— А она?

— Говорят, работала секретаршей или машинисткой, только у меня собственное мнение на этот счет, один мой знакомый живет на Таргувеке и знает всю ее родню. Она из тех, которые как птицы небесные — не сеют, не жнут, а урожай собирают. Папочка довольно частенько в тюрьме посиживал, да и мамочка не лучше, а братец кого-то пырнул ножом. Ирена окончила среднюю школу и устроилась на работу на небольшой завод по производству смазочных масел. Работала она там простой работницей. А так как кое-что понимала в своей красоте да еще в кое-каких делах разбиралась, то и стреляла своими зелеными глазищами, пока не подстрелила нашего пана инженера, он на ней и женился, хотя был старше ее на пятнадцать лет.

Такие браки часто бывают удачными. Разве для любви есть преграды.

— Так-то оно так, только если говорить о любви, то в данном случае влюблен был пан инженер. А ей только надо было вырваться из своего окружения. Такое замужество открывало перед ней все пути.

— Какие пути? Официантки в кафе «Гранд-отеля»?

— Смазливая официанточка в людном кафе далеко может пойти. Сколько возможностей для нужных знакомств, не то что в «смазочной» на Таргувеке.

— Что это за «смазочная»?

— Да небольшой заводик. До войны там производили смазочные масла для машин, для телег, разливали в бутылки, еще какие-то химикаты изготовляли. Называли тогда «смазочная», так это и осталось. Хотя сейчас этот заводик включили в производственную кооперацию, а название осталось старое.

— На какой же улице эта «смазочная»?

— На улице Князя Земовита. Возле самой железной дороги.

— По-моему, Ирена должна быть только благодарна Стояновскому, так как он вытащил ее из такого окружения. А за благодарностью часто следует любовь.

Пан Ксаверий только рукой махнул.

— Видел я Ирену, когда она сюда въезжала с одним маленьким чемоданчиком. А сейчас… Сколько у нее импортных тряпок. Вы ведь видели, чем ее шкаф набит? Зигмунт безумно любил ее, столько денег на нее тратил. Только недавно глаза у него открылись, понял, на ком женился.

— Изменяла?

— Этого не могу сказать, не знаю, но повеселиться любила, плохо, что еще и любила выпить. Когда они только поженились, у них часто бывали гости. Кому, как не дворникам, известно, кто и когда веселится. Вот уже второй год никто к инженеру не заходил. И родители перестали бывать. Он сам стал к ним ездить в Вёнзовную, почти каждое воскресенье. Ездил один, без Ирены.

— Бывает, что со свекровью плохо уживаются молодые, тут уж не разберешь, кто виноват… Стояновскому, может, с женой совсем и неплохо жилось.

— Если б хорошо, то не ссорились бы. А то Ирена на весь подъезд кричала: «Растяпа, дурак…», даже слушать было неприятно. В последнее время довольно часто ее с работы провожал один такой симпатичный шатен. На зеленой машине. И всегда очень поздно.

— Марка какая? На номер не обратили внимания?

— Не очень-то я в автомашинах разбираюсь. Вот если бы конь, я бы сразу сказал, какой породы. Знаю, что совсем новенькая машина, какая-то иностранная, на наш польский «фиат» не похожа… А шатен — воспитанный человек, ничего не могу плохого про него сказать, как открою ворота, обязательно десятку сунет, а то и двадцатку. Вполне возможно, что Ирена хотела поменять своего мужа на этого типа. Куда «сирене» Стояновского до такой шикарной машины.

— Может, он только провожал? Обычный ресторанный роман. — Поручик Чесельский специально ставил под сомнение все утверждения пана Ксаверия в надежде побольше выпытать у него.

— Какой там роман! — возмущался пан Ксаверий. — Ирена не скрывала, что хочет развестись, а инженер был против… Как известно, без согласия супруга развод не получишь.

— Она требовала развода?

— Когда ссорились, не раз кричала: «Если тебе это не нравится, дай мне развод».

— А Стояновский?

— Он никогда не повышал голоса, но, видно, не соглашался на развод, тогда бы она так не кричала.

— Часто они ссорились?

— В последнее время часто. Пожалуй, самый сильный скандал был у них прямо перед самым ее отъездом на курорт.

— Из-за чего?

— Я в тот день мыл лестницу в их подъезде. Делом своим был занят, так что не слушал, чего они там ругаются.

— Ясно! Понимаю вас, — стараясь быть тактичным, проговорил Чесельский. — Бывает и так, что, когда занят делом, не слушаешь, а все равно долетает до ушей.

— Так-то оно так, — согласился пан Ксаверий. — Значит, мою я лестницу, а совсем рядом, за дверью, Ирена надрывается: «Так знай, после отпуска я сюда не вернусь!» Зигмунт что-то ответил ей, не повышая голоса, а она опять: «Если не дашь мне развода, пожалеешь об этом!»

— Пан Ксаверий, а вы не вспомните точно, когда они так ссорились?

Дворник озабоченно принялся подсчитывать на пальцах.

— Инженера убили позавчера, то есть во вторник. А она уехала дня за три до этого — значит, в субботу утром. Это я хорошо запомнил, как раз подметал мостовую, когда она вышла с чемоданами и села в машину.

— В зеленую?

— Нет, в такси.

— Стояновский ее не провожал?

— С утра уехал на работу, потом приехал за ней, но она минут за пятнадцать до этого уехала. А меня просила передать, если Зигмунт подъедет, что больше ждать не могла, поскольку он всегда опаздывает, поезд же отходит точно по расписанию.

— Вы это передали Стояновскому?

— Как только он подъехал, сразу сказал, что Ирена взяла такси, боялась, опоздает на вокзал. Он посмотрел на часы и, кажется, сказал, что его задержали по дороге, и еще добавил, что она уехала отдыхать в Бещады. Все это я уже рассказал капитану, он меня расспрашивал.

— А скандал когда был?

— Дня за два до ее отъезда — значит, в четверг.

— Вы были у себя дома, когда убили Стояновского?

— Нет, я в тот день поехал к родственникам на Жолибож. Можете проверить, дам их адрес и фамилию.

Поручик только рукой махнул.

— Вам-то какая выгода убивать Стояновского.

— Жены тоже не было дома. Как раз вышла в гастроном. А когда вернулась, на месте преступления уже была милиция и лужа крови на мостовой. Инженера увезла «скорая помощь». Жена даже и не знала, кого убили. Только когда пани Межеевская, жиличка со второго этажа, вышла мусор выносить, она ей и сказала, что убили Стояновского.

— Его машина возле дома стояла. Разве ваша жена не знала, что это автомобиль Стояновского?

— Конечно, знала, чья «сирена», только ей никто не сказал, что убили ее хозяина. Какая-то женщина видела, как убивали инженера, но я с ней не разговаривал. Вообще ни с кем не разговаривал. Потом меня капитан допрашивал, но это уже было на следующий день утром. К этому времени личность убитого была установлена.

— В какой квартире живет Межеевская?

— На втором этаже, номер три.

Поручик поблагодарил пана Ксаверия за ценную информацию и поднялся этажом выше. Дверь ему открыла сама пани Межеевская. Из разговора выяснилось, что она фармацевт, живет с дочерью, зятем и двумя внуками. На этой неделе, когда было совершено убийство, пани Межеевская взяла отпуск на несколько дней — срочно надо было сделать кое-что по дому, — так что на работу не ходила.

— Все началось с того, что я услышала крик «Помогите! Милиция!» Подбежала к окну, вижу: стоит машина, а возле нее на мостовой лежит окровавленный мужчина. Тут подбежал милиционер, пытался ему помочь, перевернул на спину, а когда перевернул, я и увидела, что это пан Стояновский. Собралась толпа. Приехала милицейская машина, потом «скорая помощь», и Стояновского увезли.

— А преступника, который его убил, видели?

— Нет. На улице никого не было. Женщина кричала из наших ворот.

— Почему же вы не сообщили милиции, что убитый — ваш сосед Зигмунт Стояновский?

— Мне и в голову не пришло, — удивилась женщина. — Ведь они сами его на «скорой помощи» отправляли, знали, что машина его. Могли документы проверить. Да меня никто и не спрашивал. Только на другой день ходил по подъезду милиционер и допытывался, кто из жильцов видел, как убивали Стояновского, кто видел убегающего преступника. Тот милиционер и сказал нам, что Стояновского убили.