— Значит, не подпишете? — зарычал Миллс.
— Я уже сказал, — ответил Додек. Старик овладел собой и спокойно убрал очки в карман.
Миллс медленно поднимал пистолет. Старик смотрел на незнакомца с полным равнодушием.
— Вы можете меня убить, — холодно заметил он. — Я достаточно жил и видел на своем веку, чтобы бояться смерти.
Саас усмехнулся.
— Гляди-ка, сколько амбиции в этой старой калоше!
— Давай сумку, быстрее! — прикрикнул на него Миллс.
«Не слишком ли он задается, этот Миллс? Почему он мной командует? — подумал Саас. — Человек-робот, без капли фантазии». Сам он был отнюдь не прочь немного покуражиться над этим упрямым и гордым стариком. Поглядеть, что он заноет, если с него сбить спесь. Но для этого нет времени. Да и ситуация вовсе не подходящая для того, чтобы поставить Миллса на место.
Саас подошел к окну, вынул из сумки продолговатую металлическую коробку и положил ее на стол.
Додек взирал на все эти приготовления с полным равнодушием.
— Если вы не подпишете добровольно, мы заставим вас это сделать, — сказал Миллс.
Старик покачал головой с таким выражением на лице, что у Сааса начисто пропало чувство юмора. Он схватил Додека за плечи, втиснул его в кресло и, расстегнув пуговицу, закатал рукав на левой руке старика до самого плеча.
Миллс свернул с коробки колпачок и вынул оттуда блестящий шприц с набором каких-то ампул, наполненных желтоватой жидкостью. Наполнив шприц до половины, он подступил к Додеку, руку которого Саас распластал и прижал к поверхности стола.
— Укол не причинит боли, не бойтесь, — бесстрастно промолвил Миллс, отыскивая взглядом место для иглы. Затем он воткнул иглу и впрыснул в вену содержимое шприца. — Зато действует эта штука безотказно.
Хотя шприц в грубых руках Миллса причинил немалую боль, Додек не дрогнул, даже не поморщился.
Саас отпустил руку старика.
— Это псилоцибин. Он парализует волю и делает упрямцев более послушными, — сказал Саас. — В Европе этот препарат неизвестен, добывается он из особого сорта грибов, которые произрастают только в Мексике. — Он все же не удержался от обуревавших его эмоций. — В ваших лесах тут таких грибов нет. Там, где ходите вы, растут только поганки да мухоморы!
Додек поднял уже мутнеющие глаза, взглянул на Сааса и плюнул ему в лицо.
От неожиданности Саас побелел и отпрянул назад. Он уже поднял кулак, чтобы ударить старика, но вовремя спохватился: Додек слабел на глазах. Агент вытер лицо платком и прошипел:
— У вас не хватит времени даже пожалеть об этом! А бумаги вы подпишете как миленький, потому что мы этого хотим. Укол сделает свое дело. Вы скажете и сделаете все, что мы вам прикажем. Нам нужны две ваши подписи, собственноручные, понятно? Мы их получим!
Додек, обессиленный, молча смотрел перед собой.
Миллс бесцеремонным жестом отодвинул Сааса в сторону и стал на его место.
— Хватит уговоров. — Он наклонился над беспомощным стариком и, впившись взглядом в его зрачки, наблюдал, как гаснут в стекленеющих глазах Додека остатки воли. Поймав нужный момент — а у посланца Бенкса, как видно, была изрядная практика в такого рода делах, — Миллс стал задавать вопросы один за другим, коротко, резко, грубо.
— Ваше имя Иштван Додек?
Додек взглянул на него и безвольно кивнул.
— Где вы прячете деньги?
— Под комодом…
— Сколько?
— Восемьдесят тысяч форинтов.
— Кто об этом знает?
— Мои друзья… Больше никто.
— Как зовут ваших друзей?
На лице Додека отразилось мучительное желание устоять перед этим напором, замкнуться, промолчать. Но он был не в силах это сделать.
— Бела Имре…
— Еще?
— Балинт Рона.
Миллс и Саас переглянулись. Саас подмигнул в знак того, что это как раз то, что им нужно выведать.
— Кто этот Балинт Рона? Чем он занимается? — Миллс продолжал свой допрос.
Напряжением всех сил старый Додек пытался воспротивиться чужой воле, задушить в себе слова. Молчать, только бы молчать! Но его мучитель с беспощадным упорством повторял свой вопрос еще и еще:
— Кто такой Балинт Рона? Кто такой?
Додек сник, голос его был едва слышен:
— Подполковник контрразведки…
Миллс распрямился и с удовлетворением констатировал:
— Совпадает с нашими данными!
Грузный Саас кивнул и с неожиданным проворством подскочил к комоду. Выдвинув верхний ящик, он сразу же нашел то, что искал, — оружие. Пистолет Додека лег рядом с сумкой на подоконник. Миллс тем временем положил перед стариком лист бумаги, который был напечатан первым.
— Подпишите! — приказал он.
Додек не пошевельнулся.
Саас поспешил к столу и сунул шариковый карандаш в руку несчастному.
— Подпишите, вот здесь! — повторив приказ Миллса, Саас ткнул пальцем в конец страницы.
Додек весь дрожал от нечеловеческого напряжения. Нет, он не хотел. Но рука его начала подниматься все выше, выше… Наконец он подписал.
Миллс тотчас же сложил листок и убрал в бумажник. В это время его сообщник подсунул под руку Додека второй лист. Текст на нем занимал всего несколько строк. Осторожно взяв руку старика, он вложил в его пальцы выпавший карандаш и направил на место, где требовалась подпись. На этот раз Додек подписал машинально, без сопротивления. Карандаш покатился по столу, веки старика сомкнулись, и он, обмякнув, без чувств откинулся на спинку стула.
— Отпечатки пальцев! — скомандовал Миллс. Оба агента начали поспешно стирать специальными салфетками следы, оставленные ими на комоде, на клавишах пишущей машинки, на подоконнике, на других предметах. Такой же обработке подверглись оба листа, подписанные Додеком. Теперь «гости» работали быстро и согласованно, почти синхронно. Покончив с уничтожением следов, Миллс вытащил из кармана пару перчаток, натянул их на пальцы и взял в левую руку пистолет, принадлежавший Додеку. Протерев его особенно тщательно, он сбоку подошел к своей жертве.
Тонкая струйка крови ползла по обнаженной руке Додека из места, куда вошла игла; Саас только сейчас это заметил. Вынув из сумки кусок ваты и смочив ее какой-то жидкостью, он осторожно обработал область укола, затем опустил рукав сорочки и застегнул на пуговицу манжету.
— Кажется, теперь все, — сказал он.
Миллс вместо ответа вложил пистолет в руку беспомощного старика и начал медленно поднимать ее, пока дуло не достигло уровня глаз. Тогда он плотно прижал пистолет к виску и нажал на спусковой крючок.
В лесной тишине звук выстрела прозвучал ударом грома. Казалось, взорвали огромную скалу. Саас кинулся к окошку, испуганно высунулся из него, оглядывая окрестности. Но вокруг все было по-прежнему спокойно, не шелохнулась ни одна ветвь.
Миллс отпустил руку Додека. Голова старика свалилась на стол, пистолет со стуком упал на дощатый пол. По крышке стола медленно растекалось пятно крови, подбираясь к листку с несколькими строчками, только что подписанному убитым.
Выждав некоторое время, агенты еще раз осмотрели помещение в поисках оставленных следов. Миллс поднял с пола комочек ваты, которой была стерта кровь, выступившая от укола, положил его в карман и направился к двери. Саас, захватив с подоконника свою сумку, последовал за ним.
Выйдя на террасу, они задержались там всего на несколько секунд, прислушиваясь и оглядываясь, затем быстрым шагом пересекли поляну и скрылись в чаще леса. Изредка лишь крик вспугнутой птицы обозначал их обратный путь.
Вытолкнув из зарослей спрятанную машину, они завели мотор, выехали на пустынное в это время дня шоссе и умчались в направлении к Будапешту.
Едва шум мотора «Жигулей» смолк вдали, кусты прямо напротив террасы домика Додека раздвинулись и из них вышел человек. Это был Томас Форстер. Осторожно ступая, он обошел вокруг дома, затем поднялся на террасу и прислушался. Ничто не нарушало тишины. Тогда Форстер открыл дверь и вошел в комнату.
Мертвый Додек полулежал в прежней позе, уткнувшись лицом в стол. Форстер не спеша, цепким взглядом обвел комнату, на мгновение задержал его на теле убитого, затем круто повернулся и исчез в кустах так же неслышно, как и появился.
Нора и Габор проводили в Венеции последние дни. Агентство «Ибус» удачно организовало поездку: лето уже началось, все отели в этом волшебном городе были переполнены, а им достался отличный номер в уютной маленькой гостинице с видом на тихую лагуну. Комната была обставлена старинной мебелью и наполнена тонким ароматом цветущего лимона.
Габор, возившийся с восьмимиллиметровой кинокамерой, успел уже ее перезарядить, когда наконец его юная супруга появилась на пороге ванной комнаты.
— Через минуту я буду готова, дорогой, — успокоила она мужа, исчезла за отворенной дверцей шифоньера и, выхватив легкое платьице, стала его надевать.
— Мне хотелось бы сегодня снять тот знаменитый дворец с оконными арками, выгнутыми на манер спины осла, но обязательно с живым осликом у подъезда, — сказал Габор.
— Гм. Откуда ты знаешь, что там будет живой ослик?
— Разве мы не договорились, что ты идешь тоже?
Из-за дверцы шкафа, как снаряд, вылетела туфля, Габор перехватил ее на лету.
— Между прочим, надо бы послать открытку твоему отцу, — переходя на серьезный тон, сказал Габор. — Кто знает, когда мы теперь еще раз окажемся в Венеции? А завтра в полдень нас уже ожидает Рим.
— Ты так внимателен, спасибо, Габор. Нашу телеграмму отец, конечно, уже получил, но и открытке с видом на Дворец дожей, я думаю, он тоже будет рад. Бедный, теперь он очень одинок, доставим же ему эту маленькую радость.
— Прости, но почему он не женится?
— Не желает. Он говорит, что моя мама была для него, как он выразился, стопроцентным попаданием, а повторить такое в одной жизни невозможно.
— Да, удивительный человек твой отец, это правда.
Нору тронула искренность, с которой были сказаны эти слова. Она запустила пальцы в густые волосы Габора и ласково притянула его к себе.