Он глядел на Тома Пинча внимательно, но совершенно спокойно, без всякого выражения, которое можно было бы принять за излишнее любопытство. После краткого молчания, во время которого мистер Фипс держал себя весьма непринужденно, явно давая этим понять, что заговорил бы и раньше, если бы ему вздумалось, он спросил, передал ли мистер Уэстлок его предложение мистеру Пинчу со всеми подробностями.

Джон ответил утвердительно.

- И вы согласны его принять? - спросил у Тома мистер Фипс.

- Я думаю, что мне очень повезло, сэр, - сказал Том. - Я чрезвычайно вам обязан за предложение.

- Не мне, - сказал мистер Фипс. - Я действую согласно данным мне инструкциям.

- В таком случае, сэр, вашему знакомому, - сказал Том, - джентльмену, для которого я буду работать и чье доверие я постараюсь заслужить. Узнав меня лучше, сэр, он, надеюсь, не утратит хорошего мнения обо мне. Он найдет, что я аккуратен и исполнителен и стараюсь работать как следует. За это, мне кажется, я могу ручаться, и мистер Уэстлок также, - прибавил он, взглянув на Джона.

- Без всякого сомнения, - сказал Джон.

Мистер Фипс, по-видимому, затруднялся продолжать разговор. Чтобы несколько помочь себе, он взял печатку и принялся отпечатывать заглавное Ф на колене.

- Дело в том, - сказал мистер Фипс, - что моего знакомого в настоящее время нет в городе.

Физиономия Тома вытянулась, он решил, что не произвел благоприятного впечатления и что Фипсу придется искать кого-нибудь другого.

- Как вы полагаете, когда он будет в городе? - спросил Том.

- Не могу сказать, очень трудно предвидеть. Я, право, не имею понятия. Однако, - сказал Фипс, глубоко вдавливая печатку в икру левой ноги, - я не думаю, чтобы это было так важно.

Бедняга Том почтительно наклонил голову, но, казалось, сомневался в этом.

- Я говорю, - повторил мистер Фипс, - что не знаю, так ли это важно. Вы можете обо всем договориться со мной, мистер Пинч. Что касается ваших обязанностей, я могу ввести вас в дело; что касается вашего жалованья, я буду выплачивать его еженедельно, - добавил мистер Фипс, кладя на место печатку и глядя поочередно то на Джона Уэстлока, то на Тома Пинча. После чего мистер Фипс вытянул губы, как бы готовясь засвистеть. Однако не засвистел.

- Вы очень добры, - сказал Том, чья физиономия просияла от удовольствия, - и ничего не может быть приятнее и яснее. Мне придется работать...

- С половины десятого и часов до четырех, я полагаю, - прервал его мистер Фипс. - Около того.

- Я имел в виду не часы работы, - возразил Том, - они, конечно, необременительны, но место.

- Ах, место! Место в Тэмпле *. Том пришел в восторг,

- Быть может, - - сказал мистер Фипс, - вы желали бы видеть это место?

- О боже! - воскликнул Том. - Я буду слишком счастлив, если вы разрешите считать, что я принят; независимо от того, где мне придется работать.

- Во всяком случае, считайте, что вы приняты, - сказал мистер Фипс. Не могли бы вы встретиться со мной у ворот Тэмпла, на Флит-стрит *, приблизительно через час?

Разумеется, да.

- Хорошо, - сказал мистер Фипс, вставая. - Тогда я покажу вам место, а работать вы начнете завтра утром. Итак, через час мы с вами увидимся? И с вами также, мистер Уэстлок? Очень хорошо. Идите осторожно: тут довольно темно.

С таким напутствием, по-видимому излишним, он распахнул перед ними дверь на лестницу, и они ощупью выбрались снова на улицу. Это свидание так мало рассеяло тайну, которой было облечено новое занятие Тома, и, наоборот, так сильно ее сгустило, что каждый из друзей мог только улыбнуться изумленному виду другого. Они согласились однако, что введение Тома в должность и знакомство с сослуживцами должно пролить свет на это дело, и потому отложили дальнейшее его обсуждение до нового свидания с мистером Фипсом.

Заглянув по дороге на квартиру Джона Уэстлока и уделив несколько свободных минут кабаньей голове, они отправились на место свидания. Назначенное время еще не наступило, но мистер Фипс стоял уже у ворот Тэмпла и выразил свое удовольствие по поводу их точности.

Он повел их разными переулками и дворами во двор, более тихий и мрачный, чем остальные, и, отыскав нужный дом, поднялся по общей лестнице, доставая на ходу из кармана связку ржавых ключей. Остановившись перед дверью в верхнем этаже, на которой не было ничего, кроме пятна желтой краски там, где обычно полагается быть фамилии жильца, он начал неторопливо выколачивать пыль из ключа о широкие перила лестничной площадки.

- Вам лучше всего будет сделать маленькую затычку, - сказал он, пронзительно свистнув в ключ и оглядываясь на Тома, - это единственное средство, чтобы они не засорялись. Замок, я думаю, тоже будет лучше действовать, если его смазать немножко маслом.

Том поблагодарил его, но весьма кратко, так как был слишком занят собственными мыслями и переглядыванием с Джоном Уэстлоком. Тем временем мистер Фипс отпер дверь, которая подалась очень неохотно и с резким скрипом. После этого он вынул ключ и передал его Тому.

- Да, да! - сказал мистер Фипс, входя в комнату. - Пыли здесь, однако, порядочно.

Да, в самом деле. Мистер Фипс мог бы даже сказать, что пыли здесь очень много. Она накопилась повсюду, густым слоем лежала на всем, а в одной части комнаты, где луч солнца, проникнув в щель ставня, падал на противоположную стену, она крутилась, словно в огромном беличьем колесе.

Пыль была единственное, что сколько-нибудь двигалось здесь. Когда их спутник, открыв ставни и подняв тяжелую оконную раму, впустил в комнату свет и теплый летний воздух, стало возможно разглядеть ветхую мебель, почерневшие панели и потолок, ржавую печку, золу на очаге - словом, картину полной заброшенности; возле дверей стоял подсвечник с гасильником на нем, - словно, покидая комнату, последний из тех, кто сюда входил, остановился на пороге, чтобы бросить прощальный взгляд на оставленное им запустение, и, погасив и свет и жизнь, затворил квартиру, словно склеп.

На этом этаже было две комнаты, и в первой, или передней из них, узкая лестница, ведущая в два верхних покоя. Прежде там помещались спальни. Ни здесь, ни внизу не было недостатка в удобной мебели, хотя вся она была старого фасона, но долгие годы запустения и заброшенности, казалось, сделали ее ни на что не годной и придали ей призрачный, пугающий вид.