— Ладно, передам, чтобы без вас не оформляли.

Радимова поежилась.

— Ужасы какие рассказываешь.

— Не бойся. Продолжай.

— Короче. Мальчик — прелесть. Девятнадцать лет. Белокурый как Аполлон. С меня пылинки сдувает. Цветы, подарки…

— Извини, Ира. — Максаков подался вперед. — Я правильно расслышал? Двадцать два?

Она фыркнула.

— Не хами, Мишка. Мне тоже ещене семьдесят.

— Просто, мне помнится, тебе нравились…

— Разонравились! Ты будешь слушать?

— Конечно, конечно.

— В общем, все было хорошо, мы жили у меня, а вчера прихожу — у дома менты! Ой, извини, милиционеры! Ждут его. Оказывается, он у одного своего должника, с которым в одной камере сидел…

Максаков прыснул.

— Так Аполлон еще и судим?

— Что ты! Он просто в «Крестах» сидел, его подставили.

— А, ну тогда другое дело.

Ирка кивнула.

— Там им вымогалово шили, но терпила был должен и, когда сменили положнякового адвоката…

«Вымогалово, терпила, положняковый». Максаков думал, что криминалитет плотно входит в нашу жизнь. Еще несколько лет назад Радимова, профессорская дочка и выпускница университета, не знала таких слов, а сегодня умело оперирует ими. Дань моде или уже привычка? Пишем «правовое» — читаем «бандитское». Время «бизнес–групп».

— …выпустили до суда на подписку. Но это ерунда. Он просто пришел к тому уроду, которого в камере грел, и отобрал машину. Ну, на время, пока тот не рассчитается. А этот урод пошел и заяву бросил в сто сорок четвертое отделение милиции. Ленечку теперь ищут. Он готов прийти и все объяснить, только чтобы не били и не закрыли. Можешь помочь? Пожалуйста, Мишенька!

Максаков вздохнул. Влезать в чужие дела и вызывать лишние разговоры не хотелось. С другой стороны, если у ребят с Комендантского материал, то тогда он и им сумеет помочь, и для Иркиного хахаля проблемы решит.

Дверь открылась. Заглянул Андронов, оценивающим взглядом окинул изящно откинувшуюся на спинку дивана Радимову и положил на стол лист бумаги.

— Рапорт, Алексеич.

Максаков кивнул.

— Съезди пока на Мучной. Там вроде не криминал. Адрес в дежурке.

Андронов кивнул.

— Девушку не надо подвезти?

— Она сама себя может подвезти. Давай, езжай.

Андронов улыбнулся Радимовой и вышел. Она внимательно посмотрела на Максакова и покачала головой.

— Суров ты. Или ревнуешь?

— Где уж мне. Тебе милиция какие–нибудь телефоны оставляла?

— Конечно. — Она протянула визитку. — Слышала, ты опять один. Кто была твоя последняя жена?

— Женщина. — Максаков присвистнул, глядя на визитку. — Прямо рекламный проспект какой–то.

На красном пластиковом квадратике, в обрамлении золотой вязи, были рельефно отпечатаны черные наручники. Под ними готическими буквами выведена надпись. «Хомяков Максим Николаевич. Оперуполномоченный уголовного розыска. Лейтенант милиции». Судя по званию, хозяин визитки работал в милиции не слишком долго.

— Молодой? — спросил он у Ирки, набирая номер телефона.

— Такой же, как мой, — кивнула она. — Симпатяга. В баньку предлагал сходить, в бильярд поиграть.

— Да? — Голос в трубке был звонким, с блатной интонацией. На заднем плане орал магнитофон и кто–то тоненько вскрикивал.

— Начальник «убойного» Архитектурного Максаков. Хомякова можно услышать?

— Я это. Секунду.

В трубке что–то брякнуло.

— Кончай эту сучку здесь дуплить, тащи в спортзал, — сказал кому–то хозяин кабинета. Магнитофон смолк. — Алло! Слушаю! Извини, братан, по малолеткам работаем. Кражу поднимаем.

Максаков хмыкнул. Радимова сползла на самый краешек дивана и прижала руки к груди.

— Слушай, коллега, ко мне тут знакомая обратилась. Вы ее мужика ищете по вымогалову. Он как бы готов прийти, но боится. Фамилия у него…

— Богданов, — подсказала Ира.

— …Богданов.

— А, есть такой, — бодро согласился Хомяков. — Коза у него знатная, повезло тебе.

Максакова передернуло, но он промолчал. Быть просителем всегда сложно.

— Материал у нас, — продолжал Хомяков. — Скажи пацанам — пусть не ссут. Этот блудняк просто так не рассосется. Надо, чтобы они подъехали перетереть. Утрясем, и все будет ровно. Ништяк все будет. Дуплить и закрывать их никто не будет. За базар отвечаю. Главное — все косяки снять, чтобы непоняток не было.

Максаков подумал, что зря возмущался Иркиным блатным языком. Чего уж о ней говорить, если свои… Хотя какие они к черту свои. Умерло все.

— Спасибо, дружище. Я сейчас ей трубочку дам, и договоритесь. — Он протянул Ирке телефон: — Все нормально.

В окнах стало совсем темно. В желтом проеме окна «пожарки» двое парней пили чай и играли в шахматы. Он на секунду позавидовал им, но тут же себя одернул. Сто раз просидишь, на сто первый нарвешься. За спиной хихикала Радимова. Зима щупала спину холодным сквозняком. Черное небо фактически не отлипало от черных крыш. Город погружался в темноту. Снова зазвонил прямой.

— Звонок о заминировании Смольного. ФСБ в курсе. Собаку вызвали.

— Может, взорвут наконец.

— Сплюнь.

Радимова уже закончила разговор и влезала в шубу.

— Спасибо Мишка! Только на тебя и надеялась. Полечу. Договорились на восемь.

— Не за что. — Максаков пожал плечами. — Позвони, как там.

— Спасибо, обязательно! — Она кивнула на яркий пакет, оставленный на диване. — Это тебе. Я, правда, не знаю, что ты любишь.

— Это не обязательно. — Максаков заглянул в пакет и увидел бутылку «Джони Уокера». — Я бы и так помог.

— А я бы и так привезла, — парировала Радимова и чмокнула его в щеку. — Пока, удачи.

На столе громоздились нерасписанные бумаги. Он увидел рапорт Андронова и посмотрел на часы. До вечерней сходки оставалось пятнадцать минут. В коридоре курил Вадик Дударев.

— Алексеич, надо ехать в командировку в Челябинск. Я объясню…

— На сходке, ладно? Мне надо Арбузова поймать — рапорт подписать. — Максаков открыл дверь Гималаева. — Слушай, я забыл, Дронов предложил запросить Северодвинск по междугородним звонкам Сиплого, еще до его тамошних подвигов. Неплохая мысль.

— Неплохая, — согласно кивнул Игорь. — Очень неплохая. Я неделю назад запросил, просто ответов еще нет.

Оба одновременно улыбнулись.

— Не разочаровывай молодежь.

— Не буду.

На втором этаже Максаков наткнулся на Шохина. Тот сосредоточенно несся куда–то со своими операми–старшеклассниками .

— Что там у вас по грабежу красного дерева?

— Работаем, прошелестел Саня. — Вроде и хочется этому уроду поколоться, а боится. Сторож со стоянки, похоже, в доле.

— Давай–давай, — подбодрил его Максаков, в душе понимая, что для Шохина выглядит просто еще одним временным руководителем, требующим результата.

На улице снова подморозило. Он не надел пальто, и мороз ощутимо прихватывал сквозь одежду. Выпавший днем снег весь куда–то пропал, и лишь редко где мелькал серебристыми прогалинами. Земля была темной, твердой и звонкой, как закаленное стекло. Ему показалось, что вокруг темнее, чем обычно, пока он не заметил, что уличные фонари горят через два на третий. Часового не было, наверное, пошел греться. Мысленно матеря старшину за то, что перекрыли проход в главное здание через подвал, Максаков вынырнул из арки и повернул направо. Ему показалось, что какая–то фигура отделилась от темной стены напротив и двинулась параллельно с ним. Он резко остановился. По идее, человек должен был войти в свет окон зубной поликлиники, но этого не произошло. Такое было впечатление, что он намеренно остановился на темном отрезке стены и ждал. Снова стало липко–беспокойно. Холод сковывал спину. По улице брели люди, но Максакову казалось, что город пуст и погружен во мрак. Глаза заныли от попытки пронзить сгустки тьмы. Он ругнул сам себя, тронул локтем рукоять «пээма» и решительно двинулся через улицу. Впереди что–то шевельнулось и скрипнуло. Максаков хорошо знал этот дом. Он много лет ходил мимо. Прямо перед ним находилась парадная с тяжелой расщепленной дверью. Он подошел к ней и осмотрелся. Никого. Метрах в двадцати женщина тащила авоськи и ребенка. Дверь скрипнула и приоткрылась. Он осторожно заглянул внутрь. Света практически не было, лишь слабое свечение пробивалось с верхних этажей. По лестнице кто–то топотал, спускаясь. Максаков сунул рапорт в зубы и потянулся за пистолетом. Лицо, уши, руки щипал мороз. Он застыл в проеме двери. На угадываемом верхнем конце первого лестничного пролета блеснули две точки. Зашуршало, и ротвейлер–подросток проскочил у него под ногами. Он отпрянул и едва не упал. Вслед за собакой появился худой мужик в очках и дурацком желтом «петушке». Он подозрительно–удивленно воззрился на Максакова.