Желтый огрызок солнца болтался в рваных облаках всю дорогу, пока я стоял на остановке. Надо было взять такси, но мне почему-то захотелось разнообразия. Очень скоро я пожалел об этом, потому что какой-то жлоб в сером пиджаке забрызгал меня слюной, доказывая, что я вперед него пролез в автобус.

– Да пошел ты! – Я стряхнул его мерзкие слюни со своей новехонькой кожаной куртки и вышел на следующей же остановке. – Да пошли вы все! – крикнул я вслед тарахтевшему автобусу. – Лучше уж пешком…

Алек Хазел, бармен, встретил меня скептической улыбкой.

– Опять не идет?

Я коротко кивнул, между делом рассматривая стройные ножки девицы в мини, которая задорно прощеголяла мимо, постаравшись задеть меня бедром.

– Опять. Хуже всего, что я уже профукал деньги, которые мне заплатили, – улыбнулся я Алеку, пытаясь показать, что и такие неприятности мне нипочем.

Моя натужная улыбка, очевидно, напоминала усмешку висельника, потому что Алек Хазел ни фига мне не поверил.

– Сочувствую, приятель. Текилу, как обычно?

– Валяй. – Я махнул рукой, обрекая себя на неизбежное опьянение.

Через пять минут я уже был знаком с девицей в мини, которую звали Мэри, а через час мы уже были на короткой ноге. А еще через час, уже порядком надравшийся, я поехал к ней домой, где мы провели еще несколько часов за весьма недурственным сексом без обязательств.

Когда я, пошатываясь, выбрался из ее дома, уже смеркалось. Огрызок солнца падал в мусорную яму заката, чему я даже обрадовался. Сумерки – мое любимое время суток. Даже в этом городе, где толком не разберешь, день или ночь – всегда светло, всегда, черт подери, шумно. Он – как большой термитник с подогревом. Люди снуют туда-сюда, как будто каждый день – последний в их жизни. Мне казалось, иногда они даже забывают собственное имя, настолько заняты делами.

Впрочем, в тот момент мне было наплевать на людей. Я хотел только одного: добраться до дома и завалиться на боковую, при этом не разбудив Энни, которая, мурлыча как кошка, будет выпрашивать ласки.

Длинноногая цыпочка из бара, похоже, жила на окраине. Во всяком случае, я не знал района, в котором оказался. Там было удивительно тихо и зелено, так зелено, что у меня в глазах зарябило от переизбытка кислорода… или текилы, все еще шумевшей в голове.

Я пересек аллею и собрался было поймать проезжавшего мимо таксиста, но кое-что отложило осуществление моего примитивного плана.

В самом конце аллеи, окропленная розово-желтыми лучами заката, стояла женщина. Ее волосы напомнили мне песок на Золотом побережье, где мне когда-то посчастливилось отдохнуть. Они были очень светлыми, какими-то золотисто-белыми. Поначалу я решил, что она крашенная, но, подойдя поближе, понял, что ошибся. Это были ее собственные волосы – в этом вопросе меня не проведешь. Глаза у нее были, как две крупные оливки – нежно-зеленые, окаймленные длинными темными ресницами. Стройную фигурку оплетали закатные лучи, так что я не сразу смог разобрать, во что она одета. Но потом, к удивлению, разглядел, что, несмотря на свою яркую внешность, одета она совсем просто, я бы даже сказал, старомодно. Длинное кремовое платье доходило до лодыжек. На плечи был наброшен тонкий газовый шарф цвета оливковых глаз незнакомки. На шее – тонкая золотая цепочка с кулоном в виде маленького скорпиона.

Я поймал себя на мысли, что где-то видел ее. Но где и когда, не мог упомнить… Пора завязывать с алкоголем, пробормотал я про себя. Если уж такие красавицы не откладываются в памяти…

В ее позе было что-то болезненно одинокое, отчаянное, и я невольно почувствовал, что хочу подойти к ней, обнять, защитить. Но не мог. Это ведь не цыпочка из бара, с которой можно было вот так запросто заняться сексом. Впрочем, секса мне не хотелось. Просто хотелось обнять ее и долго-долго держать в своих объятиях.

Остатки текилы придали мне храбрости. Со смелостью больного старого пса, которому уже нечего терять, я подошел к ослепительной незнакомке и хрипло пробормотал, теряясь от звука собственного голоса:

– Простите, леди, может, вам помощь нужна?

Это сиплое «леди» прозвучало совсем уж глупо. Даже я понял. Моя закатная леди нервно дернулась, услышав мой голос. Похоже, мысли ее витали где-то очень далеко.

– Нет, благодарю.

Я удостоился глубокого оливкового взгляда и понял, что тупо радуюсь даже этому проявлению внимания. Ее «благодарю», которое она произнесла надломленным голосом, надолго отложилось в памяти.

– Жаль, – пробормотал я. – С удовольствием бы вам помог.

Она посмотрела на меня, словно вдруг почувствовав мою слабость, и, улыбнувшись, пошла по аллее. Мне ничего не оставалось, как двинуть в сторону дома. Всю дорогу в дребезжащем такси я пытался вспомнить, где мог видеть эту женщину. Но так и не вспомнил – видать, долбаный алкоголь окончательно замусолил мои мозги…

На следующее утро я проснулся с той же головной болью, с которой засыпал. В желудке – черной дыре, обескровленной алкоголем, – гнездилось навязчивое желание чего-нибудь съесть.

В надежде, что Энни приготовила завтрак, я спустился на кухню. Но там меня поджидало уютное семейное собрание, состоявшее из двух женщин: Энни и ее матери. Твою мать! – ругнулся я про себя. Ну почему Энни пригласила эту старую ведьму именно сегодня?!

Тифони Макфел и вправду напоминала ведьму: кустистые брови, никогда не знавшие щипчиков, толстый нос, обагренный алыми прожилками, и мучительно тяжелый взгляд темных, как кофейное зерно, глаз. От этого взгляда мне всегда становилось нехорошо, что уж говорить о том злосчастном утре, когда голова трещала так, будто гномы стучали по ней своими кирками. Внешность Тифони Макфел вполне оправдывала род ее занятий – она владела салоном магии, в котором морочила головы простакам и дурочкам вроде Энни.

– Утро доброе, Тифони, – буркнул я, потянувшись к холодильнику. Может, глоток колы спасет меня от этого сатаны в юбке?

– Для кого утро, а для кого день, – затянула свою волынку Тифони Макфел. – Кто-то гуляет до ночи, спит до полудня, а кто-то трудится, не покладая рук. – Это она намекала на Энни.

Энни смотрела на меня взглядом униженной жены – мать успела прополоскать ей мозги – и делала вид, что не желает со мной разговаривать.

Завтрака не будет, тоскливо констатировал я и, сделав несколько глотков колы, вознамерился удалиться. Но это было не так-то просто. Тифони впилась в меня своим взглядом, как кошка в загривок котенку, и изрекла:

– Не торопитесь, Дин. Мне хотелось бы поговорить с вами о моей дочери.

Черт, вот дерьмо! Я опустился на стул, желая этого разговора, как висельник – эшафота.

– Вам не кажется, Дин, что вы слишком жестоко… если не сказать хуже… обращаетесь с Энни? Я молчала несколько лет, но больше не могу сдерживаться… Вы морочите голову несчастной девушке, не хотите на ней жениться, кричите на нее. И это – благодарность за все, что она для вас делает? Энни ухаживает за вами, как за грудным младенцем… Правда, младенцы пьют молоко, а вы, насколько я поняла, предпочитаете виски…

– Текилу, – спокойно вставил я, чем лишь подлил масла в адский огонь, полыхавший внутри мисс Макфел.

– Ах, вы еще язвите, – усмехнулась Тифони. – Ну-ну, молодой человек, продолжайте в том же духе. Я думаю, очень скоро вы пожалеете об этом.

– Боюсь, это будет не ваша заслуга, Тифони, – перебил ее я. – Алкоголь доконает меня раньше, чем ваши магические заклинания.

– Как ты живешь с ним, Энни?! – Тифони Макфел упивалась своей миссией, ей явно доставляло удовольствие разыгрывать из себя обиженную тещу. – Как ты живешь с этим человеком?!

На месте Энни я бы сказал: живу, и все тут. Или собрал вещи и ушел к чертовой матери. Ох, пардон, к владелице салона «Магия любви»… Но Энни не сделала ни того, ни другого. Она лишь продолжила скверную игру своей матери.

– Не знаю, мама… Я так устала… Я смертельно устала…

Спору нет, я страшный грязнуля. Но чтобы утомить человека до смерти… И потом, я же не просил Энни убираться каждый божий день, по десять раз за час менять пепельницу и драить ванну после каждого мытья! К тому же я ни разу в жизни не сказал Энни, что люблю ее, не попросил остаться. Она все сделала сама, именно так, как хотела…