— Раввуни, раз ты знаешь, что Царь Дэефет родит сына, то, наверное, тебе открыто, от кого? — спросил он медленно.

— От Вирсавии, дочери Елиама, — ответил Аннон после короткой паузы.

— Вирсавия, дочь Елиама? — Белые брови старика выгнулись, словно радуга. — Но ведь она жена Урии Хеттеянина, одного из тридцати оруженосцев Иоава, племянника и военачальника Дэефетова?[2] Или ты имел в виду какую-то другую Вирсавию, о которой мне пока неизвестно?

— Нет. Все правильно, Нафан. Пока Вирсавия действительно жена Урии, сына народа хеттеева‹Хеттеи — народ ханаанский, потомки Хета. Хет являлся сыном Ханаана, который, в свою очередь, был сыном Хама. Согласно Библии, весь народ ханаанский по велению Бога подлежал истреблению, но избежал гибели и даже был достаточно многочислен.›. Но скоро Дэефет заберет ее в свой дом, а Урия умрет.

— И когда же это случится, раввуни?

— Скоро, — ответил Аннон. — Ты узнаешь обо всем в свое время. — Он поднялся со ступеней трона и направился в дальний конец залы, к балкону. Нафан молча следил за ним. — Когда Вирсавия забеременеет, ты откроешь ей правду. Обо мне, о себе, о Дэефете и о будущем ребенке.

— Ты думаешь, она поверит мне, раввуни? — спросил старик.

— Ты ведь пророк, Нафан. Первый пророк в царстве Иегудейском. Хотя тебе придется вложить в свои слова всю душу. — Аннон обернулся на ходу. — Расскажи ей о скорой гибели мужа, расскажи о своей боли. И тогда она поверит. А когда она поверит, ты дашь ей настой. — Он остановился у балкона и отдернул занавес. В стене располагался тайник — крохотное углубление, скрытое подвижной пластиной. В тайнике хранился небольшой золотой сосуд, формой напоминающий кувшин. Взяв его, Аннон вернулся к трону и протянул сосуд Нафану. — Вот он. Вирсавия должна пить по две капли каждый день весь последний месяц беременности. Нафан взял „кувшин“, покрутил его в руках. Узкое горлышко сосуда было запечатано царской печатью.

— Что это?

— Египетские травы, смешанные с пальмовым маслом, — ответил Аннон. — В малых дозах настой безвреден для женщины, но губителен для плода. Младенец умрет во чреве и его безвинная душа отправится в царствие Господа. Нафан спрятал сосуд в сумку на поясе.

— Хорошо, раввуни. Если начнется война, если мой господин заберет Вирсавию в свой дом и если Вирсавия после этого забеременеет, я сделаю так, как ты сказал. Правота твоих слов — это ли не знак Господа? Но… Что же потом, раввуни? Когда я увижу тебя снова?

— Ты увидишь меня, Нафан, когда я тайно приду в Иевус-Селим…»

20 часов 23 минуты Автобус пришел быстро. Десять минут до нужной остановки, и Саша вывалился в необъятную ночь, словно десантник из чрева пузатого транспортника. Он ловко прошмыгнул в темноте между тюремно-бетонным забором детского сада и плешивой оградкой чьего-то частного подбалконного огородика, мимо бойлерной с вечно шныряющими под ногами развязными крысами и оказался у своего дома. Третий подъезд, третий этаж. «Интересно, — размышлял Саша, поворачивая ключ в замке, — ушла Татьяна или нет?» Татьяна не была его женой. Нельзя даже сказать, что они жили в «гражданском браке». Так, захотелось — встретились, не захотелось — не встретились. Захотелось — провели вместе неделю или месяц, захотелось — час. Удобные, ни к чему не обязывающие отношения. Он открыл дверь квартиры и шагнул в полумрак. Никого. Что же, это, наверное, к лучшему. Саша разделся и направился в комнату. Так и есть, Татьяна ушла. Надолго или нет — выясняется по верной народной примете: если в холодильнике стоит миска с фаршем, значит, ждите завтра к обеду. Он прошел в кухню, но сразу выяснять наличие фарша не стал, а сначала снял трубку телефона и набрал номер Андрея — коллеги и страстного библиофила. И только потом, удерживая трубку плечом, открыл холодильник. Фарш стоял на верхней полке, под морозильным отделением. Саша улыбнулся и закрыл дверцу. Как раз в эту секунду на другом конце провода сняли трубку.

— М-да? — Голос у Андрея весомо-вальяжный, как у барина после сытного обеда. Он всегда начинает разговор таким вот дурацким голосом. На случай, если это звонит одна из его многочисленных женщин. Надеется, что не узнают.

— Андрей? Это Саша Товкай. Здравствуй.

— А-а, Сашка, привет, — узнав коллегу, Андрей сразу заговорил нормально. — Тебя сегодня на работе не было?

— Да, привлекли… к общественно-полезным мероприятиям. Весь день коту под хвост.

— Но мероприятие-то прошло благополучно? — Андрей усмехнулся. Кто про что, а вшивый про баню…

— Нормально, — ответил Саша, еще не зная, не покривил ли душой. — Как у тебя дела?

— Да Галка позвонила и на жену нарвалась, — поделился Андрей. — Тут, старик, такое началось — аж мухи к стенам прижались. — Саша усмехнулся. — А ты чего звонишь-то? — спохватился приятель. — По делу?

— По делу, — Саша вздохнул. — Мне, понимаешь, консультация твоя требуется.

— Что, больной сложный?

— Да нет, не больной. С больными, будь уверен, я сам разберусь. — Саша присел к столу. — У меня к тебе другой вопрос.

— Выкладывай, — легко согласился Андрей.

— Ты никогда не слышал об издательстве А. И. Снегиревой?

— Слышал, — мгновенно насторожился Андрей. Когда речь заходила о чем-либо, имеющем отношение к книгам, он сразу делал стойку, как охотничий пес на дичь. Учитывая же, что Саша никогда раньше не заговаривал с ним на эту тему… Можно себе представить, какой голос стал у Андрея. — Только не издательство, старик, а типография. Была такая. В Савеловском переулке, если мне не изменяет память. А что?

— Понимаешь, — начал Саша, — сегодня я у одного типуса купил книгу.

— Что за книга? — деловито поинтересовался Андрей.

— «Благовествование». Правда, ни автора, ничего. Только год издания — 1887-й и типография этой самой Снегиревой А. И.

— Как, ты сказал, называется книга? — По изменившемуся голосу Андрея Саша понял: сообщение его взволновало. — Сейчас, погоди, я телевизор потише сделаю. — Он отлучился на несколько секунд, затем голос его возник снова: — Как, говоришь, название книги?

— «Благовествование». Вроде Библии, только стихи с прозой.

— А она у тебя с собой?

— В коридоре лежит, на полке.

— Сходи возьми. — Андрей старался говорить равнодушно, но Саша чувствовал, как тот взволнован. — Посмотреть кое-что нужно.

— Подожди, — Саша поднялся, сходил в прихожую, взял с полки книгу и вернулся в кухню. — Взял.

— Там, посмотри, на цифре «7», в дате, хвостик в самом низу должен быть такой… вроде размытый, но не размытый, контур четкий, а ощущение такое, как будто плохо пропечатано. Нет? — почти с надеждой спросил он. Саша наклонился над книгой, пригляделся. Точно. Как будто в самом низу хвостика краску смазали водой, но потом тщательно очертили контур.

— Есть, точно, — сказал он, отчего-то улыбаясь. — А я не заметил.

— Сколько заплатил? — спросил Андрей.

— За книгу? Десять.

— Сколько? — Андрей даже присвистнул. — А, ну да, ты же говорил, что у алкаша взял… Что я могу сказать, старик?.. Тебе повезло. Десять тысяч — это по-божески. Даже более чем.

— Да нет, Андрюш. — Саша засмеялся. — Не тысяч десять, а рублей.

— Руб… — тот от изумления лишился дара речи, откашлялся, спросил сипло: — Он продал тебе книгу за десять рублей?

— За две бутылки пива. — Саша улыбнулся. Ему приятно было удивление коллеги. Тем более знатока книг.

— Черт… — только и выдохнул тот. — Ну черт, а? Ну почему этот кретин не наткнулся на меня? — И переспросил: — За десять рублей?

— За десять, — подтвердил Саша.

— Черт, — снова выдохнул Андрей. — Вот черт, а? — И тут же быстро спросил: — А состояние? В каком она состоянии?

— В отличном, — ответил Саша. — Как новенькая. Андрей помолчал секунду, затем вынес вердикт:

— Левак. Не может такого быть.

— Почему?

— Подумай сам. Откуда у алкаша такая книга и в таком состоянии? В лучшем случае — подделка. В худшем — спер у кого-нибудь. Но тогда за ней уже пол-Москвы охотится. Найдут — худо будет.