сподвижников.

Разве можно эту жизнь разделить на периоды - подполье, тюрьмы, революции, ВЧК, НКПС, ВСНХ? Разве не было у Дзержинского профессионального революционера и замечательного конспиратора - тех черт характера, которые дали впоследствии возможность Владимиру Ильичу Ленину увидеть именно в нем, в Дзержинском, председателя ВЧК? Разве не Дзержинский и в подполье и в кандалах каторжника разоблачал провокатора? И разве, когда бушевали "вихри враждебные" и Дзержинский отдавал решительно все свои силы тяжелобольного человека борьбе с контрреволюцией, - разве в ту пору партия не видела в нем созидателя, организатора, строителя?

Он умер председателем ВСНХ и председателем ОГПУ. Он охранял государство и создавал его.

Он умер, отдав решительно все силы своей стране. Едва поднявшись после жесточайшего сердечного приступа, который застиг его на работе, он пошел к себе домой один, отказавшись от провожатых, чтобы не беспокоить Софью Сигизмундовну. Пожав руку жене, Феликс Эдмундович пошел в спальню. Софья Сигизмундовна обогнала его, чтобы приготовить ему постель, но он остановил ее теми двумя словами, которые произносил всю жизнь, всегда:

"Я - сам".

Он всегда все делал сам.

Это были его последние слова...