Дверь открылась, стук стал громче.

- Почему так долго? – спросил дядя.

- Ящик тяжелый, - сказал Рэсик, что-то хлопнуло. – И там много людей кричат и кидаются. Улицы переполнены.

Руки схватили меня за руку, подняли на ноги, потащили вперед к ящику.

- Хватай ее, - сказал Фесо, руки подхватили мои ноги. Я корчилась, но они схватили меня крепче. Я отыскала плоть, может, руку, и втолкнула туда свою головную боль. Мужчина закричал и бросил меня туда, где пахло рыбой и плесенью.

Что-то ударило меня по голове, пока я пыталась встать, и они рассмеялись.

- Лежи, - приказал Рэсик, словно я была собакой.

Крышка закрылась, и свет, что проникал через повязку, пропал.

Он связал мои ладони, но не руки, и я смогла убрать повязку с глаз, а потом и кляп. Рот был сухим, как скамейка. Как только я услышу толпу, я буду кричать.

Один край ящика подняли, я врезалась в другой. Через миг ящик подняли и с другой стороны, и мы пошли. Тихий шум доносился до меня несколько минут, он становился громче с каждым мигом. Я раскачивалась с ящиком, билась о стенки, пока мы спускались по ступенькам. Я слушала, ожидая шум людей, которые могли бы мне помочь, услышав крики. Я молилась, что остальные в безопасности и идут к Барникову.

Голоса вопили команды. Солдаты или стражи.

- Опустите, или арестую, - сказал кто-то, похожий на стража.

- Помогите! – я била руками и ногами по стенками. – Помогите!

Ящик упал на землю. Я билась и вопила, пока нож не появился сверху, задев мою щеку. Я отпрянула и прижала ладонь к порезу. Через миг нож пропал.

- Следующий будет с тяжелой стороны, - сказал Фесо в дыру.

С той стороны, где я спиной прижималась к стенке.

- Я не хочу рисковать деньгами, но головы не пытаются сбежать.

Я молчала, хоть порез покалывало, кровь текла по шее. Пахло копченым, запах неприятно смешивался с рыбой и плесенью. Запах рыбы становился сильнее. Лошади ржали, скрипело дерево, волны били о доски.

Видимо, мы были в домике на причале, там была конюшня. Но лошадей позволяли себе здесь только военные и богачи.

Это не мешало людям переправлять их. У эконома Гилнари была конюшня.

Как только я покину остров, мне конец. Мне нужно было сбежать раньше, чем они доберутся до парома.

Прошу, святая Сэя, сделай что-нибудь. У меня кончились идеи.

Голоса доносились, но я не могла разобрать слова. Может, дядя готовил телегу и лошадей.

- Я помогу с этим, - крикнул кто-то.

- Нет, я держу, - сказал Фесо, ударив по стороне ящика, где была моя спина. – Закричишь, - пробормотал он в дыру, - и все, кто попытаются тебе помочь, умрут.

Через минуту кто-то закряхтел, и я пошатнулась. Ящик резко встал на бок, и я упала на голову. А потом ящик выправили.

Надежда угасала. Я попала в телегу.

- Она сможет дышать там? – голос был приглушенным, но точно принадлежал дяде.

- Я сделал ей дыру, - ответил Фесо.

- Одной не хватит.

Телега пошатнулась, лезвие ударило в крышку четыре раза, а потом один раз сбоку. Я прижалась к другой стороне.

- Хватит?

- Лучше сделать их шире.

Лезвие вернулось, покрутилось в каждой дыре, пока в отверстия размером с виноградины не полился свет.

- Теперь рад?

- Ага, так она не зажарится. Там не станет грязно?

- Мы же ее не кормили.

Я поежилась, хотя в ящике становилось все жарче. До Басэера четыре, а то и пять дней пути. Я обходилась до этого без еды три дня, не дольше. Я знала тех, кто мог дольше, так что могла надеяться, что смогу, но как долго я проживу без воды?

- Паром грузят.

- Вовремя, - сказал дядя. – Святые, голова меня убивает. Разбуди меня, когда будем на материке. Я посплю.

Дверь скрипнула и закрылась. Телега поехала вперед.

Переданная боль. Скоро ли от нее загустеет кровь дяди? Скоро ли он умрет?

Надежда и вина смешались в неприятный узел в моем животе. Я убила его этим, он еще не знал этого. Я не видела, чтобы они сходили к Целителю. Может, к торговцу болью, но вряд ли они были по пути.

Я должна была ощущать вину. Но он убил бы меня мгновенно. Отрубил бы голову ради денег. И все же целители не убивали.

Крики толпы звучали в моих ушах. Убийца!

Я не была целителем и не могла им стать. Я могла быть или героем, или убийцей.

Простите, святые, но я не чувствовала себя никем из них.

Желудок сжимался от покачивания, меня тошнило от жара и тесноты. Я сосредоточилась на дыхании – вдох, выдох, вдох, выдох – чтобы сдержать тошноту. Я не думала, что Фесо хоть по какой-то причине откроет ящик, даже если будет шумно или начнет вонять.

Щелкнули поводья, покачивания усилились, кони набрали скорость. Если мы попадем в Басэер быстрее, я смогу выжить, но это было ужасно неудобно.

Я билась о стенки, синяки появлялись поверх синяков, порез на щеке открылся. Все болело. Руки и ноги пылали от ударов, спина, казалось, уже не выпрямиться. Зато у меня была боль, которую можно было передать, оказавшись снаружи.

И убить больше людей?

Я сглотнула. Они не были людьми, это были бандиты, убийцы. Это должно было что-то менять, но мне все равно было не по себе. Может, я смогу сбежать без передачи боли. Удавалось раньше, хотя в такой беде я еще не была.

Часы спустя свет в дырах пропал. Телега замедлилась и остановилась.

Шаги.

Кто-то повозился с замком, крышка поднялась. Свежий воздух полился в ящик, я глотала его, как воду. Наступила ночь, и звезды усеивали небо за плечом Рэсика.

- Двинешься, - сказал он, нависая надо мной с ножом, - и я захлопну крышку изо всех сил.

- Не буду.

Он бросил мне флягу с водой.

- Спасибо, - пот лился мне в глаза, но я не вытирала его и не трогала флягу.

Он пожал плечами.

- Все будет напрасно потрачено, если ты умрешь.

- Вы такие бессердечные?

Он опешил от этого, на лице возникло потрясение, потом вина, а потом злость.

- Это дело. Ничего личного.

- Поменяемся местами, и я послушаю твое мнение.

- Ты бы поступила так же.

- Нет.

- Ага, это ты сейчас так говоришь, но попробуй отказаться от предложенного. Это непросто.

Я улыбнулась, ему стало не по себе.

- Я отказывалась и от больших богатств.

- Тогда ты дура, - он захлопнул крышку и запер ящик.

Я вздохнула, сделала глоток воды и наслаждалась остатками свежего воздуха, пока он снова не стал спертым. Может, я была дурой. Где бы я была сейчас, если бы согласилась на предложение Зертаника, опустошила Плиту Лиги и помогла им со Светочем продать ее? Стояла бы в Верлатте, показывая им пустые кирпичи пинвиума и требуя за них целое состояние? Или жила бы без тревог в своем доме с Тали и Айлин?

Скорее всего, я была бы мертва или сидела бы с Зертаником и Светочем в темнице. Лучше уж так, чем то, что задумывал для меня герцог.

Ящик снова открылся, может, два дня спустя. Я не знала. Небо было серым с красным. Закат.

- Что с ним? – спросил Рэсик, выглядя злым и напуганным.

- Что? – прохрипела я, во рту слишком пересохло.

- Дядя не просыпается. Я знаю, это сделала ты, так исцели его.

Я молчала.

- Скажи, иначе не получишь больше воды.

- Ты… не… - я закашлялась, губы трескались.

Рэсик провел рукой по волосам и огляделся. Он вытащил флягу побольше из кармана и бросил мне.

- Пей и говори.

Я выпила теплую, но хорошую воду. Голова перестала болеть, но остальное тело все равно страдало. Я вручила Рэсику флягу.

- Вам не заплатят за мертвую меня.

Он недовольно застонал и ушел, оставив крышку открытой. Я наслаждалась холодным свежим воздухом. Он вернулся слишком быстро.

- Исцелишь его, и я выпущу тебя из ящика. Будешь в карете с нами.

- Если я исцелю его, это убьет меня, и вы не получите денег.

Он выругался.

- Врешь.

- Вам нужен пинвиум, чтобы исцелять, а его у вас нет, - хотя со мной это не помогло бы, но он этого не знал. – Пять тысяч оппа или жизнь дяди. Выбирай.