ЛОЦИЯ.
В Балтийское море впадает много рек. Поэтому вода в нем слабосоленая. Приливы почти незаметны. Северная и средняя части моря зимой замерзают.
ПРОМИЛЛЕ
Еще до того, как стать моряком, я встречал в книгах слово «промилле». А что это такое — не знал.
Помог случай.
Разговорились мы как-то в Кронштадте с одним парнем о рыбалке. Парня звали Гришей.
— Эх, — говорит, — и щуку я вчера в море за маяком вытащил. С костыль!
Гриша — парень серьезный: войну на эсминце плавал, ранен в ногу, кончает институт — шутить не любит. И вдруг — щука в море!
Известное дело: щука — рыба пресноводная, в море не живет. Про это даже сказки сложены. А тут — с костыль!
— Врешь ты! — говорю. — Откуда в море щука? Ты ее, брат, в реке или во сне видел. Спорим?
— Спорим!
Пошли мы на другой день на шлюпочке за маяк.
Раскинули перемет. Часа полтора подождали — тянем.
Дергает.
Вытащили — щука! Здоровенная, зубы, как гвозди. Если щелкнет — полруки прочь!
Что за притча! За бортом — море, в шлюпке — щука.
— Уф! — даже в жар меня бросило.
Перегнулся через борт, черпнул ладонью воду — и к губам.
А вода-то пресная!
И как я не сообразил: в Финский залив Нева течет, столько речек, кругом болота, озера… Эх, голова!
— Соли-то совсем нет! — показываю Грише на воду.
— Две, три промилле! — отвечает.
Тут он мне и рассказал: промилле, оказывается, мера солености: одна часть соли на тысячу частей воды. Две промилле — это на ведро чайная ложка. Какая уж тут соленость!
Выходит, щуки в море живут?
Живут, если им промилле разрешают.
Ходят по палубе матросы, стоят вахту, дежурят у механизмов, возятся около судовых шлюпок, перебрасываются короткими непонятными словами.
Подойдем послушаем.
Вот один моряк рассказывает другому:
— Шли мы правый бейдевинд, смотрим, что-то она не то…
— Уваливаться начала?
— Приводиться. А справа и слева — банки.
— Так вы что — срубили мачту?
— Нет. Заело.
О чем это они? Топором рубили мачту, кто-то кого-то заел — страшная история!
Страшная? Нет, ничего особенного: просто один моряк рассказывает другому, как они плавали на шлюпке, попали между двумя мелями, решили на время убрать мачту, мачта застряла…
А рассказывает это он на своем, морском языке.
Есть такой язык. Пол на судне называется «палуба», комната — «каюта», постель — «койка», стена — «переборка». Моряк не скажет «застряло», но «заело», «запирать» у него — «задраивать», «плыть» — «идти».
Многие морские выражения для непривычного уха смешны: «срубить мачту», «выкинуть флаг», «отдать якорь»… Никому матрос свой якорь отдавать не собирается, мачту портить не будет, флаг за борт не выкинет.
Все на судне по-своему. Придешь на судно — всему учись сначала.
Так было и со мной. И первое слово, с которым пришлось столкнуться, было «абгалдырь».
О боцманах в училище мы наслышались много: боцман — хозяин палубы, бог чистоты и порядка. Боцманы — лихой народ и моряки отличные, но ругаются — страх! Не попадись ему на язык.
И вот по палубе учебного корабля меня ведет боцман. Знакомит — что, где.
Сначала подвел к железному крюку, лежавшему около якорной цепи, и сказал:
— Абгалдырь!
«Нехорошо! — подумал я. — Такой пожилой — и ругается. Нет, чтобы объяснить по-человечески».
Потом боцман остановился около мачты, посмотрел куда-то вверх и произнес:
— Фордун!
«Совсем распоясался! — решил я. — Если он вздумает еще раз ругнуться, пойду к капитану!»
Тут боцман отскочил в сторону да как закричит:
— Полундра!
«Ах так! — подумал я. — Иду немедленно…» Но тут меня хлоп по голове веревка!
Отскочил я, задрал голову. Вижу — на мачте матрос. Это он веревку уронил.
— Что же ты? — говорит боцман. — Кричал я тебе: «Берегись», а ты…
— Ничего вы мне не кричали.
— А «полундра» кто сказал? Голова еловая!
Так вот оно что! Оказалось, «полундра» значит «берегись», «фордун»—веревка, которая идет от мачты к борту, «абгалдырь» — крюк, которым таскают по палубе якорную цепь. И еще оказалось, что боцманы ругаются редко — только когда у них ученики бестолковые.
ВЕЧЕР НА СУДНЕ
Над мачтами зажигаются звезды.
У машины, у приборов, у руля — очередная вахта. Свободные от вахты — на полубаке.
Полубак — место на носу судна. Сюда приходят отдыхать. Здесь можно выкурить папироску, постоять, посмотреть за борт.
Здесь ведутся разговоры, поются песни, рассказываются страшные морские враки.
Идемте на полубак.
— Судовое дежурство, запомни, называется вахта. Вахты бывают: утренняя — когда она у тебя утром, вечерняя — вечером, собачья, или просто «собака», — это ночью, когда спать хочется. А еще бывает — первая. Это когда ты первый раз в жизни дежуришь. Первая — самая трудная…
— Подошел к компасу, взял в руки судовой журнал — помни: пишем то, что наблюдаем, а чего не наблюдаем, того не пишем.
— Туман закрывает берега и открывает настоящих моряков.
— В тумане все корабли идут прямо на тебя.
— Какой груз самый опасный?
— Ясное дело — взрывчатка.
— А вот и нет. Горох! Страшнее гороха груза нет. Помню, взяли мы как-то в Риге груз — полный трюм сухого гороха в мешках. Повезли его в Таллин. Идем болтаемся на волне. Вдруг — тресь! — наскочили на камни. Пробоина пустяковая, но вода в трюм попала. Вызвали мы помощь. Пока ждали ее, пароход ка-ак затрещит! Это горох разбух и давай железо корежить. Пришли спасатели, а спасать-то и нечего: горох все судно разворотил. Вот так!
— Это что. А я недавно слыхал: пароход и паровоз столкнулись.
— А я — пароход на дом наскочил.
— А я… я…
— Стоп! Всё вы, друзья, врете. Со скуки. Вот ты?
— Вру.
— И ты выдумал про дом?
— Ага.
— А ты про горох?
— Тоже.
— То-то… Развели тут морские враки! Пошли-ка спать.
Затихают разговоры на полубаке. Расходятся матросы.
А что, если они не соврали? А ну как и верно — горох в трюме страшен, пароход на паровоз налететь может, а на дом и подавно?
Подождем — увидим. Впереди у нас много морей