– Нет, мистер Холмс, я не знала.

– Стипендия предоставляется только тем, кто внес плату. Вам придется раздобыть денег, чтобы как-то продержаться, пока вы учитесь.

– Я работаю по воскресеньям.

– Вот и прекрасно. Очевидно, нам придется просмотреть еще несколько молодых людей. Мы составим список из десяти человек, претендентов на три стипендии. Через две недели вам сообщат о результатах прослушивания и о стипендии. До свидания, Джина.

Джина с важным видом пожала его руку, поблагодарила, и, попрощавшись, вышла.

Следующие две недели были настоящим кошмаром. Джина вспоминала слова мистера Холмса «Очень хорошо» и «То, что надо», которые он говорил ей, когда она читала монологи, и тут же приходили на память его слова о других молодых людях, претендовавших на место и стипендию.

И, когда на семнадцатый день после прослушивания, почтальон опять не принес письмо, Джина потеряла надежду. Она перестала встречать его каждый день у дверей, и поэтому, когда еще через неделю пришло письмо, она нашла его в кухне, на хлебнице.

Джина вскрыла его очень небрежно, чтобы мать, подозрительно наблюдавшая за ней, не могла ничего заподозрить. Но, когда она прочла о том, что не только прошла по конкурсу, но и получила стипендию, она уже не в силах была сдержать свои эмоции, и, не обращая внимания на суровый взгляд матери, радостно закричала:

– Ура! – и бросилась ее целовать – Прочти это, мама, и, пожалуйста, не сердись на меня за то, что я это сделала.

Лицо Джойс стало мертвенно бледным, когда она дочитала письмо до конца. Она положила бумагу на стол и молча, с укоризной, посмотрела на сияющую дочь, не в силах поверить в случившееся. Ей и в голову не приходило, что Джине могла понравиться профессия актрисы. Наконец, она заговорила:

– Почему ты не сказала мне об этом, Джина?

– Я хотела проверить себя, и, в случае удачи, сделать тебе сюрприз, – не сразу ответила Джина.

Джойс была как во сне.

– Джина, я не уверена, что ты отчетливо представляешь себе, что будет с тобой, если ты пойдешь туда учиться.

– Мама, я прекрасно понимаю, что делаю. Я всегда хотела быть актрисой.

– Но ты никогда не говорила об этом. Девочка, пойми, это прихоть, за которую ты будешь расплачиваться потом всю свою жизнь. Как ты, такой ребенок, можешь знать, чего хочешь?

– Мама, я не ребенок. Мне давно уже восемнадцать.

Джойс напряглась, пытаясь найти нужные слова.

– Да знаешь ли ты, что все эти школы одурачивают людей, обещая известность и славу, а потом выбрасывают в мир, и без того уже полный безработных, никому не нужных актеров? Откуда у тебя уверенность, что у тебя все будет по-другому?

– Я просто знаю – я буду актрисой.

– Неужели? А обо мне ты подумала? Ведь я все восемнадцать лет делала все, чтобы ты получила приличное образование и надежную работу. Чем ты отплатила мне за это? Окунешься с головой в мечты о жизни, о которой ты не имеешь ни малейшего представления. Извини меня, Джина, но я запрещаю тебе учиться там.

Джина уставилась на мать. Она совсем не ожидала такого поворота. Но, несмотря ни на что, ее мечта сбылась, и даже мать не в силах ее разрушить. И, впервые за свою жизнь, Джина собралась с духом и дала Джойс отпор.

– Мне жаль, мама, что ты не одобряешь меня, но мне уже восемнадцать лет, и ты не сможешь запретить мне делать то, что я делаю. В сентябре я пойду туда учиться. Я благодарна тебе за все, но я должна это сделать. Я надеялась, что ты меня поймешь.

Слезы стояли в глазах Джины.

– Я иду в школу, – она вышла из кухни, хлопнув дверью.

Решительной походкой Джина шла по улице, пытаясь стряхнуть с себя тяжесть навалившихся на нее неприятностей.

Джойс осталась сидеть в кухне одна. Она знала, что не сможет остановить дочь. Она опустила голову на руки и разрыдалась.

Джина не помнила, чтобы мать хоть раз приласкала или поцеловала ее. Джойс заботилась только о том, чтобы дочь была накормлена и тепло одета. Но она не испытывала к ней ни любви, ни нежности. Джина была замкнутой маленькой девочкой, которая большую часть времени проводила одна в своей комнате. В младшей школе одноклассники смотрели на нее подозрительно, как это обычно делают все дети, если чувствуют в человеке какую-то странность. Ей никогда не разрешалось играть с детьми или приглашать кого-либо к себе. Она с завистью смотрела на своих одноклассников, обсуждающих совместные походы в кино или в спортивные клубы. А ее никто не приглашал. Джина не могла взять в толк, почему мать не хотела принимать в доме гостей. Став старше, она поняла, что Джойс просто стыдилась их тесной квартирки в облезлом доме, в самом конце Хорнси. Но какова бы ни была причина, Джина внутренне боялась, что при попытках предложить свою дружбу, ее оттолкнут.

Джойс всегда ждала ее у ворот школы. Они вместе шли домой, и уже через пять минут Джина уходила к себе в комнату делать уроки, пока Джойс возилась на кухне. В шесть часов Джина выходила на кухню к чаю. После чая мать обычно мыла посуду, а она вытирала тарелки и ставила их в шкаф. Затем Джойс исчезала на весь вечер в гостиной смотреть телевизор. Джина, как всегда, уходила к себе читать или мечтать. В десять вечера выключался телевизор, и она слышала, как мать закрывает дверь своей спальни. Мать никуда не выходила по вечерам и никто, кроме молочника, не звонил им в дверь.

Став немного старше, Джина сделала открытие, что все дети в школе имеют не только мать, не и отца. Однажды, когда ей было семь лет, она спросила у матери, почему у нее нет папы, как у других.

Джойс побледнела и строго поджала губы.

– Твой папа умер, Джина. Он умер, когда тебя еще не было. А теперь допивай свой чай.

На этом весь разговор закончился, и она уже больше никогда не пыталась заговорить об этом, боясь, что мать рассердится. Джина не знала, есть ли у них какие-нибудь родственники. Никто не присылал им поздравительных открыток к Рождеству или ко дню рождения. Джина начала мечтать. Она часто представляла себе, как однажды раздастся стук в дверь, и высокий красивый мужчина войдет и крепко обнимет ее. Он поцелует ее, возьмет на руки и скажет: «Джина, доченька моя, я везде искал тебя». Он посадит ее в большую машину и увезет к себе домой.