— В ваши обязанности входило охранять сумку с деньгами, которая в тот момент лежала на заднем сиденье, — строго сказал майор, — почему же вы вышли из автомашины?

— Как это — почему? — удивился охранник. — Ведь пан милиционер велел выйти и пихать машину.

— Надо было взять с собой сумку.

— Эта сумка весила килограммов двадцать, не меньше, ведь пани Палюх взяла в банке много мелочи, чтобы зарплату раздавать. Если бы я держал сумку в руках, как бы я мог толкать машину?

— У вас было оружие. Когда «фиат» рванул с места, вы обязаны были выхватить пистолет, крикнуть: «Стой, стреляю!» А если бы это не помогло, сделать предупредительный выстрел в воздух и в случае необходимости стрелять в похитителя, пока он еще не успел скрыться. Ведь так положено действовать по инструкции?

— Да как бы я стал стрелять в милицию? Чтобы потом до конца жизни в тюрьме просидеть?

Итак, магия мундира действовала безотказно. Даже и теперь, во время допроса, охранник никак не мог взять в толк, что за рулем угнанной машины сидел преступник.

— Я, пан майор, так вам скажу. Велел мне капрал пихать машину, я и пихал. Если бы пани Палюх сказала мне «стреляй», я бы стрелял. Можете меня посадить, но я ни в чем не виноват.

Качановский только рукой махнул. Он отправил охранника и попросил вызвать Кристину Палюх.

Кассирша оказалась очень светлой блондинкой, с волосами такого ровного цвета, что он никак не мог быть естественным, довольно полная, с явно наметившимся вторым подбородком.

Сначала пани Палюх обстоятельно рассказывала, как она получала деньги в банке. При этом не преминула заметить, что шестого сентября выдалась прекрасная погода, светило солнце и было тепло, не то что в августе. Наконец она добралась до самого момента нападения.

— Этот молодой милиционер был такой симпатичный… Кто бы мог подумать, что он сбежит с нашими деньгами?

— Расскажите, как он выглядел.

— У него была такая приятная улыбка, красивые усики и голубые глаза. Очень шел ему его новенький мундир, он так ладно сидел на нем. Вот только ростом он, на мой вкус, не вышел. У моего мужа — метр восемьдесят пять, — с гордостью сообщила кассирша. — Не такой уж он «пальчик»[5]!

— Так какого же роста был человек в милицейской форме?

— Не больше метра семидесяти пяти. Тот, второй, в голубых джинсах, немного повыше. Впрочем, на второго я не обратила особого внимания, потому что он с самого начала держался в сторонке. Помню лишь, что он был с непокрытой головой, волосы темные, тоже стройный.

— Ну а милиционер? Опишите его лицо, волосы.

— Волосы? Я бы сказала — темный блондин или даже шатен. Фуражка была надвинута низко на лоб, так что нелегко было разглядеть, какое у него лицо и волосы. Лицо, пожалуй, круглое, да, скорее круглое, не продолговатое. А мундир совершенно новый, с иголочки. Сидел на нем как влитой!

— А жетон с номером на мундире был?

— Нет. Кажется, нет… Я не обратила внимания.

— Как же это вы оставили в машине семь миллионов злотых?

— Так ведь милиционер попросил выйти, надо было толкать машину, иначе мотор не заводился. Вот и мой муж, когда у него не заводится мотор, особенно зимой, всегда говорит мне: «Кристинка, выйди и подтолкни». Только наша улица идет немного под уклон, так там легче. У нас, пан майор, тоже есть машина, «шкода»…

— Забота о деньгах, — перебил ее Качановский, — ваша прямая обязанность. Вы видели, что охранник вышел из машины и не взял с собой сумки с деньгами. Значит, ее должны были взять вы.

— Она лежала на заднем сиденье. А потом, знаете, какая она была тяжелая? В банке взяла мелочью десять тысяч злотых. Монеты по пятьдесят грошей, по одному злотому, по два, пять, десять и двадцать злотых. Это была такая тяжесть, что я с трудом дотащила сумку до машины. Согласно инструкции, Балицкий шел тогда рядом, охраняя меня.

— В банке-то ничего не произошло, а вот на шоссе…

— А на шоссе был милиционер. Мы уважаем нашу милицию, никому и в голову не пришло, что это бандит и вор.

— Вас не удивило, что парень был слишком молод для капрала?

— Главное, что он был милиционером, потому мы его и слушались. Мундир, нашивки капрала. Ну а что молод… Теперь ведь везде ставка на молодежь. И вообще, он был очень симпатичный и не вызывал никаких подозрений.

То, что говорила женщина, было логично и убедительно. Сам майор невольно подумал, не повел бы он себя точно так же, окажись на их месте. Не станешь же упрекать их за то, что ни шофер, ни пассажиры не потребовали от представителя милиции предъявить свое удостоверение.

Для следователя было уже ясно, что от этих людей он больше ничего не добьется. Конечно, они совершили оплошность, оставив в машине сумку с деньгами, но даже самый суровый судья вряд ли квалифицировал бы это как преступление, скорее всего, им вменили бы в вину халатность.

В Варшаву Януш Качановский вернулся далеко не в радужном настроении.

— Полковник уже три раза спрашивал о вас, — такими словами встретила Качановского секретарша,- — приказал, чтобы по возвращении вы немедленно зашли к нему.

— У меня сегодня счастливый день, — пошутил майор, — полковнику второй раз требуется мой совет.

— Ну что у вас нового? — нетерпеливо спросил полковник, как только Качановский вошел в его кабинет.

Нетерпение его можно было понять. Совершено крупное хищение, в котором замешан работник милиции. Все это не могло не беспокоить Главное управление, и оно наверняка оказывало давление на полковника, требуя скорейшего расследования.

Майор подробно рассказал обо всем, что ему удалось установить в течение дня.

— И знаешь, одно обстоятельство меня радует, — сказал он, закончив доклад. — Факты говорят о том, что это был не сотрудник милиции, а переодетый в милицейскую форму преступник.

— Не скажу, что я такого же мнения, — заметил полковник. — Какие же факты, по-твоему, доказывают это?

— А вот какие: отсутствие белых нарукавников, которые сотрудники автоинспекции всегда надевают во время исполнения служебных обязанностей; новенький мундир, а мы знаем, что в милиции в последнее время не выдавали формы, и к тому же капрал слишком молод. Что-то я не встречался с двадцатилетними капралами милиции!

— Неубедительно. Я считаю, что это скорее догадка, чем факт, в основе которого — веские доводы. А те, что ты привел, не такие уж веские. Где преступник взял милицейскую форму? В магазине ее не купишь. Не поступало сведения и о краже в милиции нового мундира.

— В магазине не купишь, это верно. А вот, например, в костюмерной любого театра наверняка найдешь такой мундир. Случается, что родственники умершего милиционера продают его форму. Да что там, в конце концов, любой портной может ее сшить.

— Сомневаюсь, что любой, как ты говоришь, портной принял бы такой заказ.

— Ну что ж, значит, не любой, а такой, для которого главным аргументом являются деньги. Можно найти портного, который за хорошую плату сошьет все что угодно.

— Вот тут ты прав. Именно поэтому я намерен обратиться в Главное управление с просьбой дать объявление о назначении высокого денежного вознаграждения лицам, которые могут сообщить какие-либо сведения по данному вопросу. В объявлении будет сказано, что вознаграждение может получить и портной, который сообщит нам о том, что недавно шил милицейскую форму, или, что гораздо вероятнее, человек, который укажет такого портного. Не очень-то я уверен в успехе, но попытаться стоит. Что касается нарукавников, то автоинспектор обязан надевать их в городе, когда он регулирует уличное движение. На шоссе он, как правило, обходится без них. Возраст преступника — тоже не доказательство. Парню было девятнадцать лет, когда его призвали в армию. Два года службы, потом милицейская школа. В двадцать три года он начал работать. Разве в таком возрасте нельзя выглядеть двадцатилетним?