N20

"Контркультура": карать или жаловать ?

16.05.87 в программе "До и после полуночи" я видел презабавнейший сюжет. Показали отрывок из фильма "Стоит лишь тетиву натянуть" (о наших хиппи, металлистах и т.п.), по поводу которого затем предложили высказаться социологу, доктору исторических наук Игорю Васильевичу Бестужеву-Ладе. Hе долго думая, Игорь Васильевич натянул тетиву и... сказал, что все это пришло с Запада (не наше, чуждое нам явление), причем Запад все это лет пятнадцать назад пережевал и выплюнул (не модно, постыдились бы); все это есть не что иное, как разновидность контркультуры, отрицания культуры (ну не ужасно ли?), осуществляемого с целью самоутверждения (слабаками, неспособными к положительному, культурному самоутверждению); но ничего, перебесятся, - хотя многие и пострадают (лечить надо). "Поразив цель", Игорь Васильевич подчеркнул, что испытывает к ней профессиональный интерес.

Я человек далекий от социологии, но простодушие этого большого ученого произвело на меня столь сильное впечатление, что я решил изложить и свою точку зрения на затронутые им вопросы. В самом деле, если приведенные выше банальности здравого смысла есть последнее слово социологической науки, то чем я не социолог?

Общая отрицательная оценка, даваемая Игорем Васильевичем соответствующему кругу социальных явлений представляется мне недостаточно аргументированной. В качестве аргумента приводится, например, тот факт, что "все это пришло с Запада". Подобный аргумент в устах доктора исторических наук звучит по крайней мере странно. Мало ли что пришло к нам с Запада? Hе только хохолки панков, но и тот костюм, в котором Игорь Васильевич выступал перед телезрителями, "пришел с Запада"; Запад стал для нас законодателем мод начиная с петровских времен. Почему мы упорно продолжаем осуждать молодежное "подражание Западу" несмотря на то, что подражали ему не только наши отцы и деды, но прадеды и прапрадеды, - вот проблема, достойная социолога. Да что мода! С Запада к нам пришло христианство, "позитивная наука", марксизм. С Запада пришла в том числе и "молодежная культура" (назовем так условно феномен, в котором еще только предстоит разобраться). Что к нам вообще не пришло с Запада - вот в чем вопрос. Hекоторые коллеги Игоря Васильевича говорят о нашей "культурной пластичности", обусловленной чрезвычайно ограниченным числом жестко фиксированных элементов славянской культуры. Hо что это за "элементы"? Вот вопрос, действительно заслуживающий внимания. А то ведь даже "русская" гармошка - и та пришла к нам с Запада.

Далее Игорь Васильевич говорит, будто сегодня наша молодежь жует то, что западная выплюнула лет пятнадцать назад. Мне уже за тридцать, и я, признаться, давненько перестал следить за тем, что жует и что выплевывает западная молодежь. Однако точно могу сказать: "жевать" у нас начали приблизительно тогда же, когда и на Западе, в конце шестидесятых годов. Именно в это время разворачивается движение хиппи в нашей стране и стихийно складывается всесоюзная "система" приютов. Так что не молодежь, а почтенные социологи хватились лет пятнадцать спустя. И вне зависимости от состояния движения хиппи на Западе, достойным социолога было бы исследование причин устойчивости данного социального феномена у нас. Ведь движение не исчерпалось даже тогда, когда "мода" на хиппи ушла (как говорили сами хиппи, "мода уходит, а хиппи остаются"). Более того, пару лет назад эта мода вернулась под знаком "ретро" - становление самосознания и мировоззрения целого возрастного слоя нашей молодежи вновь протекало в условиях хипового образа жизни. Hе свидетельствует ли это о цикличности развития "молодежной культуры"? Hебезынтересным для социологического исследования будет и тот факт, что каждое новое ("модное") молодежное движение не устраняет предшествующих и не устраняется последующими - все эти движения ныне сосуществуют. То есть налицо усложнение, дифференциация "молодежной культуры": у молодого человека появляется возможность выбирать микросреду своего становления.

Создается впечатление, однако, что указание на западное происхождение "молодежной культуры" служит для Игоря Васильевича вполне достаточным ее объяснением, делая дальнейшее углубление в проблему как бы излишним. Ибо речь идет о явлении, несомненно, "чуждом нашему обществу", то есть наносном, лишенном социальных корней. А раз корней, нет, то и копать нечего. Пусть буржуи ломают себе голову, откуда это неподобие взялось, наша задача заключается в том, чтобы ликвидировать его. Здесь страусиная методология, традиционная для обществоведения эпохи застоя, дополняется конструктивным подходом, созвучным духу времени. Учений считает своим долгом активно воздействовать на "изучаемые" процессы, поскольку в лице хиппи, панков и прочих "мы имеем дело с контркультурой, а контркультура, - говорит Игорь Васильевич, и в голосе его появляются патетические нотки, - выступает против культуры". Получается почти как в анекдоте: чего думать, - спасать надо! Культура в опасности!

Hе знаю, выплюнула ли западная социология миф о молодежной "контркультуре", но жевала она его не менее пятнадцати лет назад. Контркультура представлялась ей некой особой, "новой" культурой, которая грядет на смену буржуазной. Злорадствуя по поводу буржуазного мифотворчества, советская социология все эти годы не утруждала себя изучением функций данного феномена в рамках породившей его культуры, предпочитая усматривать в нем исключительно свидетельство близкого конца последней. Справедливо отрицая выработанное буржуазной наукой понятие "молодежной культуры", отождествляемой с "контркультурой", наша социология все эти годы пыталась отрицать и явление "молодежной культуры", - тем более советской "молодежной культуры". Теперь же, когда дальнейшее отрицание этого явления стало невозможным, дает себя знать отсутствие опыта его научного осмысления - и в ход идет лежалый западный миф о "противо-культуре".