Старджон Теодор
Руки твоей прикосновение
Теодор СТАРДЖОН
РУКИ ТВОЕЙ ПРИКОСНОВЕНИЕ
- Копай в этом месте, - ткнул пальцем Оссер. Чернобровый мужчина сделал шаг назад. - Почему?
- Мы должны углубиться, чтобы строить выше, и мы будем строить выше.
- Почему? - переспросил мужчина.
- Чтобы отвадить врага.
- Но нам никто не угрожает. Оссер зло рассмеялся.
- Враги у меня появятся.
- Почему?
Оссер подошел ближе к землекопу и раздельно произнес:
- Потому что я собираюсь взять эту деревню и хорошенько потрясти ее, пока она не проснется. А не проснется, буду трясти до тех пор, пока не переломаю ей хребет. Копай!
- Я все же не понимаю, - принялся за свое мужчина. Оссер посмотрел на свои золотистые ладони и сжал пальцы в кулак.
- Вот почему, - ответил он, поднимая глаза на стоявшего перед ним человека и ударяя правой рукой его по лицу, а левой в живот. У мужчины перехватило дыхание, и он рухнул на землю, жадно хватая ртом воздух и всхлипывая. Отдышавшись, он открыл глаза и взглянул на Оссера. Все, что он хотел сказать, за него сказали его глаза, полные боли и отчаяния, в которых читался немой вопрос - почему?
- Тебе нужны объяснения? - продолжал Оссер, когда понял, что мужчина очнулся. Тебе нужны объяснения... они нужны всем вам. Любой вопрос вы выворачиваете наизнанку, взвешиваете, прикидываете в уме, ну а потом сами же себя опровергаете. Я хочу положить этому конец. Я хочу довершить начатое.
Он наклонился над бородатым человеком. Оссер был выше его на полголовы, и плечи у него были широкие и покатые, как основание чаши. Светлые волосы, переливаясь золотом, рассыпались по плечам, а на руках вздулись сухожилия. Он легко оторвал рабочего от земли, поставил на ноги и отпустил только тогда, когда убедился, что тот твердо стоит на ногах.
- Ты меня не понимаешь, да? Мужчина слабо покачал головой.
- И не пытайся. Ты больше выкопаешь, если будешь поменьше думать. - Он сунул ему лопату в руку, а сам поднял кирку. - Копай, - приказал он, и тот принялся за работу.
Видя, что мужчина орудует лопатой, Оссер улыбнулся и втянул ноздрями теплый чистый воздух. Теперь ему все здесь нравилось: и солнечный свет, и утренний запах свежеископанной земли, и сама идея строительства.
Стоя с высоко поднятой головой, он заметил, как неподалеку мелькнуло ярко-желтое пятно, и успел разглядеть лицо девушки, прежде чем она скрылась. Оссер невольно сжался, нахмурившись. Если она увидела его, то теперь растрезвонит всей деревце, по потом он улыбнулся - пусть. Пусть все знают. Рано или поздно это дойдет до их ушей. Но пусть только попробуют остановить его. Он засмеялся, перехватил поудобней кирку, и комья земли полетели в разные стороны. Выходит, Джубилит решила последить за ним. Ничего страшного. Пожалуйста.
Он снова засмеялся: сперва дело, а потом Джубилит. Со временем у него будет все.
Все.
***
Главная улица деревни изгибалась и петляла меж домов, сооруженных каждый на свой прихотливый лад: рядом с дорогой, вдали от нее; дома встречались высокие и низкие, развернутые фасадом и так и сяк. Не образуя единого гармоничного целого, они между собой хорошо контрастировали, и по такому поселению было приятно пройтись.
На пороге своей мастерской сидел сапожник и, ловко орудуя долотом, выдалбливал сабо, а по соседству расположился шорник, который плел вечные ремни из сырых шкур, связывая их прямоугольными узлами. Дальше стоял жилой дом, за ним - второй, а следом приютилась убогая хижина. Пройдя еще шагов сорок, можно было попасть на зеленую лужайку с играющими детьми; за лужайкой вырисовывался каркас сооружаемого здания, где строитель весело, со знанием дела, забивал тяжелой киянкой прочные шпильки, вынимая их из топорщихся карманов фартука.
Сапожник, шорник, дети и строитель - все замерли на месте, наблюдая за красивой и бегущей Джубилит. Когда она скрылась из виду, они переглянулись и, не произнеся ни единого слова, лишь улыбнулись и помахали друг другу. Щенок с перебитой задней лапой, проворно перебирая тремя, увязался за девушкой. Будь он напуган, то не побежал бы, а окликни она его, то последовал бы за ней на край света. Однако она не обратила на щенка внимания, даже когда он негромко залаял, чтобы через минуту побежать назад - как бы давая ей понять, что ему все равно не по пути. Отбежав подальше, он сел и, тяжело дыша, с укором посмотрел ей вслед.
Ее путь пролегал мимо кузни с огороженным пылающим горном, мимо мельницы с ее удивительным колесом, которое, принимая зерно, уже выдавало щедрыми пригоршнями муку. Шаловливый мальчишка катнул ей под ноги обруч, и она, не сбившись с широкого шага, легко перескочила через него и побежала дальше. Заметив бегущую девушку, от своей трубки оторвался стеклодув: невозможно улыбаться и в то же самое время выдувать стекло. Уж если заниматься, то чем-то одним.
Когда, наконец, Джубилит подбежала к дому Ренна, она принялась делать глубокие и ритмичные вдохи и выдохи. Так дышат те, кто умеет красиво и легко бегать. Девушка остановилась у распахнутой двери и стала вежливо ждать, пока не вышла Ойва и не тронула ее за плечо.
Джубилит подняла голову, не смея открыть глаза, потому что Ойва была не только очень старая, но и доводилась ему женой.
- Это ты, Джуби? - спросила Ойва улыбаясь.
- Да, - ответила девушка, открывая глаза.
Ойва, заметив, как напряжены уголки ее губ, сказала:
- Беспокойная Джубилит.., не буду тебя задерживать. Заходи.
Девушка натянуто улыбнулась старой женщине и прошла в дом, оставив старуху размышлять над тем, где и когда за свою долгую жизнь она сталкивалась с подобным очарованием. Кажется, это было крыло жар-птицы.., или зеленый метеор? Немного поразмышляв, она пришла к выводу: вот когда Ренн поцеловал ее и улыбнулся - это и был для нее самый очаровательный день. Сделав это открытие, довольная Ойва опустилась на трехногий табурет, стоявший у порога.
В коридоре был установлен экран из плотной ткани, образующий своего рода лабиринт, и, пройдя по нему, Джубилит очутилась в очень темной комнате. Она остановилась, выжидая, когда глаза привыкнут к темноте. В глубине дома раздались звуки музыки, и Джубилит почувствовала аромат цветов, сухие лепестки которых только что растерли, и услыхала тихое пение. Этот голос и музыка звучали легко и свободно, вызывая щемящее чувство, словно перенося на поле, усеянное желтыми нарциссами.