- Ну, уж Доулинг-то немцем не был, это как пить дать, - сказал мистер Пауэр со смехом.

- Словом, один из них был тот знаменитый немецкий кардинал, как бы его там ни звали; а другой был Джон Мак-Хейл **.

* Иоганн Доллингер (1799-1890) не был кардиналом и участником Ватиканского собора 1870 г. Священник, политический деятель, историк-богослов, он активно выступал против доктрины о непогрешимости папы. Это привело к тому, что в 1871 г. он был лишен сана.

** Джон Мак-Хейл (1791-1881), Иоанн Туамский, ирландский архиепископ из Туама, участник борьбы ирландцев за независимость. Был противником доктрины о непогрешимости папы, но когда она тем не менее была утверждена как догмат Ватиканским собором, подчинился решению и официально проповедовал непогрешимость папы.

- Как? - воскликнул мистер Кернан. - Неужели Иоанн Туамский?

- Вы уверены в этом? - спросил мистер Фогарти с сомнением. - Я всегда думал, что это был какой-то итальянец или американец.

- Иоанн Туамский, - повторил мистер Каннингем, - вот кто это был.

Он выпил; остальные последовали его примеру. Потом он продолжал:

- И вот они все собрались там, кардиналы, и епископы, и архиепископы со всех концов земли, а эти двое дрались так, что клочья летели, пока сам папа не поднялся и не провозгласил непогрешимость догматом церкви ex cathedra. И в эту самую минуту Мак-Хейл, который так долго оспаривал это, поднялся и вскричал громовым голосом: "Credo!"

- "Верую!" - сказал мистер Фогарти.

- "Credo!" - сказал мистер Каннингем. - Это показывает, как глубока была его вера. Он подчинился в ту минуту, когда заговорил папа.

- А как же Доулинг?

- Немецкий кардинал отказался подчиниться. Он оставил церковь.

Слова мистера Каннингема вызвали в воображении слушающих величественный образ церкви. Их потряс его низкий, хриплый голос и произнесенные им слова веры и послушания. Вытирая руки о фартук, в комнату вошла миссис Кернан и оказалась среди торжественного молчания. Боясь нарушить его, она облокотилась на спинку кровати.

- Я как-то раз видел Джона Мак-Хейла, - сказал мистер Кернан, - и не забуду этого до самой смерти.

Он обратился за подтверждением к жене:

- Я ведь рассказывал тебе?

Миссис Кернан кивнула.

- Это было на открытии памятника сэру Джону Грею. Эдмунд Двайер Грей * произносил речь, нес какую-то околесицу, а этот старик сидел тут же, знаете, такой суровый, так и сверлил его глазами из-под косматых бровей.

* Джон Грей (1816-1875), ирландский патриот, издатель, государственный деятель, немало сделавший для благоустройства Дублина; его сын Эдмунд Двайер Грей (1845-1888), политический деятель, как и отец, умеренный сторонник гомруля.

Мистер Кернан нахмурился и, опустив голову, как разъяренный бык, так и впился глазами в жену.

- Господи! - воскликнул он, придав своему лицу обычное выражение. - В жизни не видел, чтобы у человека был такой взгляд. Он точно говорил: "Я тебя насквозь вижу, сопляк". Ну прямо ястреб.

- Никто из Греев гроша ломаного не стоил, - сказал мистер Пауэр.

Снова наступило молчание. Мистер Пауэр повернулся к миссис Кернан и сказал с внезапной веселостью:

- Ну, миссис Кернан, мы тут собираемся сделать из вашего супруга такого благочестивого и богобоязненного католика, что просто загляденье.

Он обвел рукой всех присутствующих.

- Мы решили все вместе исповедаться в своих грехах, и видит бог, нам бы давно не мешало это сделать.

- Я не возражаю, - сказал мистер Кернан, улыбаясь несколько нервно.

Миссис Кернан решила, что разумней будет скрыть свое удовольствие. Поэтому она сказала:

- Кого мне жаль, так это священника, которому придется тебя исповедовать.

Выражение лица мистера Кернана изменилось.

- Если ему это не понравится, - сказал он резко, - пусть он идет... еще куда-нибудь. Я только расскажу ему свою скорбную повесть. Не такой уж я негодяй.

Мистер Кэннингем поспешно вмешался в разговор.

- Мы все отрекаемся от дьявола, - сказал он, - но не забываем его козней и соблазнов.

- Отыди от меня, сатана! * - сказал мистер Фогарти, смеясь и поглядывая на всех присутствующих.

* Несколько искаженные евангельские слова (Еванг. от Матфея, 4, 10). Правильно: "Отойди от меня, Сатана" - последние слова Иисуса после искушения в пустыне.

Мистер Пауэр ничего не сказал. Он чувствовал, что все идет, как он задумал. И на его лице было написано удовлетворение.

- Всего-то и дел, - сказал мистер Кэннингем, - постоять некоторое время с зажженными свечами и возобновить обеты, данные при крещении.

- Да, главное, Том, - сказал мистер Мак-Кой, - не забудьте про свечу.

- Что? - сказал мистер Кернан. - Мне стоять со свечой?

- Непременно, - сказал мистер Кэннингем.

- Нет уж, знаете, - сказал мистер Кернан возмущенно. - всему есть предел. Я исполню все что полагается, по всем правилам. Буду говеть, и исповедоваться, и... и все, что там полагается. Но - никаких свечей! Нет, черт возьми, все что угодно, только не свечи!

Он покачал головой с напускной серьезностью.

- Нет, вы только послушайте! - сказала его жена.

- Все что угодно, только не свечи, - сказал мистер Кернан, чувствуя, что произвел на аудиторию должное впечатление, и продолжая мотать головой из стороны в сторону. - Все что угодно, только не этот балаган!

Друзья от души рассмеялись.

- Вот полюбуйтесь, нечего сказать - примерный католик! - сказала его жена.

- Никаких свечей! - упрямо повторил мистер Кернан. - Только не это!

Иезуитская церковь на Гардинер-Стрит была почти полна, и тем не менее каждую минуту боковая дверь открывалась, кто-нибудь входил и шел на цыпочках в сопровождении послушника по приделу, пока и для него не находилось место. Все молящиеся были хорошо одеты и вели себя чинно. Свет паникадил падал на черные сюртуки и белые воротнички, среди которых пятнами мелькали твидовые костюмы, на колонны из пятнистого зеленого мрамора и траурные покрывала. Вошедшие садились на скамьи, предварительно поддернув брюки и положив в безопасное место шляпы. Усаживались поудобней, благоговейно взглянув на далекий красный огонек лампады, висевший перед главным алтарем.

На одной из скамей около кафедры сидели мистер Кэннингем и мистер Кернан. На скамье позади сидел в одиночестве мистер Мак-Кой; на скамье позади него сидели мистер Пауэр и мистер Фогарти. Мистер Мак-Кой безуспешно пытался найти себе местечко рядом с кем-нибудь из своих, а когда вся компания, наконец, расселась, он весело заметил, что они торчат на скамейках, как стигмы на теле Христа. Его острота была принята весьма сдержанно, и он замолчал. Даже на него оказало влияние царившее вокруг благолепие.