— Ты это расставишь в шкафу, — говорил мсье Леон.

Свои бутылки он поставил на стол в баре. Эмиль тем временем разглядел через стекло Селиту и подмигнул ей, улыбнувшись с радостным изумлением.

Селита знала, чем они оба занимались в погребе: наполняли контрабандным дешевым виски бутылки из-под дорогих сортов напитка. Конечно, это ее не касалось, но она не имела бы ничего против того, чтобы хозяин когда-нибудь попался, ибо всей душой ненавидела мошенников и обманщиков. Если и ей самой приходилось порой идти на обман, когда это было необходимо, то она ненавидела и себя.

К чему об этом думать? Закончив работу, она перекусила нитку. Юбка, которую она надевала каждый вечер уже три года подряд, изрядно пообносилась и долго не протянет. Красный цвет юбки при свете дня казался погасшим. Эмиль внизу делал ей какие-то знаки, которые она не могла понять, и, приоткрыв дверь, спросила:

— Чего ты хочешь?

Приложив палец к губам, он приглашал ее спуститься и не шуметь.

Ему было семнадцать лет, но он был настолько маленьким и тщедушным, что ему можно было дать пятнадцать, и все обращались с ним как с мальчиком. Он помогал мсье Леону делать закупки во второй половине дня, затем прыгал от машины к машине, подсовывая под «дворники» рекламные проспекты, прославляющие «Монико».

Вечером и ночью до четырех утра, утопая в слишком большой для него униформе, он стоял перед входом, открывая дверцы автомобилей и сопровождая посетителей в кабаре.

В данный момент он торчал у небольшого круглого отверстия, проделанного в двери, выходящей в зал. В него было видно, что там происходит.

Селита пропустила начало, но совсем немного, судя по тому, что она услышала. Обе уборщицы продолжали работать. В центре помещения, освещенного дневным светом, стояла молоденькая девушка с перепуганным видом. Глядя на нее, никогда не подумаешь, что она может оказаться здесь, в кабаре. Она была бы уместнее в толпе любопытных, восхищающихся брачной церемонией.

Мсье Леон, без пиджака, в рубашке с засученными рукавами, стоял, прислонившись к стойке, и внимательно разглядывал гостью тяжелым и медленным взглядом.

— Кто тебя сюда прислал?

— Никто, мсье. Я пришла сама.

Эмиль слегка подтолкнул локтем Селиту, предлагая стать рядом с ним у отверстия в двери. Ее близость заметно волновала его.

— Ты сказала, что из Бержерака?

— Да, мсье.

— Это в Бержераке ты услышала о «Монико»?

— Нет. Я попала сюда к вам не сразу.

Одета девушка была очень просто: скромное черное платье, красная шляпка и белые нитяные перчатки; в таких обычно ходят в церковь.

— Расскажи подробнее.

— Что я должна рассказать?

— Где ты была, прежде чем добралась до нас.

— Сначала в Тулузе, где есть кабаре «Голубая мельница».

— Знаю. Ты там работала?

— Нет.

— Почему?

Она замешкалась с ответом, покраснела, стала нервно вертеть в руках черную, покрытую лаком сумочку, которая казалась совсем новенькой и никак не вязалась с ее одеждой.

— Они меня не приняли.

— А ты не врешь, утверждая, что тебе девятнадцать лет?

— Я могу показать документы.

Пальцами, неловкими из-за лихорадочной поспешности, она с трудом открыла сумочку, к которой еще явно не привыкла, и протянула хозяину свое удостоверение личности. Мсье Леон прочел вполголоса:

— Мадо Леруа, родилась тринадцатого мая…

— Вот видите.

— Вижу. Ну а после Тулузы?

— Я села в поезд и отправилась в Марсель, где проработала одну неделю служанкой в баре.

— В каком баре?

— У Фредди.

— Ты спала с Фредди?

Эмиль снова толкнул локтем Селиту, ибо мсье Леон все больше смахивал на кота, играющего с мышью.

— Как вы догадались?

— Я знаю Фредди. А до того?

— Что вы хотите сказать?

— Сколько у тебя было мужчин?

Чувствовалось, что она отвечает совершенно искренне:

— Двое.

Селита почувствовала, что плечо Эмиля упирается в ее грудь, но не отодвинулась:

— Это Фредди тебе рассказал обо мне?

— Нет. Один из посетителей. А так как я уехала из Бержерака, чтобы заниматься стриптизом…

— Почему?

Сбитая с толку вопросом, она не знала что отвечать.

— Ты, наверное, вообразила, что это совсем нетрудно?

— Я думаю, что смогла бы…

— Когда ты приехала в Канн?

— Сегодня утром, ночным поездом. Я уже приходила в одиннадцать, но двери были закрыты. Я сняла комнату совсем рядом, в отеле де Ля Пост.

— Сними платье.

— Прямо сейчас?

Он только пожал плечами. Новенькая посмотрела с беспокойством на двух женщин, которые, казалось, не обращали на нее никакого внимания.

— Ну что же ты ждешь?

— Ничего.

Она наконец решилась, поставив сперва на стол свою сумочку. Ей удалось изобразить на губах улыбку, и медленно, не сводя глаз с мсье Леона, стала снимать свое черное платье через голову так, как она раздевалась бы в своей спальне.

— Через голову снимать не следует, лучше его спустить вниз. Женщина с задранными руками и лицом, скрытом в платье, — зрелище отталкивающее.

— Я не знала.

— Будешь теперь знать.

— Комбинацию тоже снимать?

Эмиль плотнее прижался к Селите, вроде бы для того, чтобы лучше все увидеть, а она сделала вид, будто не заметила его уловки.

Комбинация упала к ногам девушки. На ней оставались только бюстгальтер и маленькие трусики. Ее обнаженное тело выглядело белым как мел в красноватом полумраке ночного заведения. Это раздевание среди бела дня, когда через открытое окно доносился шум оживленной улицы, обретало какой-то непристойный вид. Селита почувствовала, что ей стыдно.

— Ты не бреешь волосы под мышками?

— А это нужно?

— Конечно же, черт побери! Ну а теперь продемонстрируй свою грудь.

Кончики ее грудей были светло-розовые и казались гладко отполированными.

Тяжело опершись о стойку, мсье Леон имел вид скорее конноторговца, чем похотливого любителя голых женщин. Но Селита все же пробормотала:

— Какая свинья!

И она тут же отодвинулась немного от Эмиля, который, смутившись, не мог больше смотреть в зал так же увлеченно, как это делал до того.

— ТЫ можешь одеться.

— Я вам не подхожу?

— Я сказал тебе — одевайся. ТЫ прочитала афишу рядом около входа?