— Если бы ты знал, сколько я вынуждена отстегивать муниципалитету за пользование портовыми сооружениями, ты не был бы и вполовину столь щедр! Да я же все корабли буду оснащать у тебя!

— А если я сооружу в Тримальхиаре верфь, ты доверишь мне строительство кораблей для тебя?

В их встречном смехе прозвучало глубокое удовлетворение друг другом.

— Я помогла бы тебе и просто так, — сказала Джейн. — Мне нужно чем-то заполнять жизнь, а подобная авантюра столь же по плечу мне, как и тебе. Похоже, после четвертьвекового торжества Черного трона наступают наши денечки. Ты краше прежнего отстроишь Тримальхиар.

Санди бледно улыбнулся.

— Мы, кажется, забыли о твоей семье, — спохватилась Джейн. — Когда ты собираешься обратно? Не намерен же ты проводить полгода здесь, полгода — там? Какой тогда от тебя прок?

— Я лелею надежду, что Сэсс, увидев Тримальхиар, будет очарована им, и тогда я смогу уговорить ее перебраться сюда навсегда. Но сначала здесь надо хоть немного прибраться. Я не хочу сразу отпугнуть ее этой разрухой. Она очень домашний человек и имеет к Волшебной Стране стойкое предубеждение.

— Она же отреклась от своей сказки, — пробормотала Джейн. — Да и ее можно понять: сперва ее сажают в тюрьму, потом пытаются принести в жертву, а в результате на ее глазах гибнет любимый человек. И ты всерьез надеешься ее сюда затащить?

— Солли будет на моей стороне, — сообщил Санди, — а вдвоем мы маму уломаем. Да и войны-то ведь уже нет, чего же ей опасаться?

Говоря все это, он был убежден, что Сэсс и Солли мирно поживают в Бычьем Броде.

Косые лучи раннего утра вонзались в кухонное окно, и каменные плиты пола там, где на них ложились золотистые полосы, ощутимо теплели. Пылинки кружились, танцуя в ярком солнечном свете, и духи воздуха резвились вместе с ними, вполуха внимая лекции по основам магии. Читала ее Джейн, небрежно опершись на каминную полку, а Санди сидел на табурете посреди кухни, и верхняя часть его лица была скрыта плотной черной повязкой. Исключая из способов восприятия информации зрение, он тем самым сознательно обострял слух, память и, как заметила Джейн, кое-что еще, к чему, собственно, она и адресовалась.

— Из всех данных от сотворения чувств маг менее всего должен полагаться на зрение, — доносился до Санди ее голос, чуточку сдобренный менторскими интонациями. — Парадоксально, но шире всего человеком используется именно этот, самый несовершенный инструмент. Всего же чувств у обычного человека, к коим мы с некоторой оглядкой можем причислить начинающего мага или мага, не получившего должного образования, — она поклонилась в его сторону, шесть. Зрение — как уже упоминалось, самое ненадежное, слух, вкус, осязание, обоняние и интуиция. Истинный же маг отличается от простого человека тем, что имеет развитое и хорошо тренированное седьмое чувство: способность чувствовать энергию. Оно наверняка знакомо тебе по его грубым проявлениям: усталости, когда ты ощущаешь недостаток энергии, и, напротив, избытка, когда говорят, что ты «полон сил».

Санди кивнул. Он был одним воплощенным слухом.

— Энергия имеет различные формы и способы проявления, — продолжала Джейн. — Кто-то работает со светом, кто-то — с ветрами. В силу специфики моей сказки я ассоциирую ее с жидкостями. Поэтому я буду использовать соответствующую терминологию, прибегая в описаниях к сравнениям вроде «потока» или «волны». Сперва мы выясним, какие возможности имеются у мага для приобретения энергии. Во-первых, способность вырабатывать энергию имеется у каждого смертного существа, поддерживающего свою жизнь обычными способами. В энергию могут быть преобразованы пища, питье, тепло, положительные, а в некоторых случаях — и отрицательные эмоции.

— Выходит так, что сытый маг сильнее голодного, а счастливый — сильнее равнодушного?

— Выходит так. Но во всем, видишь ли, хороша мера. Могущество — изящная, хитрая, диалектически двойственная вещь. Его можно сравнить с известной тебе оптимизационной задачкой о колебаниях поголовья волков и зайцев. Излишество вредно. То, что в достаточной дозе питает Могущество, в избыточной начинает его пожирать. Так, извиняюсь, обожравшийся маг рискует потратить всю энергию на переваривание употребленной пищи и ликвидацию пагубных для желудка последствий. Бурная страсть также истощает магические силы, потому что безумно влюбленный расточает драгоценные запасы бессмысленно и с вулканической щедростью. Энергия бешеной ненависти находит выход в эпилептическом припадке или опасном для жизни мага катаклизме, оставляя его вообще без каких-либо сил. Таким образом я подвожу тебя к выводу, что первым и единственным регулятором Могущества является личное чувство меры мага, или, извини за набившее оскомину слово,

— Равновесие.

— Так что магу лучше всего существовать немного впроголодь, поддерживая в крови определенный благоприятный процент адреналина? А не является ли процесс выработки энергии обратимым? В том смысле, если у мага нет ни крошки еды, но зато он полон энергии… Что он будет делать?

— Умрет от голода. Процесс необратим, иначе я с помощью коротенькой цепочки следствий берусь доказать тебе возможность бессмертия. Маг может создать иллюзию пищи, но в иллюзорной магии воздействие направлено не на предмет, а на сенсоры того, для кого предназначается иллюзия. Это будет самообман. В самообмане можно найти кое-какую пользу, но это не та вещь, что способна спасти от голодной смерти.

— От чего зависит масштаб Могущества?

— От коэффициента полезного действия организма и личной умеренности. Предлагаю рассмотреть в качестве примера Александра Клайгеля.

— Мне кажется, — пошутил Санди, — я его немного знаю.

— Не будь так самоуверен. Вышеупомянутый Клайгель, являясь сыном принца Белого трона и белой леди Харбенкс, с обеих сторон получил в наследство определенные, взаимно усиливающие друг друга способности. В то же время, воспитываясь в прозаической среде, он был лишен возможности, с одной стороны — развиваться так, как этого требовали его задатки, а с другой — тратить энергию на достойные объекты. Дар проявлялся в легкой подстраховке владельца от мелких неприятностей, главным образом таких, каких интуитивно желал избежать сам владелец. Предположительно в этом и заключается феномен счастливчика Санди. Первое явное проявление Могущества связано с легким испугом и выразилось в разбитии носа огнедышащему дракону. Встреча прирожденного мага и волшебного существа не могла, разумеется, не повлечь за собой дальнейшего развития первого. Засветившись, он начал притягивать к себе внимание обитателей Волшебной Страны. Нерастраченный потенциал мага вызывает почтительное восхищение, но даже при поверхностном наблюдении очевидно, что маг не тренирован. Хотя бы потому, что все три его известные попытки сходны по манере: ты вызываешь сущее цунами и обрушиваешь его на противника. От этого уже пострадали два дракона и большое скопление нечисти на жертвоприношении у Райана. Картина, безусловно, весьма впечатляющая, но лишь за счет внешнего эффекта. Как признал ты сам, это грубо. Тебе повезло, что против тебя стоял не истинный принц Черного трона, а бездарь и недоучка Райан с конденсатором в руках. Ты победил его не за счет искусства. Ты его просто передавил, сконцентрировав всю силу в одном достигшем цели ударе. Настоящий мастер способен добиться и большего результата с использованием меньших затрат. На самом деле, Санди, умирать во время каждого подвига вовсе не обязательно.

Плечи Санди резко ссутулились. Джейн замолкла, а он сорвал с лица повязку и резко заговорил:

— У меня не было иного выхода! Я меньше всего хотел его убивать. Я же… начал считать его настоящим другом к концу Приключения. Он несколько раз спасал мне жизнь. Он не был воплощенным Злом, Джейн! Он был симпатичным парнем, пятьдесят на пятьдесят, и чем дольше мы общались, тем больше он открывался в хорошую сторону… Это все Меч. Когда я вызывал его на бой, и мы перебросились парой реплик, мне показалось… В общем, что передо мною прежний Райан. А вдруг я мог превозмочь влияние Меча без убийства? Если я мог уничтожить только Меч?