Евгений Кукаркин

А был ли мальчик?

ПРОЛОГ.

Я - заключенный. Сижу в колонии строгого режима вместе со всякими подонками, полуподонками и, искалеченными душой, нормальными людьми и считаю дни до выхода на волю. Местная сволочь, долго пыталась разобраться за что я сижу. Наконец, решив, что я отравитель, сделала мне для начала "темную", а потом отстала, так как таких заключенных, которые отправили на тот свет многих граждан СССР, здесь полно.

Здесь я - лошадь, это значит- вся грязная работа достается париям колонии, таким отходам, как я. Здесь есть и элитная погань, которой достаются привилегированные рабочие места и деньги с ободранных лошадей.

Наступила весна и на ржавой траве газонов появились первые пятна зелени. На чахлых деревцах вдоль казармы, почки еле-еле пробивались на ветках, а на душе было муторно. Весна не приносила радости. В это утро меня вызвали к начальнику колонии. Я шел, роясь в памяти, какие огрехи мог совершить, за какие провинности меня может наказать начальство и почему так рано.

В кабинете полковника сидело трое: сам полковник - начальник колонии, издерганная жизнью и пьянством личность; хорошо одетый, с большой породистой физиономией и холеной кожей, неизвестный мне гражданин; последний был... Рабинович, да, да, сам доктор медицинских наук, член корреспондент академии наук гражданин Рабинович.

Я доложил, как положено, что явился номер такой-то и застыл в ожидании.

Все трое уставились на меня, как на привидение и пауза затянулась уж больно долго. Первый начал полковник.

- С вам хотели поговорить эти товарищи из Москвы.

Он кивнул головой в сторону прибывших и продолжал.

- Я вас покину, мне нужно на рапорт, а вы поговорите без меня.

Полковник встал, натянул на лысую голову фуражку и вышел.

- Здравствуйте, здравствуйте, Виктор Николаевич.- запел Рабинович - Вот мы опять встретились. Как видите, я вас не забываю и ради этой встречи, оторвался от родных пеннат и явился сюда. Хочу вас представить. Генерал Федотов Андрей Иванович из комитета государственной безопасности.

Гражданский кивнул головой, продолжая пристально рассматривать меня.

- Генерал Федотов очень хотел поговорить с вами. Андрей Иванович,обратился он к генералу - пожалуйста, начинайте.

- Виктор Иванович, я внимательно изучил ваше дело и у меня появилось несколько вопросов. Я знаю, что девочка Катя и гражданка Климович - живы, после введенных вами препаратов. Перед отъездом сюда, мы обследовали их еще раз и убедились, что они здоровы. Но как вы считаете, почему произошел прокол с Андреем? Геннадий Рувимович, - генерал повернулся к Рабиновичу предполагает, что ваш препарат несовершенен, требует доработки. Поэтому и произошел несчастный случай. Так ли это?

- Нет, не так. Препарат не требует доработки.

- Тогда в чем дело?

- Дело в его изготовлении. Я допустил маленькую неточность.

- Вы не скажете, какую?

- Нет.

Мы помолчали. Эту паузу прервал Рабинович.

- Виктор Николаевич, - заблеял он опять - мы исследовали ваш препарат, после того, как Андрей умер, и нашли, что он полностью не пригоден для людей. Подопытные крысы, сдохли через день.

- Гражданин Рабинович, я еще раз повторяю вам, тоже я говорил на суде. Срок хранения препарата - два часа. И какие бы вы исследования не делали, результатов не будет.

- Вы можете дать гарантию, что действие вашего препарата больше не приведет к жертвам? - спросил генерал.

- Нет. Здесь много объективных причин. Самая первая, это состояние пациента. Первоначально, надо провести строгий, клинический анализ и на его основе делать дозировку препарата.

- А как же Катя, Климович, Андрей?

- Я ввел поправки в препарат для каждого.

Генерал встал и подошел к затянутому решеткой окну. Он вынул сигарету и закурил. Инициативу перехватил Рабинович.

- Вы считаете, что ваш препарат влияет на последовательность нуклеотидов и те, наоборот, отключают деятельность активного гена?

- Да, так.

- Но это абсурд, Виктор Николаевич.

- Я не буду спорить сейчас с вами. Я в колонии, а не на диспуте.

Мы опять замолчали. Наконец, генерал кончил курить и вернулся к столу.

- Виктор Николаевич, что если мы вам предложим лабораторию?

- Здесь?

Я взглянул на него с удивлением.

- Нет в Москве.

- На каких условиях?

- Мы вас освобождаем, даем квартиру в Москве, деньги, помещение, людей, оборудование. Курировать вас будет КГБ и Академия Наук.

- В лице доктора Рабиновича? - прервал его я.

- И Геннадия Рувимовича в том числе.

- Я согласен на все, кроме последнего. Курировать КГБ, пожалуйста, но только не Академия Наук с Геннадий Рувимовичем, в том числе.

- Ну вот, я говорил вам Андрей Николаевич, - снова заблеял Рабинович что он не признает никаких направлений в науке. У нас ведутся работы с онкогеном, мы уже ворвались в область трансформации ДНК, а товарищ Воробьев нахимичил препарат и будьте здоровы - решил все проблемы. Это шарлатанство в науке.

- А как же Катя и Климович? - спросил генерал.

- Это случайность. Это объяснить можно тем, что они имели иммунитет к размножению клетки и препарат Воробьева, только подтолкнул и усилил иммунитет.

- Значит все-таки спас?

- Можно считать, да. Но это не препарат для лечения.

- А вы как думаете Виктор Николаевич?

- Я думаю, наоборот. Препарат для лечения.

- Ну что ж, - подвел итог генерал - Мы принимаем ваши условия, Виктор Николаевич.

Рабинович с возмущением всплеснул руками.

- А вы, - генерал обратился к нему - продолжайте свое исследование и я, надеюсь, на благополучный исход. Соревнование - это тоже форма развития. К тому же, это государственное задание. Вы же знаете о чем я говорю.

Генерал подошел к двери и открыл ее.

- Полковник, - позвал он в коридор.

Влетел полковник и судорожно сорвал фуражку.

- Готовьте к выписке заключенного Воробьева.

- Но...

- Все документы я привез с собой.

* ЧАСТЬ 1 *

Я только что окончил ленинградскую техноложку и, чувствуя в кармане, выпирающий диплом, шел к новому месту работы, куда я попал по распределению.

Начальник отдела кадров долго изучал мое направление, несколько раз заглядывал в мой диплом и паспорт и, наконец, взял телефонную трубку.

- Любовь Павловна посмотрите в своих бумагах, кто из наших заказывал на этот год химика-синтетчика.

Мы сидели и ждали, когда Любовь Павловна в своих бумагах найдет мою судьбу.

- Ага... Значит седьмой отдел.

От удивления, брови у начальника полезли на верх и лицо стало похоже на орангутанга, только с белой кожей. Он положил трубку, почесал щеку и вытащил из стола пачку бланков.

- Вот заполни в двух экземплярах. Да, не ставь прочерки в графах. Лучше пиши: "не имел", "не был", "не знаю". Понятно? Вот ручка, пиши здесь.

Он вытащил из стола уголовный кодекс и принялся изучать с первой попавшейся страницы. В течении пятнадцати минут, я разбирал завалы анкеты. Наконец, окончив титанический труд, откинулся на спинку стула и подвинул начальнику бумаги.

- Вот, готово.

Он, в свою очередь, тоже изучал мои бумаги, в течении пятнадцати минут и, подняв голову, сказал.

- Значит так. Сейчас пойдешь в комнату 14. Там сидит Любовь Павловна. Она тебе оформит часть бумаг и ты пойдешь в комнату 17, в спец отдел. Там тоже оформишь бумаги и пойдешь в комнату 11, в военный стол. От туда вернешься к Любовь Павловне и, после, направляйся в поликлинику, где сегодня пройдешь медицинский осмотр. На сегодня с тебя хватит. Завтра приходи сюда с утра.

Я кивнул головой и пошел к Любовь Павловне раскручивать бумажную волокиту.

На следующий день я опять сидел у начальника отдела кадров. Он опять изучал ворох бумаг, которые передал ему и чиркнув по ним ручкой, сказал.