– Да, конечно, – говорила она своим друзьям, не связанным с авиацией, – несколько раз я была напугана, в основном тогда, когда у нас кончался кофе во время рейса с завтраком при большом количестве важных персон.

Барб закрыла за собой дверь кабины пилотов, постояла какое-то время в затемненной нише. Мысли лихорадочно кружились. Предполагалось, что старшая стюардесса должна быть матерью-наседкой для остальных, но она не слишком ощущала себя лидером. Барб чувствовала себя напуганной девочкой. Невидимый хищник подстерегал их, слишком маленький и чересчур умный для сражения в открытую. Представив себе, что он, вероятно, уже продвигается по ее системе кровообращения, она пришла в ужас.

Барб заметила, что пассажиры верхнего салона смотрят на нее, и улыбнулась им, двигаясь к лестнице, ведущей на основную палубу. Она остановилась на верхней ступеньке на несколько секунд.

«Ты паникуешь, Барб! – сказала она себе. – Б худшем случае это всего лишь грипп!» Но крошечный, холодный комок беспокойства, приютившийся у нее в желудке, не собирался исчезать. Почему правительства разных стран так резко реагируют на простой грипп? Что на самом деле случилось с их пассажиром? Что значили эти симптомы? Как скоро болезнь доберется до них?

Джеймс Холлэнд отлично выступил по трансляции, объяснив мягким, успокаивающим голосом необходимость посадки в Исландии для дозаправки. А карантин в США вовсе не обязателен, и иностранные правительства просто поддались панике. Но этого было недостаточно, чтобы побороть чувство тревоги и страха, охватившее всех в салоне. Если придется ждать больше четырех дней, то они не встретят Рождество дома, где бы ни был этот дом. Но в голове Барб со скоростью пулеметной очереди чередовались вопросы, в основном о природе болезни, которая покинула Франкфурт вместе с ними.

Там, в этом немецком городе, праздничная атмосфера, с игрушками и подарками, проникла и в самолет, словно огромный «боинг» стал гигантскими новогодними санями. Она тогда шутливо сказала Холлэнду, что ему следовало бы сесть за штурвал в костюме Санта Клауса. Вместе с ними возвращались домой на Рождество большая группа туристов, студенты, солдаты и семьи военных. Среди пассажиров было и несколько серьезных деловых людей, и одиночки, которые, казалось, не думали о времени года, но они были в меньшинстве.

Барб направилась в хвостовую часть самолета, осторожно двигаясь по проходу в салоне, стараясь встретиться взглядом с как можно большим количеством людей. Так она поступала всегда. Барб любила людей, хотя ее нью-йоркские манеры иногда мешали. Она понимала, что сейчас больше, чем когда бы то ни было, ей необходима рутина, обыденность. Она должна думать об этом как об обычном полете.

Барб каждому дарила свою патентованную улыбку старшей стюардессы, пока другая часть ее сознания оставалась в стороне и оценивала каждого пассажира, словно она про себя проговаривала отпечатанную памятку.

«Вот молодой человек в кресле у переборки, нога в гипсе. Я ему помогала войти. Очень вежливый. Его костыли в шкафу в салоне первого класса. Несчастный случай на лыжах? Ах, да, Швейцария. Красивый юноша, и хорошо справляется с болью. Может быть, застенчивый. Парень обратил внимание на эту очаровательную девушку-немку – кресло в середине салона, – но боится, что его родители заметят, как он ее хочет. Гормоны бесятся! Лет девятнадцать, вероятно, и это опасно. Вот! Он опять украдкой на нее взглянул. Не видит, что я смотрю, ох, заметил. И теперь обиделся. И девушка на него смотрит! Интересно.

Гормоны... Ага, а вот и парочка, что не может оторваться друг от друга. Сейчас она прильнула поплотнее, и они прикрылись одеялом. Старые штучки под одеялом! Она мне улыбается. Думает, я не знаю, где сейчас их руки!» – Барб усмехнулась про себя. Она и сама так несколько раз делала. Только не надо слишком широко улыбаться.

Чрезмерно толстый джентльмен сидит рядом с очень пожилой женщиной. Барб решила, что это мать с сыном, но догадки частенько бывают неверными. Мужчина смотрел влево на пару, сидящую через проход. Стюардесса проследила за его взглядом и увидела молодую женщину в безмолвной истерике. Ее муж пытается ее успокоить. Она прижала к груди телефон, запястье у рта, и всхлипывает в отчаянии, с широко открытыми глазами.

Барб спокойно наклонилась к мужчине и кивком головы указала на его жену.

– Прошу прощения. Что-то случилось? Могу я вам чем-нибудь помочь?

Кейт Эриксон поднял на нее глаза, полные беспокойства, и беспомощно дернул правой рукой.

– Я... я не могу ее уговорить. Когда капитан сказал, что мы можем не скоро попасть домой... Она уже и так обезумела от разлуки с детьми. Когда же он сообщил, что мы, возможно, пропустим Рождество...

Лиза Эриксон взглянула на Барб и отвела руку ото рта. Раздался слабый, умирающий голос.

– Он ведь не это хотел сказать, правда? Мы не можем опоздать на Рождество! Я нужна моим крошкам! Я не могу быть вдали от них!

Барб наклонилась, стараясь приблизиться к женщине.

– Миссис...

– Эриксон, – подсказал муж. – Лиза.

– Лиза, послушайте. С нами со всеми все будет в порядке, и, вероятно, вы отправитесь на Рождество домой. Понимаете, капитан изложил вам наихудший вариант развития событий. Все будет отлично. Вам надо поговорить по телефону?

Лиза Эриксон быстро закивала, словно испуганный ребенок, потом отвернулась и снова прижала руку к губам.

Кейт Эриксон жестом попросил Барб пригнуться к нему и проговорил ей на ухо:

– Мне очень жаль. С нами все будет отлично. Она уже говорила по телефону. Жена просто... очень огорчена.

Барб увидела Бренду на кухне, в хвостовой части самолета. Та сидела в одиночестве возле левой двери номер 5, пока остальные члены команды в ускоренном темпе готовили все для ужина. Барб положила руку девушке на плечо, и та ответила ей усталой улыбкой.

– Как дела, детка?

– Отлично, – солгала Бренда.

Барб заметила смятение в ее душе. Ей не хотелось усугублять ситуацию, но капитан взвалил на нее еще одну обязанность, и это должно быть сделано.

– Ты слышала, что капитан говорил по трансляции, верно? – произнесла Барб, понизив голос.

– Да. Это самый странный рейс в моей жизни. – Бренда подняла голову, ее глаза наполнились слезами. Когда она снова заговорила, ее голос был тих и дрожал: – Я до смерти напугана, Барб. Я заболею. У меня был с ним прямой контакт! Что бы у него ни было, я наверняка это получила, и не знаю, чем он болел, но он от этого умер, и я...

Барб села рядом с ней и обняла Бренду за плечи. Та дрожала.

– Бренда, все будет в порядке! Будет! Нет никаких гарантий, что ты подцепила то, что у него было, да и мистер Хелмс был на десятки лет старше тебя, и, может быть, со здоровьем у него было неважно. Мы не знаем.

Бренда опустила голову, обхватила ее руками и медленно качала ею из стороны в сторону.

– Страны не отказывают в посадке авиалайнеру на Рождество, потому что у кого-то грипп. Если Европа и Англия нас боятся, у нас на самом деле неприятности. У меня неприятности! – поправила она себя. Девушка взглянула на Барб. – Вот почему я не помогаю на кухне. Я могу быть... опасной!

Старшая стюардесса отрицательно покачала головой, но ее подчиненная была права.

– Бренда, разве ты забыла? Капитан хотел, чтобы и ты, и Ди, и все остальные, кто контактировал с профессором, сидели наверху. У нас там целые ряды пустых кресел.

Ладонь Бренды взлетела к губам.

– О Господи!

– Все в порядке, – сказала Барб.

Бренда кивнула.

– Да, я знаю. Я в норме. Это просто... просто... – Ее правая рука молотила воздух.

– Подтверждение, – подсказала Барб, и тут же пожалела о своих словах.

– Верно. – Бренда громко всхлипнула.

– Ну ладно, давай, соберись, – мягко попросила ее старшая стюардесса. – Найди Ди, и отправляйтесь наверх. Кстати, этот отдых оплачивается.