Понятно поэтому, как чувствительна для плебеев должна была быть победа патрициев, не замедливших, как только миновала первая опасность реставрации Тарквиниев или чужеземного владычества, возвратить себе все преимущества, потерянные в продолжение царского периода, и увеличить без того уже немалую пропасть между собою и народом. Последний лишился права пользоваться государственными землями, чем и был поставлен в очень тяжелое экономическое положение. В этом вместе с тем заключалась причина борьбы, характеризующей первое время республики, – причина частых аграрных законов. Аграрные законы первого периода были направлены не на борьбу с капиталом, как позднее, а на борьбу с перенесением политических преимуществ на экономическую почву.
Народ вообще редко интересуется собственно политическими вопросами, формой правления и так далее, лишь бы были удовлетворены его экономические потребности. Так же точно и римский народ не столько интересовался вопросом о своей политической равноправности, сколько обеспечением своей жизни, защитой ее от ростовщиков, от судебных несправедливостей и так далее, одним словом, – улучшением материальной стороны своей жизни.
А в этом отношении он, и помимо только что указанного обстоятельства, имел полное право быть недовольным своим положением. Постоянные пограничные войны, не прекращавшиеся весь V век до Р.Х., отрывали его от работы, не давая никакого вознаграждения ни в виде жалования, ни в виде более значительной добычи. А когда около 400 года было установлено жалованье для войска, то с этим соединилось значительное увеличение, а может быть, и учреждение нового налога, который хотя и считался своего рода подлежащим возврату принудительным займом, тем не менее лег тяжелым бременем на народное хозяйство.
Притом на войне римляне отнюдь не всегда были победителями. Падение царей и в этом отношении на некоторое время отбросило их назад: с одной стороны – соседи-враги, – этруски, сабины, вольски и прочие, – продолжали свои опустошительные набеги, приводившие их к самым стенам Рима, а с другой стороны, и союзники, или, вернее, подданные, – латины – освободились от римского владычества и заставили римлян довольствоваться вместо господства союзом на равных правах. Вся история Рима в V веке до Р.Х. наполнена постоянно повторяющимися повествованиями об этих пограничных войнах, потрясавших народное хозяйство.
Но этого мало. Ввиду невозможности снабдить младших сыновей землею посредством захвата и обработки государственных земель, приходилось дробить и без того небольшие наделы и таким образом наносить хозяйству новые удары. Наконец, дороговизна денег, выражавшаяся в огромных процентах, при суровой системе личной ответственности несостоятельных должников пускала по миру земледельца, если ему приходилось залезть в долги.
Патриции от всего этого страдали гораздо меньше. Уходя на войну, они оставляли на полях своих рабов, еще не особенно многочисленных, но вполне способных удовлетворить нуждам небольшого хозяйства тех времен; в случае необходимости они всегда могли занять государственные земли; наконец, в силу своих более значительных средств, они находились в меньшей зависимости от капиталистов и скорее были способны превратиться в таковых, чем народ.
Вот интимная подкладка той борьбы патрициев и плебеев, внешними проявлениями которой служат как само учреждение трибуната, так и постоянные столкновения трибунов с патрициями вообще, с консулами в частности, а также и разного рода законы, постепенно увеличивавшие права плебса за счет привилегий патрициев.
Между тем как патриции ревниво охраняли свою монополию на пользование государственными землями, последние быстро стали увеличиваться в IV веке до Р.Х. Начиная с взятия Веи (396), можно сказать, что земли эти росли не по дням, а по часам.
Когда именно плебеи приобрели право пользоваться ими, мы не знаем, но несомненно, что к тому времени из завоеванных и захваченных патрициями земель уже сложились весьма значительные поместья аристократии. То же самое продолжалось и теперь. И теперь, для того чтобы воспользоваться новым правом занять и обрабатывать более значительный участок государственной земли, необходим был капитал, а капиталом обладали лишь немногие. Между тем как крестьянин-бедняк поневоле ограничивался таким участком земли, который он мог обработать сам при помощи семьи, богатый обрабатывал посредством рабов значительные пространства, если не предпочитал употреблять их для скотоводства в крупнейших размерах.
На почве этого затруднения скоро выяснилось, что плебс отнюдь не представляет однородной массы с одинаковыми интересами и стремлениями. И среди плебеев со временем наряду с трудящейся массой образовался класс зажиточных и даже богатых семейств, гордых не только материальным благосостоянием, но и происхождением от плебейских магистратов, эдилов и особенно трибунов. Эта плебейская аристократия Секстиев, Лициниев, Марциев, конечно, прежде всего и воспользовалась добытым правом.
Неудивительно поэтому, что быстро стали складываться обширные поместья в 250 и больше десятин и что богачи всячески старались вытеснить бедняков и сохранить фактическую монополию за собой. Но и аристократы – плебеи и патриции – были далеко не единодушны. Принужденные отказаться от исключительного пользования государственными землями, патриции тем решительнее отстаивали свои политические привилегии, ни за что не желая допустить своих соперников к консулату, к которому те не менее усердно стремились.
Недальновидная политика патрициев, не желавших уступить ничего, привела к тому, что у них отняли все. Плебс соединился для взаимной поддержки и единодушной борьбы как за политические требования плебейской аристократии, так и за экономические требования народа. Результатом этого союза были законы Секстия и Лициния 367 года, удовлетворявшие обе части плебса.
Характерно, что еще незадолго до достижения этого результата чуть не произошла размолвка среди плебеев, причем ярко обнаружилась коренная рознь между ними. Дело в том, что патриции согласились уступить желаниям плебейской массы, если она откажется от консулата: народ ни минуты не медля согласился, но плебейская аристократия в лице трибунов-законодателей, заявила, что три пункта: консулат, пользование государственными землями и облегчение долгов составляют одно неразрывное целое и вместе должны быть или приняты, или отклонены. Тогда, несмотря на усиленную агитацию патрициев, несмотря на их обращение за помощью к религии, народ принял эти законы, и патриции покорились.
Экономическая сторона законов, как известно, заключается в следующем: во-первых, уплаченные уже проценты высчитываются из долгового капитала, а остаток уплачивается равными частями в три года; во-вторых, никто не имеет права занять более 125 десятин (500 югеров) государственной земли; в-третьих, никто не имеет права выгонять на общественные пастбища более ста голов рогатого и 500 голов мелкого скота, и, наконец, в-четвертых, при обработке крупных поместий можно пользоваться лишь определенным числом рабов, то есть за этим пределом предполагается употребление свободных рабочих.
Из этих законов мы довольно ясно видим, в чем нуждался народ, на что он жаловался и к чему он стремился. Мы видим, что аристократы захватывают сравнительно огромные пространства государственной земли, далее – а это, пожалуй, еще опаснее – что они переходят от мелкого арендного хозяйства к крупному денежному, от сдачи полей свободным крестьянам во временное и зависящее от воли владельца пользование – так называемый прекарий – к обработке своих земель рабами, и так далее.
Опасность этого процесса была очевидна. Пока свободный, лишившийся земельной собственности, крестьянин мог еще найти работу на полях магнатов, он по крайней мере был в состоянии прокормить и себя, и свою семью, хотя бы и не на собственном участке; но что, если его место займут рабы, более дешевые и удобные ввиду свободы от воинской повинности?
Положим, он мог занять часть государственных земель; но ведь для этого требовались деньги, а их можно получить лишь за огромные проценты, с самого начала разоряющие хозяйство. А потому необходимо позаботиться, с одной стороны, – об уменьшении долговой массы, обременяющей мелкую собственность, а с другой стороны, – о принуждении магнатов пользоваться свободным трудом.