Со всех сторон Германии посылались к Меттерниху сообщения, описывавшие происшедшее событие. Фарнгаген фон Энзе рассказывал драматические подробности как убийства Коцебу, так и неудачной попытки Занда покончить с собой. “Когда Занд вышел на улицу, – пишет Фарнгаген, – он упал на колени и начал с воодушевлением благодарить Бога за то, что его попытка увенчалась успехом. Потом он наносит себе два удара кинжалом и падает без сознания”. Из других источников Меттерних узнает, что Занд был студентом теологии сначала в Эрлангенском университете, где отличался мягкостью характера и чистотою нравов, и что в 1817 году он перешел в Иену. Тут он принимал горячее участие в вартбургских демонстрациях, а в 1818 году опять возвратился в Эрланген и вел деятельную агитацию в пользу всеобщего немецкого студенческого союза.

По поводу самоубийства Занда Генц высказывает великодушное пожелание, чтобы он умер от своих ран, потому что суд над ним и казнь его могут произвести еще большее ожесточение. “Вот последствия усилий невинной и добродетельной молодежи и ее благородных учителей, о которых нам столь много говорили, когда мы после вартбургских буйств осмелились указать на зло!”

Теперь Генц советует принять серьезные меры. Таковыми он считает только те, которые действовали бы на мировоззрение молодежи. Усиление университетской дисциплины, изгнание виновных профессоров и студентов, уничтожение университетского суда – все это паллиативы. “Революционные принципы (как, например, отрицание всякой власти, независимость личного суждения, борьба мнений и другие прекрасные вещи в том же роде) останутся нетронутыми. Они примут другую форму, опять гордо поднимут голову и больше чем когда-либо будут насмехаться над всякими законами. Дух, которым проникнут теперь университет, не только не будет изгнан, но даже не будет ограничен; наоборот, раздражаемый бессильным противодействием правительства, он сделается только еще более опасным”.

Другой сотрудник Меттерниха – Адам Мюллер – видит зло еще глубже. “Университетские беспорядки, – пишет он, – ведут свое начало от реформации; вот откуда проистекает зло; его нельзя искоренить, не уничтожив самой реформации”.

Сам Меттерних встретил событие 23 марта с величайшим удовольствием. Что же могло быть радостным в этой кровавой истории, где одна жертва уже пала, а другая готовилась к эшафоту?

Приятное для Меттерниха заключалось в том обстоятельстве, что убийство Коцебу создавало для него прекрасный повод энергичного и быстрого вмешательства во внутренние дела Германии. “Благодаря одной из тех счастливых случайностей, – пишет он Генцу, – которые доставляли вам так часто случай приветствовать меня, я в состоянии буду поднять свое дело, обогатив его примером, который дал мне этот превосходный Занд в отношении бедного Коцебу”.

Более практичный чем Мюллер и Коцебу, он не доходит до неосуществимых проектов искоренить реформацию и свободомыслие, а требует прежде всего изменения университетской дисциплины. “Иначе мы ничего не добьемся”, – пишет Меттерних. Он даже иронизирует над Мюллером, предложение которого напомнило ему случай с русским дипломатом Головкиным, предлагавшим искоренить “первые причины французской революции”.

В то же самое время Меттерних входит в отношения с различными немецкими дворами, чтобы подготовить известную Карлсбадскую конференцию. В средине июля того же 1819 года он приезжает в Германию и имеет свидание с прусским королем в Теплице. Чтобы склонить короля на свою сторону, Меттерних возбуждает в нем недоверие к окружающим его лицам, которых он подозревал в сочувствии либеральным взглядам. Таким он считал, между прочим, самого прусского канцлера, князя Гарденберга. “Я могу с Вашим Величеством говорить откровенно, – начал Меттерних, – как и прежде, тем более, что вы сами требуете от меня этого... Очаг заговора находится в Пруссии: теперь всем известны мелкие заговорщики, но их вожаки еще не открыты. Между тем они, несомненно, принадлежат к высшим сферам, они находятся среди ваших собственных сотрудников. Вашему Величеству известно мое мнение о князе канцлере; он оказал вам большие услуги, но теперь он стар, слаб телом и духом и часто, желая добра, делает только зло”. С другой стороны, Меттерних, чтобы оказать давление на князя Гарденберга, угрожает открыть королю какие-то его тайны интимного характера. Такими способами ему удается заставить короля и Гарденберга отказаться от конституционных проектов и дать обещание, что они будут поддерживать его и на Германском сейме.

Как известно, вопросы, касающиеся общих интересов Германии, рассматривались на сейме, заседающем во Франкфурте. Гласность заседаний сейма могла бы вызвать сильную критику со стороны общественного мнения и повредить планам Меттерниха. Вот почему он старается, чтобы министры всех германских государств предварительно сговорились относительно нужных мероприятий, – так, чтобы сейм очутился перед совершившимся уже фактом и ему не оставалось бы ничего иного, как только признать его. Самым важным для Меттерниха было согласие Пруссии, которым он и заручился. Что касается мелких владетелей Германии, таких, как великий веймарский герцог, прозванный в насмешку “Великим Студентом” за его симпатии к учащейся молодежи, на них Меттерних действовал угрозой или же пользовался чувством страха, которое вызвало среди них убийство Коцебу. Имея в виду этих владетелей, император Франц писал Меттерниху: “Мы имеем дело со слабыми государями и слабыми правительствами и поэтому должны воспользоваться овладевшим ими чувством страха, чтобы заставить их принять строгие, но справедливые меры”.

Программа Меттерниха состояла из двух частей: первая охватывала непосредственные практические мероприятия, которые следовало принять против либерального движения; вторая – в изменении XIII статьи органического закона германской конфедерации, обязывающей отдельные правительства дать своим подданным конституционные учреждения. Ввиду оппозиции, которую могла вызвать такая коренная ломка основных законов Германского союза, Меттерних решил действовать осторожно и методически.

На Карлсбадской конференции он ограничивается только проведением первой части своей программы. Здесь было решено уничтожить свободу печати и усилить университетскую дисциплину, с исключением из университетов и лишением прав преподавания неблагонадежных профессоров. По третьей резолюции создавалась особая комиссия с широкой следственной властью, заседающая в Майнце, на которую была возложена задача выявить и наказать участников заговора. После того, как союзный сейм принял 20 сентября 1819 года резолюцию министров, последние снова собрались на конференцию, на этот раз в Вене. Там была принята 4 марта 1820 года резолюция, известная в истории под названием “Заключительный венский акт”.

Суть этой резолюции заключалась в следующем: основной закон Германской конфедерации хотя и обязывает отдельных владетелей Германии дать своим народам конституционные учреждения, но он в то же время признает за ними право верховного суверенитета.

В силу последнего им предоставляется полное право определять размер и характер реформ, которые они могут дать своим подданным. Однако оказывается, что этот суверенитет отдельных владетелей действителен лишь по отношению к их подданным и является фикцией по отношению ко всей конфедерации. Дело в том, что никакой германский владетель не имеет права предпринимать в своем государстве что-нибудь такое, что угрожало бы внутренней безопасности его соседа. Наконец, по третьему пункту, эти решения входят в силу, не требуя для этого согласия сейма, так как здесь дело идет не о каком-либо новом законе, а только о правильном толковании XIII статьи федеральной конституции.

Таким образом, Меттерних устранял возможную оппозицию со стороны сейма и ставил всех немецких владетелей под фактическое господство Австрии. Последняя получила право вмешиваться во внутренние дела каждого немецкого государства и запрещать всякие нововведения под предлогом, что они угрожают ее собственной внутренней безопасности.