— По описанию это и был Исаак, — тихо, но жестко ответил Иосиф.

— Исаак — не убийца.

— Пути Господни неисповедимы. Вчера еще Исаак не был убийцей, но сегодня кто сможет поручиться за него? Лучше, если мы сами выдадим его хасидеям, показав смирение свое, и кротость, и покорность свою. Иначе не миновать беды.

— Исаак — не убийца, — повторил Лот, отставляя чашу и устремляя на Иосифа встречный взгляд. — Раз ты знаешь это, значит, знает и Господь. Он всемогущ и не допустит обличения невиновных. Среди адмийцев нет убийц Хранителя.

— Ты говоришь так, словно твердо знаешь, кто убил, — прищурился Иосиф, также отставляя чашу. Лот повернулся к дочери:

— Разыщи мать и сестру. Скажи: мы уезжаем. Ступай. Девушка послушно кивнула и вышла из дома.

— У ворот стража, — предупредил Иосиф. — Они никого не выпустят из города до тех пор, пока убийца не будет пойман и наказан. Я пытался говорить с ними, но они не желают слушать меня. Хотя… Ты — хасидей, а значит — безгрешен. Тебя, твою жену и твою старшую дочь они, наверное, выпустят, но младшей придется остаться. Она — адмийка.

— Среди горожан нет убийц, — упрямо повторил Лот.

— Разве содомляне сравнялись с Господом, что им стали известны все земные дела?

— Нет. Но я знаю человека, видевшего убийц Хранителя.

— Скажи мне, кто он. — Иосиф посмотрел на Лота. — Пусть свидетельствует, и, может быть, нам удастся избежать большой беды.

— Он не может свидетельствовать.

— Почему?

— Тебе известно почему. Иосиф подумал, выпрямился, уперев руки в колени.

— Исаак? — Лот утвердительно кивнул. — Это ты был вместе с ним у стены?

— Да.

— Он сказал, кто убил Хранителя?

— Да.

— Кто же?

— Возницы, — ответил Лот.

— Он солгал. — Иосиф покачал головой. — Ты сам содомлянин и знаешь: содомляне, гоморрийляне и севаимляне — праведники.

— Как и твои люди, — серьезно парировал Лот.

— Они не убивают.

— Как и твои люди!

— Они живут без греха. Тебе это известно.

— Как и твои люди!!! — Лот подался вперед. — Это мне известно тоже! Пойди в Храм и проси Господа свидетельствовать за Исаака.

— Просить Господа, говоришь ты? — Иосиф усмехнулся. На устах его играло презрение. — Именно такой совет я и ожидал услышать от хасидея. Я многие дни прошу Господа излечить нас. Но Он не слышит меня. Я многие дни втрое прошу Его вывести мой народ из Адмы и забрать в царствие свое. И не получаю ответа! Почему же ты думаешь, что Он откликнется на мои мольбы сейчас? Га-Шем забыл про нас и оставил нас. И неоткуда нам ждать теперь помощи!

— Ты ошибаешься, Иосиф! — сказал Лот тихо. — Ты очень сильно ошибаешься. Но раз я — хасидей, то истинно скажу тебе: Исаак не убивал Хранителя. Это сделали возницы! А теперь иди в Храм и проси Господа свидетельствовать за твой народ. Иосиф отклонился назад, словно хотел получше рассмотреть собеседника.

— А ты? Ты сам станешь свидетельствовать за Исаака, когда они придут за правосудием? — прищурился он.

— Стану.

— Хорошо, — Иосиф поднялся, шагнул к двери, остановился, осматривая улицу и спешащих к воротам жителей, сказал негромко: — Почему Господь так безжалостен к нам? Ведь мы ничем не провинились перед ним. — Затем обернулся к сидящему Лоту и добавил: — Смотри, пришлец‹Пришлец — в Священном писании это слово имеет несколько значений. Здесь — человек, находящийся на чужбине.›. Я поверил тебе. Он шагнул за порог, но свернул не налево, к воротам, а направо, к храму. Подождав немного, Лот тоже поднялся и вышел на улицу. Текущий с неба жар охватил его. Спина сразу стала мокрой от пота, на милоти выступили темные пятна. Лот посмотрел в зеркально-голубое, без единого облачка небо. „Что бы ни говорил Иосиф, а Господь все-таки благоволит адмийцам, — подумалось ему. — В такую жару хасидеи не поедут в Адму. Они подождут, пока солнце опустится ниже. Значит, у нас есть время. Если бы Господь хотел покарать адмийцев, Он не дал бы им времени“. От дома дочери Лот свернул к лачуге Исаака. Уже за несколько метров от двери он почувствовал тяжелый дух, идущий из-за истлевшего полога. Превозмогая неприязнь, Лот откинул занавес и шагнул в дом. Исаака не было. Громоздилась на лежанке куча гнилых тряпок. Стояла грязная чаша, наполненная прокисшим вином, по мутной поверхности которого щедро плавали мелкие мушки. Лот поморщился, вышел на улицу, испытав громадное облегчение. Он отчетливо представлял себе, куда мог направиться сумасшедший. Наверняка туда же, куда этим утром спешили все, — к городским воротам. Еще издали Лот заметил Исаака. Несчастный стоял в стороне от толпы и разговаривал сам с собой, отчаянно жестикулируя непропорционально длинными руками. Конечно, его никто не слушал. На него вообще не обращали внимания. Лот ускорил шаг. Остановившись за спинами толпы, он подождал, пока Исаак повернется в его сторону, и призывно махнул рукой. Толстяк радостно улыбнулся сгнившими губами, если эту гримасу можно было считать улыбкой, и, покачиваясь из стороны в сторону, поспешил к своему благодетелю. Когда сумасшедший приблизился, Лот схватил его за запястье.

— Что Лот говорил Исааку? — негромко спросил он. — Чтобы Исаак не выходил из дома! Почему Исаак не послушал Лота? — Толстяк мычал что-то виновато, мотая лобастой головой и указывая в сторону ворот. — Сейчас Лот отведет Исаака домой, и Исаак расскажет Лоту, что он видел сегодня ночью. Хорошо? Исаак послушно закивал. По дороге Лот нервно оглядывался. Он выдал себя. После того, как страж засвидетельствует, что видел двоих убийц, и опишет их, многие вспомнят, что сегодня Лот уводил Исаака от городских ворот. Чтобы связать два этих обстоятельства, не надо иметь много ума. Их обвинят в убийстве. „Хотя, — подумал Лот, — Иосиф был прав в одном: содомляне, гоморрийляне и севаимляне — праведники, хасидеи. А хасидей не может причинить зла другому человеку. Может быть, все закончится тем, что Лота и Исаака просто изгонят из Адмы, запретив приближаться и к городам хасидеев. Но он-то из-за этого не слишком расстроится. В конце концов они могут отправиться и в Сигор. Лишь бы вместе со всей семьей отпустили и его младшую дочь“. Несколько раз им навстречу попадались люди. Некоторые отворачивались, не в силах смотреть на безобразного сумасшедшего, другие удивленно провожали взглядом идущих от ворот, дети указывали на Исаака пальцами. Лот испытал облегчение, когда они вошли в лачугу Исаака. Сумасшедший сразу схватил чашку и принялся жадно пить. По сгнившим щекам его текло вино, и было оно похоже на кровь.

— Пусть Исаак рассказывает, — напомнил Лот. — У нас мало времени. Сумасшедший застыл, как стоял, с опрокинутой чашей в руках, затем поспешно разжал пальцы, и глиняная чаша грохнулась о земляной пол, разлетевшись на черепки. Исаак опустил руки, сжав кулаки, словно держа поводья, и качнулся из стороны в сторону. Затем вытянул руку, указывая куда-то за стены, вдаль.

— Возницы приехали к воротам, — прокомментировал Лот. Исаак утвердительно кивнул. — Что было дальше? Сумасшедший изобразил, как молодой Хранитель с трудом открыл створки.

— Дальше, — потребовал Лот. — Что было дальше? Сумасшедший ударил ладонью о ладонь, резким движением вытер одну о другую и повернул правую руку ладонью вверх. Затем мгновенно вскинул обе руки над головой, схватился за грудь и упал на земляной пол лачуги, прямо на острые черепки. Лот изумленно наблюдал за этим маленьким спектаклем. Исаак тут же вскочил, согнулся, словно поднимая что-то, засеменил в угол лачуги, пригибаясь и поглядывая куда-то вверх, а затем сделал жест, словно бросал что-то в сторону.

— Они отнесли тело к стене и бросили в сточную канаву, — задумчиво пробормотал Лот. Исаак радостно закивал. — Это я понял. Я только не понял, что произошло перед этим. Сумасшедший снова хлопнул ладонями, резко вытер одну о другую и перевернул правую ладонь вверх.

— Что это значит? — спросил Лот. — Пусть Исаак объяснит лучше.

— Это значит, — прозвучал за его спиной чей-то голос, — что повозка ударилась колесом о ворота. Лот резко обернулся. Прямо перед ним стоял Нахор — молодой мужчина, живущий через улицу. Лот практичеcки не общался с ним. Не нравился ему Нахор. Бывшего севаимлянина привезли в Адму полгода назад. Говорили, что у него странная болезнь — время от времени Нахор падал на землю и бился головой, а изо рта у него шла пена. Но Лот не общался с Нахором не из-за болезни. В конце концов, Исаак был болен куда сильнее. Просто ему не нравились глаза севаимлянина. Черные, бездонные, пронизывающие. Лот не видел в них жизни. И вот теперь Нахор, всегда державшийся отдельно от остальных жителей города, пришел в лачугу Исаака.