— Где ты была? — строго спросила Тамара, усаживаясь на стул у окна и заглядывая в глаза — словно в душу смотрела.
— Далеко. Нужно было кое-что… решить.
— Это решение связано с Эриком?
Имя резануло слух. Странно, ведь я и сама его произносила совсем недавно, много думала о нем, сидя у костра сольвейгов. Люсия танцевала, и юбки ее взмывались вверх, словно языки пламени. Но мысли мои были не с ними — не с людьми из моей общности. Мыслями я была в Липецке, в том самом доме, где мучилась та, которую я призвана спасти.
От противоречивых чувств к незнакомой женщине кружилась голова. Я жалела ее. Сочувствовала. И ненавидела. Потому что именно там, вдали от дома поняла, насколько мне плохо оттого, что Эрика рядом нет.
И вроде все, как всегда. Вот я — две руки, две ноги, голова и даже сердце бьется, только кажется, будто из груди его все же вынули, а стучит не оно, а его призрак, который скоро рассеется во мгле и не останется ничего. И меня не останется.
— Не совсем, — уклончиво ответила я. Вспомнился момент у валуна. Ванильный кен, которому сложно сопротивляться. Мне тоже пришлось отдать — ровно столько, чтобы ради спасения Лидии не нужно было жертвовать другим ясновидцем. Мне-то что — сольвейги все равно рано или поздно восстанавливаются сами. Только вот… кажется мне, стало только хуже. И поцелуй тот — неожиданный — жег губы, заставлял щеки гореть, а мысли путаться. Рождал ненужные, неправильные мысли об ошибках.
— Что будешь делать теперь? — Тома не отставала, засыпая меня новыми вопросами, на которые у меня не было вопросов и на которые совершенно не хотелось отвечать. — С Эриком?
— Замариную и отнесу в кладовку, — ядовито пошутила я и усадила Алана в манеж. — Сама подумай, ну что я могу сделать? У него своя жизнь, у меня — своя. Мы не венчались, чтобы контролировать друг друга. Я — скади и Алан — мой сын. Это все, что сейчас связывает меня с Эриком.
— Не думала, что ты так легко сдаешься! — выдохнула она обиженно и отвернулась. — Считаешь, я не поняла, что происходит?
— Эрик сделал свой выбор. Сам. Ты его знаешь — он редко просит совета.
— У него до этого не было таких женщин.
— Таких?
— Любимых, — едко ответила она и снова повернулась. — Вижу же, что мучаетесь оба! И упрямые настолько, что…
— Дело не в упрямстве, — перебила я. — С любимыми так не поступают. Есть такая вещь, как доверие. Эрик мое предал. Не уверена, что хочу за него бороться. Не уверена, что вообще хочу думать об этом даже. Других проблем полно.
— Эрик любит тебя, Полина. Он мало кого так любит. Когда-то он любил одного человека, и после ее смерти… — Она замолчала и опустила глаза.
Мне показалось, она пожалела о том, что сказала. Бывает, слова сами вырываются и голоса разума не слышат. Но историю Эрика я уже слышала и не раз. От Даши, которая пыталась убедить меня в том, что он неадекватен. Затем от Влада. И от Барта — туманные предположения и страхи. Только вот веры им нет, а Эрика я знаю. Пусть он предатель, пусть я зла на него настолько, что внутри все сжимается и горит от этой злости. Пусть меня съедает ревность оттого, что он там… с Лидией… в той комнате с мольбертом… Но я знаю его, и он никогда не станет тем монстром, которым его описывали. Не со мной.
— Я не собираюсь умирать, Тома, — сказала ласково и взяла воительницу за руку. — За годы после посвящения я научилась выживать. Я не умру, как Божена.
Не умру. Я не могла обещать этого, но уж то, что бороться буду до последнего — это точно.
С Глебом мы встретились на нейтральной территории — в том самом липецком парке, где я впервые поняла, что не смогу питаться. Беседки, увитые диким виноградом, манили уютным полумраком. Лавочку, которую царапал выпитый ясновидец, покрасили ярко-синей краской. На полу дети рассыпали песок, он кучковался в углах и расступился в середине, будто пуская в некий тайный круг, защищающий от злых духов.
Глеб сидел на лавочке, понурившись, и курил. За те дни, что я его не видела, он похудел и осунулс-я, а глаза потеряли былой блеск. Интересно, я сейчас выгляжу так же?
— Ты говорил с ней? — спросила я тихо, боясь потревожить рассеявшуюся в воздухе тоску. — С Никой?
— О чем? — бесстрастно поинтересовался он. — Поступки говорят за нее сами. Красноречиво.
— Это так, но ты сам недавно уверял меня в том, как тяжело ясновидцу без клана. Как трудно пришлось Нике, когда она…
— Хватит! — оборвал он меня и встал. Прошелся до выхода и обратно. — Я делился с ней всем. Рассказывал. О вас с Эриком в том числе. Она спрашивала, а я… Думал, могу доверять. Идиот!
— Глеб…
— Ты понимаешь, что я в какой-то мере тоже виноват?
— Ты не виноват, — решительно возразила я. — Гектор давно это спланировал. Он даже Влада околдовал, чтобы меня контролировать. Или, думаешь, кроме Ники, у него не было шпионов?
— Плевать мне на его шпионов! Она лгала. Мне лгала, Полевая. Да ты и сама понимаешь, не так ли? Эрик тоже врал. Не умеем мы выбирать себе спутников жизни, блин. — Он помолчал несколько секунд, а затем спросил: — Почему он не сказал? Почему именно так… грубо?
Я пожала плечами.
— Мужчины, которых я выбираю, не умеют по-другому выражать заботу. — Они почему-то думают, что я — ваза из фарфора, и правда меня разобьет.
— Ты не ваза, — воинственно кивнул Глеб. — Ты, скорее, кувалда, готовая по этой вазе треснуть.
— Не хочу я никого трескать. Хочу довести это до конца. Просто… помочь Лидии.
— Новый дар не принесет тебе счастья, — поморщившись, повторил он слова Влада.
— Новый дар спасет человека, — возразила я. — А может, и двух. Кстати, ты не знаешь, где сейчас Теплов? Влад звонил ему с утра, но у него телефон выключен. И альва не в курсе, где он. Алекс у руля сейчас, они готовятся к переезду в Тверь.
— Понятия не имею. — Глеб пожал плечами. — Давно его не видел. Ты не думала о том, что Гектор уже мог…
— И не хочу думать. Не хочу предполагать, что кто-то из моих друзей погиб. Пока могу, буду пытаться его выручить.
— А Эрика выручишь? — Любопытный взгляд, серьезное выражение лица. Правда, хочет знать. А я что… Я об Эрике вообще не думаю сейчас, разве что самую малость. Разве что иногда ловлю себя на мысли, что представляю, как он все еще обнимает меня, а нелепый обман между нами не стоит. Ничего не было — все лишь приснилось мне. Нет ни Лидии, ни Гектора, ни разрушительных слов, которые Эрик бросил мне в лицо в гостиной ясновидца.
Есть только мы и солнце. Оно появляется на востоке — неизменно по утрам, и я лениво смотрю, как оно ползет вверх от горизонта. Окно заливает светом комнату, а пальцы Эрика путаются у меня в волосах.
— Выручу, — шепнула я, глотая колючий ком. — Он мой вождь.
— А Влад тебе кто?
Глеб меня не щадил никогда. Правда бывает немного неприятной, особенно когда хочешь ее скрыть. Влад был той самой правдой, которую не хочешь открывать миру. Воспоминанием, за которое стыдно. И вроде ничего такого не произошло, а все равно стыдно. И отвечать совершенно не хочется.
Только вот Глеб ждет. В глаза заглядывает. И я все равно расскажу. Я могу врать себе, а вот Измайлову так и не научилась.
— Он… все сложно. Там, у сольвейгов, мы менялись кеном, а ты знаешь, как это… сближает.
— Только менялись? Потому что он так ведет себя, будто вы… ну, ты поняла.
— Ничего не было. Почти ничего. А вообще, знаешь, мне сейчас не до любовных переживаний.
— Просто я думаю о том, как бы обида на Эрика не толкнула тебя совершить ошибку.
— Мы каждый день их совершаем. Даже пророки, знающие будущее, потому что никто из нас не может утверждать с уверенностью, что именно то будущее правильное. У меня есть дар — возвращать ясновидцам разум. Это ответственность, в первую очередь. Хищные не научились восстанавливаться, не питаясь, а мне для того, чтобы дар сработал, нужен кен Влада. — Я тяжело вздохнула и сложила руки на коленях. — Сначала мне хотелось спасти всех. Думала, в этом смысл моей жизни. Но потом поняла, что всех не спасешь. Каждый день с мире сходят с ума ясновидцы. Это наша суть — суть хищных. Мы не выживем без этого.