До февраля 1968 года его местонахождение оставалось неизвестным. Однако Сири Думек сообщила Крису Кейпертону, как найти загадочный предмет.

У нее имелся свой способ; именно благодаря ему, кстати, она и сумела проследить все перемещения предмета.

Сири отпустила руку Криса, которую во время рассказа стиснула так сильно, что чуть было не раздавила, и попросила принести шкатулку, купленную ей Кейпертоном в Гонконге. Крис выполнил просьбу. Сири прижала шкатулку к груди. Судя по всему, женщине было нестерпимо больно.

– Помнишь блошиный рынок?

– Да, – отозвалась она, закрывая глаза. – Мы держались за руки, чтобы не потеряться в толпе; потом ты отпустил меня, и я страшно испугалась. Тебя не было целых пятнадцатв-минут…

– И ты запаниковала.

– А когда вернулась к машине, ты сидел за рулем.

– Жаль, что ты не видела своего лица. Какое на нем было написано облегчение!

– Любовь, – поправила Сири. – Именно тогда я почти забыла о поисках идеала. А ты улыбнулся и протянул мне вот это. – Она разжала ладонь и показала ему голубую с золотом шкатулку.

Крис опустился на колени рядом с кроватью, поправил подушку, на которой покоилась голова Сири. Он явно заинтересовался ее рассказом.

– Что такое Истинная Любовь? Как она выглядит?

– Не знаю. Я никогда ее не видела. Слишком дорого обходится… Нужно искать, – Сири помолчала, словно подыскивая нужное слово, такое, которое не напугает Кристофера, – без посторонней помощи.

– Откуда ты все это узнала?

– От своего осведомителя, которого тебе тоже придется отыскать. Будь осторожен, не торопись. Я однажды погорячилась и… – Сири сделала паузу, потом прибавила: – Тебе понадобится моя кровь.

– Осведомитель? Твоя кровь? Я не…

– Нужно воззвать к Адраммелеху, Властелину Третьего Часа.

– Бедняжка, подумалось Крису, к горлу которого подкатил комок. Уже бредит. – Крис, я разумею Ангела Ночи.

Затем она попросила кое о чем еще. Озадаченно покачав головой, Крис сходил в спальню и принес обитую медью шкатулку, которую Сири называла «бахут».

– Посмотри на нее, – сказала женщина. – Угадаешь, как она открывается? – Крис оглядел шкатулку со всех сторон, но не нашел ни замка, ни защелки.Она сделана из древесины алоэ, а внутри отделана миндалем. Кажется, до тебя понемногу доходит?

– Сири…

– Чтобы открыть ее, нужен Шургат. Смотри. – Женщина указала на символ, изображенный на крышке шкатулки. – Он не причинит тебе вреда, поскольку его дело – открывать все на свете, и не более того. Возьми мой волос… Пожалуйста, Крис, не спорь… Сири уже не говорила, а шептала. Кейпертон подчинился. – Шургат потребует волос с твоей головы, но ты заставь его взять мой. Вот что нужно произнести, чтобы призвать…

Ей пришлось повторить заклинание несколько раз, прежде чем Крис убедился, что она вовсе не шутит и не бредит, что он и впрямь должен записать ее слова.

– Когда бахут откроется, ты сам сообразишь, что делать дальше. Будь осторожен, Крис. Больше мне подарить тебе нечего… – Сири открыла глаза и взглянула на Кейпертона. – Сердишься?

Он отвернулся.

– Любимый, мне очень жаль, что все так случилось, но тут ничего не попишешь. Прости меня, ладно?

Сири вновь закрыла глаза, уронила шкатулку на ковер… Крис остался один.

– Я любил тебя недостаточно сильно, – проговорил он, обращаясь к мертвому телу. – Иначе ты была бы жива.

Легко быть крепким задним умом.

К двадцати пяти годам Крис прочел все, что смог найти относительно загадочной сути любви. Вергилий и Рабле, Овидий и Цяо Вей, «Пир» Платона и все сочинения неоплатоников, Монтень и Иоганн Секунд, а также все стихотворения английских поэтов, от анонимной лирики XIII-XV веков до Ролла, Лидгейта, Уайетта, Сидни, Кэмлиона, Шекспира, Джонсона, Донна, Марвелла, Геррика, Саклинга, Лавлейса, Блейка, Бернса, Байрона, Перси Шелли, Китса, Теннисона, Браунинга и Эмили Бронте. Кроме того, он проштудировал каждый из существующих переводов «Кама сутры» и «Анангаранги», что побудило его взяться за арабских поэтов; он прочел «Душистый сад» шейха Нефзави, «Бехаристан» Джами и «Гулистан» Саади, равно как и анонимный «Тадиб уль-Ницван» и «Зенан-намэ» Фазильбея. Семь арабских трактатов о радостях плотской любви Кейпертон быстро забросил: секс ему был интересен лишь постольку поскольку.

Крис записал в дневнике: «Мы с Конни Холбен занимались любовью, когда неожиданно вернулся домой из деловой поездки ее муж Пол. Увидев нас, он заплакал. Ничего более ужасного мне в своей жизни видеть не доводилось. Почему-то вспомнился Иксион, привязанный в Гадесе к вечно вращающемуся колесу – так Зевс покарал его за то, что он посмел домогаться Геры. Больше никогда не прикоснусь к замужней женщине. Оно просто-напросто того не стоит».

В дальнейшем он откровенно избегал текстов, в которых речь шла исключительно о плотских утехах во всем их многообразии. Нет, Крис никого не осуждал; он понимал, что каждый стремится к Истинной Любви по-своему, зачастую сам того не сознавая. Что же касается лично Кристофера Кейпертона, у него особый путь, и нечего тратить время и силы на то, что не слишком интересно.

Крис прочел «Цзинь, Пин, Мэй» в переводе Уэйли, изучил все, что хотя бы попахивало Фрейдом, разыскал «Роскошный цветок Востока» и даже редчайший английский перевод «Веселых рассказов о Константинополе и Малой Азии», перелопатил мемуары Карла Второго, Чарли Чаплина, Айседоры Дункан, Мари Дюплесси, Лолы Монтес и Жорж Санд, обратился к романистам – Моравиа, Горькому, Мопассану, Роту, Чиверу и Броссару, – но установил, что им известно даже меньше, чем ему.

Тогда он принялся разыскивать афоризмы, причем верил каждому слову. Бальзак сказал: «Истинная Любовь вечна и всегда одна и та же. Она чиста и непорочна и не признает насилия; у нее седые волосы и по-юношески горячее сердце». «Разум не в силах управлять любовью», – заметил Мольер. Теренс считал, что «любовь может настолько изменить человека, что друзья с трудом его узнают». Вольтер: «Любовь – это холст, предоставленный нам Природой и расшитый воображением». Ларошфуко: «Когда мы не любим, то часто сомневаемся в том, во что обычно верим».