Такая же махина: металл, кирпич, трубы. "Можно подняться?" - "Конечно. Но установка работает нормально".
Все-таки он поднялся - взлетел на лифте. Походил по площадке. Ничего не увидел. Даже меньше, чем снизу. Там просматривались хоть общие контуры. Здесь какая-нибудь одна труба заслоняла все.
Зашли в операторную. Тут все как будто обычно. Но девушки в косынках сразу смолкли. Двое занялись манометром. Другие что-то старательно записывали. На вопросы отвечали коротко и сугубо официально. Даже между собой стали говорить на "вы". "Анна, дайте, пожалуйста, номограмму шестой. Нет, нет, спасибо".
Начальник установки - немолодой человек с седыми лохматыми бровями назвал себя, показал все, что требовалось, но в разговор не вмешивался. Отвечал сопровождающий.
Да, установка управляется отсюда. Эти задвижки.
Сначала следует повернуть левую, потом правую. Ошибиться трудно цвета, как видите, разные. Покрашены недавно? Верно, краска немного стерлась. Есть схема, абсолютно ясная. Разумеется, висит давно - видите, бумага пожелтела. Если открыть в обратном порядке?
Взрыв возможен. Нет, не обязателен. Все зависит от мгновенных параметров: концентрации, температуры, давления...
Начальник установки? Но ведь это случилось в третью смену. Да, сменный инженер. Имела ли право Таирова?
Разумеется. Если инженер будет заниматься каждой мелочью, на что операторы... О причинах он судить не берется, это не входит в его компетенцию. В ближайшее время будет установлена автоматическая система контроля, исключающая ошибки.
Назиму Таирову он знает. Добросовестный оператор, хороший работник. Начальник установки кивает: правильно. Грустно вздыхает: что поделаешь, несчастье. С каждым может быть.
Валерий молчит. Ничего нового. Обо всем этом сказано в заключении. Даже задвижки он видел раньше - на эскизе. И представлял: сначала оператор поворачивает левую. Выжидает, пока температура снизится на 150 градусов. Открывает правую. Следит по приборам за повышением температуры. Закрывает обе. И все.
Просто.
Правила Таирова, конечно, знала. И выполняла, надо думать, точно. Кроме одного: вместо левой задвижки вначале открыла правую. Температура сразу подскочила, произошел взрыв.
- Двинемся дальше? - вежливо спрашивает сопровождающий.
- А? Нет, нет... Вернемся.
Теперь они подходят к плакату с другой стороны.
Самолет ничего, а буквы наизнанку выглядят диковато.
Инженер, кажется, немного разочарован. Чего он собственно ждал: хитроумных вопросов, подвоха? Прощаясь, они смотрят друг на друга и улыбаются: ровесники, вчерашние студенты, специалисты...
Секретарь директора кивнула Валерию, как старому знакомому.
- Открыть?
- Пожалуйста.
Провела его в комнату (письменный стол с зеленоватым стеклом, чернильница, счеты; на стенах диаграммы: что-то поднимается, что-то падает).
- Располагайтесь, - сказала она. - Я ее сейчас сызову.
Стук...
- Войдите.
У нее было худое, смуглое, тонко очерченное лицо. Но это он увидел потом. Даже глаза - очень большие, очень темные-он умудрился не заметить.
- Садитесь, - сказал он суховато. И когда они сели: - Моя фамилия Крымов. Валерий Петрович Крымов. Мне поручили... проверить обстоятельства дела (он не хотел сразу огорошивать ее "следователем").
- Дела?
- Да, аварии. Вам что, не сообщили, зачем вызывают?
- Нет... Не сказали.
- Вы не волнуйтесь, - сказал он бодро. - Все выяснится. Для этого мы и назначены.
- А Сурен Аркадьевич?
- Мелкумян? Он болен. Расскажите, пожалуйста, подробно, как все произошло.
Рассказывая, она смотрела в одну точку. Лицо у нее было серое, губы дрожали. Видно, не так легко пережила она взрыв. Кстати, единственная на заводе она прямо говорила "взрыв", без фокусов.
Чуда не случилось. Не было в ее рассказе ничего неожиданного, никакой ниточки. Все знакомо, даже скучновато. Левая задвижка. Правая...
- А не наоборот?
- Нет. Я сначала открыла левую. Правую после.
- А вы не забыли? Знаете, бывает...
- Нет.
- Где вы сейчас работаете?
- В диспетчерской.
- Нравится?
Она слабо улыбнулась "("Уже лучше. Так сказать, лед тронулся. Лед тронулся, господа присяжные заседатели!").
- Ничего? И все-таки оператором лучше. Так?
- Конечно. Но это временно, правда? Пока не разберутся.
- Надо полагать, - схитрил Валерий. Выбирая наказание, суд учтет неопытность обвиняемой. Но как раз поэтому ей запретят работать оператором. И правильно.
Не всегда же взрывы кончаются так... Впрочем, об этом ни слова. Пусть обвиняемая успокоится... Теперь самое время.
- Кстати, если не ошибаюсь, вы говорили, что взрыв произошел очень скоро, сразу, как вы открыли вентиль."
(это не очень "кстати", но ничего, сойдет).
- Нет, - она покачала головой. - Я успела закрыть оба вентиля, подошла к столу, взяла журнал...
- И температуру успели заметить?
- А как же! Все было по инструкции: температура сперва снизилась, потом стала повышаться.
- Не может быть! - не удержался Валерий. Вентили можно спутать, это бывает с каждым. Положишь спичюи в левый карман, а ищешь в правом. Но температура... Если бы температура понизилась, взрыва не было бы. Значит, она говорит неправду. Впрочем, еще одна проверка...
- Вы успели сделать запись в журнале? (он отлично знает: записи нет). Тогда, заметив ошибку, она растерялась. Конечно, у нее не хватило выдержки в такой момент делать в журнале фиктивную запись".
- Нет, я не успела...
Ясно. Сошлется на взрыв.
- Помешал взрыв?
- Не совсем.., - она покраснела. - Я как-то так... задумалась. А потом это... и я испугалась.
Валерий не смог скрыть недоверчивую улыбку. Сразу почувствовал - зря, но было поздно.
Лицо у нее сразу замкнулось, потеряло выражение.
Будто кто-то задернул между ними тяжелую штору.
Нет, повторяла она. Нет, не помнит. Нет, не знает.
Нет, не слышала. Левая задвижка, и все.
Штора. Попробуй раздвинь. Неужели один человек не может объяснить другому. Ведь ничего плохого он ей не желает. Даже больше, в сущности, он хочет ей помочь. Все это так, а сумей убедить...
Он пробовал. Многословно и путано, оперируя юридическими терминами, он доказывал, что еще ничего не известно. Что суд учтет все моменты: как объективные, так и субъективные. Что граница между небрежностью и казусом трудно различима...