Голубоватые вспышки озаряли спальню мальчиков.

Шел дождь, как в ту ночь, когда синий фургон опрокинулся и вспыхнул.

Какой фургон? Где? Почему?

Девушка лежала неподвижно, мечтая о Лукасе, прислушиваясь к шуму прибоя и резким раскатам грома. Потоки дождя оставляли мокрые татуировки на окнах спальни.

Он находился совсем рядом, через две комнаты. Несомненно, мирно спал на громадной кровати. Не боялся грозы и пребывал в блаженном неведении насчет посторонней женщины, спящей в стенном шкафу в комнате его сыновей.

С таким же успехом он мог бы находиться на луне.

Девушка беспокойно потянулась. Может, лучше, чтобы она тоже не подозревала о его существовании? Но нет, он нужен ей. Рядом с ним она ощущает себя в безопасности.

Почему ее демоны всегда оживают, стоит ей только закрыть глаза в темноте?

Она ненавидела замкнутое пространство и одиночество и теперь чувствовала себя одинокой, запертой в тесной коробке — несмотря на то, что в дверце шкафа были отверстия, а совсем рядом посапывали милые мальчики, уютно свернувшись под стегаными одеялами, не ведая о грозе и ночных кошмарах. Девушка неудобно скорчилась в своем убежище в огромном шкафу и смотрела, как свет молний пробивается сквозь жалюзи, образуя неправильный синеватый узор, пляшущий по стенам.

Ее силы быстро восстанавливались — в отличие от памяти. Смутные ускользающие образы из прошлого метались по краю ее сознания подобно молнии, краткие вспышки которой были столь ярки, что ослепляли ее, прежде чем растаять в кромешном мраке.

Весь ее мир сосредоточился в холодном модерновом особняке Лукаса Бродерика, возвышающемся над обрывом залива Корпус-Кристи. Но больше, чем высокие белые стены и отполированные мраморные полы особняка, его извилистые коридоры и винтовые лестницы, ее завораживал сам Лукас Бродерик.

Почти с первой минуты, когда она очнулась в этом шкафу, болтовня мальчишек-подростков напомнила ей о нем.

— А что, если папа найдет ее?

За громким возгласом последовало испуганное молчание — очевидно, эта перспектива отнюдь им не улыбалась.

— Дуралей, мы ему не дадим!

Она открыла глаза и обнаружила, что над ней склонились два испуганных и любопытных лица, пристально рассматривающие ее. Девушка не помнила, кто они такие и как она очутилась здесь.

Но она сразу же поняла, что это обожаемые сыновья Лукаса и что они поразительно похожи на него.

— Она очнулась.

— Я же говорил тебе — она очнулась!

— Надо чем-нибудь накормить ее, иначе она умрет с голоду, как твой тушканчик.

— Как тебя зовут?

Как ее зовут? Голубые вспышки мигнули, девушка качнула головой и приглушенно застонала.

— Пит же говорил, что у нее амнезия, балда! Пит? Кто такой Пит?

— Ты хочешь есть?

— Может быть… немного бульону, — прошептала она.

Две головы повернулись. Мальчики уставились друг на друга круглыми от недоумения глазами, словно никогда не слышали этого слова.

— Бульону?

— Или воды, — сумела выговорить она. Услышав это, мальчики заспорили, кому идти за водой — каждому хотелось принести ее.

Десять долгих дней и еще более долгих ночей эти два славных мальчугана боролись за привилегию ухаживать за незнакомкой. Они изучали книги по медицине, добытые в библиотеке. Промывали раны и врачевали их лекарствами из огромной мраморной ванной Лукаса. Мальчики терпеливо и мучительно долго вытаскивали пинцетом осколки из ее пяток и бросали острые кусочки стекла в металлическую миску, парили ступни в ведрах с горячей водой, и вскоре она смогла ходить, почти не хромая.

Они по очереди притворялись больными, чтобы кто-нибудь из них мог оставаться с ней дома, и лечили свою подопечную антибиотиками, прописать которые уговорили дядю. В первые дни им пришлось убеждать отца покупать и готовить ту еду, которую она могла проглотить, — куриный бульон, желе и отварные овощи.

Поначалу девушка была слишком слаба и больна, чтобы тревожиться о том, что ее присутствие в доме заставляет мальчиков обманывать отца. Но по мере того, как она крепла и привязывалась к своим энергичным и заботливым сиделкам, она стала винить себя за открывшийся в мальчиках талант притворства. Работа сиделки была далеко не самой худшей из его проявлений. Гораздо больше беспокойства внушал план, который мальчики называли «Операция "Экономка"».

Никак нельзя допустить, чтобы Лукас нанял новую экономку.

— Видишь ли, — объяснял Пеппин, — пронырливую старушенцию не одурачишь так легко, как папу. Кроме того, экономка будет находиться здесь постоянно и наверняка обнаружит тебя в первый же день.

И потому каждый раз, когда Лукас сообщал мальчикам о предстоящем появлении новой экономки, Пеппин, блестяще подражавший голосу Лукаса, звонил ей и сообщал, что место уже занято.

Привязавшись к своим веселым и ласковым сиделкам, девушка мучилась угрызениями совести — ведь она оказывала дурное влияние на мальчиков.

Несмотря на непрестанные стычки и споры, Пеппин и Монтегю были слаженной командой. Днем, когда Лукас уходил на работу, мальчики показывали своей подопечной его громадный дом с высокими потолками, застекленными крышами и видом на залив Корпус-Кристи. Одна из стен в спальне Лукаса представляла собой сплошное окно. Иногда девушка выходила на балкон, и соленый ветер с моря трепал ей волосы.

Порой она пробиралась в розовую мраморную ванную комнату Лукаса, в которой имелась просторная душевая кабина и ванна — огромная, как плавательный бассейн. Бывало, девушка целыми часами лежала в ванне среди облаков пышной белой пены. Иногда она выбирала в многочисленных шкафах какую-нибудь старую одежду для себя. И каждый раз она медлила в комнате Лукаса, разглядывала его вещи, проводила его черной тонкой расческой по волосам, чистила зубы его желтой щеткой. Она открывала ящики шкафов, проводила кончиками пальцев по его рубашкам и запонкам, удивляясь тому, как много вещей у этого человека. Но больше всего ей нравилось валяться на его кровати, прижимая к груди его подушку и представляя, что он лежит рядом и обнимает ее. Она срывала цветы в саду и расставляла их повсюду в хрустальных вазах, с особым старанием подбирая букеты для комнаты Лукаса. Она была довольна, когда однажды утром, торопясь в офис, Лукас вынул из вазы бледно-желтую розу и приколол ее к черному лацкану пиджака.

Девушка старалась найти способ отблагодарить его за все, что сделали для нее мальчики. До ее появления в этом великолепном доме полы бесконечных коридоров были усеяны всевозможным хламом — от измятой одежды, бейсбольных бит, футбольного снаряжения и роликовых коньков до старых газет. Грязная посуда громоздилась в раковине и на эбеновом обеденном столе отделанной белым кафелем кухни.

Немного оправившись, девушка убедила мальчиков, что, возможно, их отец не стал бы искать для них няньку или экономку, если бы необходимость в этом не стояла так остро. Уборку дома она сумела превратить в увлекательную игру.

Пока мальчики собирали разбросанные вещи, девушка полулежала на диване или в кресле, листая старый альбом с черно-белыми фотографиями, запечатлевшими детство Лукаса в Индии, не понимая, почему маленьким он выглядел таким несчастным. Не понимая, почему ее особенно привлекают снимки, сделанные в Индии.

Она завела в доме правило: взяв какую-нибудь вещь, Пеппин и Монти должны каждый раз класть ее на отведенное место. Вскоре она научила их готовить нехитрую еду из консервных банок, взятых в кладовой, или замороженных полуфабрикатов из холодильника, так что дома Лукаса теперь всегда ждал горячий ужин. Сначала мальчики возмущались и горько сетовали на лишние хлопоты, но девушка только смеялась и ободряла их, уверяя, что таким образом они приобретают основные навыки выживания.

Но чаще всего мальчики безропотно соглашались на ее предложения, поскольку никто и никогда не уделял им столько внимания. Она ходила с ними на пляж, бросала кольца, играла в другие игры. Единственное, от чего она отказалась, — от осмотра туннеля, который начинался в гараже, тянулся под домом и выходил на берег. Когда мальчики открыли перед ней дверь в этот таинственный подземный ход, и девушка вдохнула запах сырости и запустения, ей показалось, что вокруг сгустилась тьма и душит ее.