– Мои люди взяли вертолет и стали его искать, но обнаружили только тогда, когда он, судя по всему, разбил окно машины этого американского профессора, которого впоследствии искали вы. Они заметили машину на поляне в то время, когда наш доктор сбежал в лес. Они не видели, чтобы он возвращался на стоянку. Доктора нашли одного несколько минут спустя, а машина уехала. – Гауптман чуть выпрямился и глубоко вздохнул, потом еще раз. Его лицо покраснело от того, что он старался говорить так быстро, но когда старик снова наклонился вперед и продолжил рассказ, его костлявые руки все время жестикулировали. – Мой директор лаборатории знал – чем бы ни заразился доктор из разбитой склянки, это очень опасно и очень заразно, а когда его команда нашла осколки разбитого стекла на стоянке, он постарался выяснить, кому принадлежала та машина. Наши люди прочесали местность и нашли карточку от багажа американца. Они очень испугались, полагая, что мужчина заразился, но не знает об этом. Тогда они позвонили к вам и обратились за помощью. Меня в то время не было в стране. Только в середине дня я узнал от директора лаборатории, что мы по-прежнему говорим вам, что это грипп.

– А... это не так, – спокойно сказал Цайтнер.

Гауптман покачал головой.

– Нет, это не так. Это куда более серьезно, пугающе и смертоносно.

Цайтнер, до этого сидевший наклонившись вперед, теперь выпрямился с выражением изумления на лице и вскинул руки к потолку ладонями вверх.

– Так что же конкретно было в этой склянке?

Гауптман опустил взгляд, потом снова посмотрел на чиновника.

– Мы точно не знаем, – произнес он.

– Что? Как можно...

Гауптман кивнул и вздохнул.

– Как вы знаете, в бывшем Советском Союзе существовало множество действующих центров биологических исследований. В прошлом году с нами установили контакты менеджеры двух таких учреждений. Они пытались получить сумму в твердой валюте наличными за годы своих исследований. Мы согласились на эту тайную сделку в надежде, что среди результатов их работы найдется нечто пригодное для новых конкурентоспособных лекарств и вакцин. Но с самого начала со сделкой возникли серьезные проблемы. Большая часть исследовательских образцов была правильно документирована и хранилась в надлежащем виде, а другая часть находилась в страшном беспорядке: живые культуры вирусов в пробирках соседствовали с культурами бацилл и смешивались с ними, а многие образцы вообще не имели наклеек с названием. Мы никогда не знали, что именно получаем от них, пока не распаковывали коробки. Если мы не обнаруживали необходимой документации, то должны были уничтожить продукт. Но сначала изучали образцы такого рода в лаборатории в Гамбурге, а потом передавали их в новую лабораторию в Баварии. Но эта посылка была отправлена не по назначению. Ее прислали в Баварию прямо из России. Директор лаборатории был уверен, что все проверено. Но это было не так.

– Вы хотите сказать, что не имеете никакого представления ни о названии, ни о тиле...

Гауптман медленно кивнул.

– Ни малейшего. То вещество, что убило наших людей, может быть вирусом, бактерией или даже химическим производным, хотя в этом мы сомневаемся. Это больше похоже на вирус.

– О Господи, но это значит, что у нас нет никаких базовых данных! – воскликнул Цайтнер.

Гауптман кивнул и заговорил медленнее, аккуратно подбирая слова.

– Сегодня мы связались с одним из врачей, работавших раньше на этом предприятии. До этого мы никогда с ним не говорили. Он был ведущим специалистом в той лаборатории, о которой идет речь, и живет сейчас на Украине. К счастью, он вел отличные лабораторные журналы все годы работы. Он сообщил нам много важного. Возможно, западные разведывательные службы знали об этом, но мы в частном секторе – нет.

– Я не понимаю вас, – отозвался Цайтнер.

– Герр Цайтнер, эта лаборатория была советским центром исследований в области биологического оружия. Десятилетиями они искали эффективные средства для массового уничтожения людей, разрабатывая вирусное и бактериологическое оружие, против которого русской армии и русскому народу можно было сделать прививки, но при этом опустошить другие страны. Они добились значительных успехов и расширили горизонты этой смертоносной науки, но выявили редкий класс патогенов, обнаруженный несколько лет назад, напутавший даже генералов. Эти вирусы могли распространяться среди населения за считанные дни, убивая с высокой надежностью, и против них, казалось, не существует антител. Советские власти боялись применения этого класса патогенов против любого врага из-за вероятности их обратного действия и уничтожения населения России. Это были ужасные человеческие болезни – в основном вирусы, включая ранние формы филовирусов, недавно идентифицированные в Африке, – все они неизлечимы, и их невозможно остановить. Некоторые своим действием разрушают все внутренние ткани тела. Другие воздействуют только на отдельные органы. Один, как мне сказали, вызывает невероятный подъем температуры, почти сжигая тело изнутри, а другие нарушают кровообращение, убивают мозг. Принадлежащий к этому классу патоген заражает и убивает в течение нескольких дней, и нет надежды на эффективное лечение. Он легко передается по воздуху и при прикосновении. Когда подобный патоген был найден, все экземпляры заключили в специальный подземный бункер под этой лабораторией. По-русски это называется могильником, а мы называем омега-складом.

Хорст Цайтнер почти сполз со своего кресла.

– Господи, вы хотите сказать, что эти склянки в Баварии...

Гауптман кивнул.

– Именно это я и хочу сказать, герр Цайтнер. То, что мой лаборант распаковывал в Баварии и уронил, было из того могильника.

Борт рейса 66

Стук в дверь кабины пилотов становился назойливым, прерывая точное описание маршрута, передаваемое КДП аэропорта Шеннон, когда «боинг» взбирался с тридцати трех тысячи футов на высоту тридцать пять тысяч.

Ну, а теперь что? Джеймс Холлэнд раздраженно обернулся и нажал на кнопку электронного замка двери, пока Дик Робб повторял диспетчеру маршрут через океан. Капитан ожидал увидеть одну из стюардесс. Вместо этого на пороге возникло смутно знакомое лицо. Его обладатель буквально вломился в кабину и на мгновение застыл, оценивающе оглядывая обоих пилотов.

Он остановил свой выбор на Холлэнде.

– Вы капитан? Я преподобный Гарсон Уилсон. – Широкая, с вспухшими венами рука протянулась над центральной панелью.

Холлэнд пожал ее без всякого энтузиазма.

Уилсон понял, что его не узнали.

– Я Уилсон, евангелист, – добавил он.

Капитан кивнул.

– Ну да, конечно. Мистер Уилсон, я боюсь, что мы нарушаем инструкцию Федерального управления авиации, открывая эту дверь и впуская вас внутрь. Это моя ошибка. Из-за грохота я решил, что у кого-то из членов экипажа что-то случилось. Я должен попросить вас вернуться в салон.

Уилсон положил правую руку на спинку кресла первого пилота и чуть постукивал пальцами.

– Капитан, вас зовут... – Он повернул руку ладонью вверх, словно в поисках имени.

– Холлэнд, Джеймс Холлэнд.

– Хорошо. Что ж, Джеймс, я не думаю, что Федеральное управление авиации станет ругать вас за то, что старый пастор Уилсон побыл с вами несколько минут. Я и сам умею управлять самолетом и знаю начальника управления еще с тех времен, когда тот был младенцем. – Он сделал шаг назад, закрыл дверь и вернулся к центральному креслу, продолжая говорить.

Холлэнд обернулся.

– Преподобный, прошу вас! Уважайте существующие правила. Мне нужно, чтобы вы вернулись в салон.

– Через минуту, Джеймс. Мне необходимо переговорить лично с вами, потому что у нас проблемы со временем. Нам необходимо быть в Нью-Йорке буквально через несколько часов для важного, гм, мероприятия. Я понимаю, что у вас другие проблемы, но я не из тех, кто заразился вирусом, о котором вы говорили. Я собираюсь выбраться из этого самолета и попасть в Нью-Йорк как можно раньше, если только мы не направляемся туда сейчас. Думаю, что вы можете устроить это для меня. Я уверен, что предполагаемый карантин будет необходимым неудобством для других, но у меня нет на него времени.