По мере того как в начале XVIII века ружья и порох становились все дешевле и доступнее, истребление копьеносов приобрело новый размах, о чем свидетельствует такая запись, сделанная на острове Кейп-Бретон примерно в 1750 году: «Весной великое множество птиц летит к местам кладки на птичьих островах. Во время этой чудовищно-кровавой бойни мы ежедневно делаем до тысячи выстрелов».
С каждым новым столетием росли масштабы опустошения, причиненного «охотой» на взрослых птиц, как на подлете к гнездовьям и вылете с них, так и на самих гнездовьях. Уже в 1900 году охотники за один день настреливали с плоскодонок на северном побережье залива Св. Лаврентия «по полбарказа птицы, что означало около четырех-пяти сотен гаг, турпанов, буревестников, чаек и т. п.».
Помимо уничтожения взрослых особей и части подросшего молодняка, что уже было достаточно страшным злом для морских птиц, охотники продолжали грабить и их гнездовья, забирая оттуда яйца. Начался этот грабеж в относительно небольших размерах с нерегулярных посещений птичьих колоний судовыми командами и рыбаками с целью добыть себе пропитание. Примерно в 1620 году Джон Мэйсон писал о жизни на Ньюфаундленде: «Морская дичь — это белые и серые чайки, пингвины, атлантические чистики, полярные чайки, тупики и прочие виды птиц… [и] все они щедро одаряют нас своими яйцами, такими же вкусными, как индюшачьи или куриные; запасы яиц на острове непрерывно пополняются».
Обстановка начала меняться с наступлением XVIII века: к этому времени быстрый рост населения на Атлантическом побережье стимулировал создание товарного рынка для многих «продуктов» суши и моря, включая… яйца морских птиц. Сбор яиц на продажу стал теперь прибыльным делом, и профессиональные сборщики прочесывали берега, обирая каждое обнаруженное ими гнездовье. Примерно к 1780 году американские сборщики яиц до такой степени разорили колонии птичьих островов восточного побережья Соединенных Штатов, что они уже не могли больше удовлетворять растущий спрос на яйца в таких городах, как Бостон и Нью-Йорк. В результате прибыльный экспорт яиц морских птиц перешел в руки дельцов из северных британских колоний.
Как и следовало ожидать, копьенос оказался главной жертвой в те далекие времена, когда он еще водился в изобилии. Аарон Томас оставил нам следующее краткое описание сбора пингвиньих яиц в районе Ньюфаундленда:
«Если вы отправляетесь за яйцами на остров Фанк и хотите наверняка заполучить их свежими, придерживайтесь следующего правила: вы сгоняете с места, убиваете и сгребаете несчастных пингвинов в кучу. Затем вы сгребаете в кучу все их яйца так же, как вы это делаете с опавшими яблоками в вашем саду… эти яйца, пролежавшие какое-то время, уже несвежие и непригодные, однако, очистив от них участок земли… вы покидаете его на день-другой… а вернувшись после этого на прежнее место, находите там много яиц, наверняка свежих!»
Если, как утверждали на острове Сент-Килда, самка копьеноса откладывает всего лишь одно-единственное яйцо и в тот год, когда оно было уничтожено, кладки больше не происходит, то нетрудно себе представить результат подобного массового опустошения.
Один английский капитан, изучавший промысел яиц в районе Ньюфаундленда, сообщал в своем рапорте: «Отряды отправляются [на острова Фанк] на добычу яиц и пера. Раньше этот промысел приносил порядочный доход, однако в последнее время в результате кампании истребления эти доходы здорово сократились. Впрочем, говорят, что на каком-то судне за один рейс выручили чистыми двести фунтов стерлингов».
Постскриптумом к этому звучит еще одно сообщение, сделанное Уильямом Палмером после посещения острова Фанк в 1887 году:
«Какое же множество птиц должно было обитать на этом пустынном острове в прежние годы, когда он, вне сомнения, кишмя кишел бескрылыми гагарками, кайрами, гагарками, тупиками, полярными крачками и олушами и ничто не нарушало их безмятежного существования, разве что случайные набеги ныне исчезнувших индейцев с Ньюфаундленда. Но как?все изменилось после того, как его начали грабить белые рыбаки; сегодня, если не считать полярных крачек и тупиков, остров кажется необитаемым. [Если] раньше здесь за один раз набирали по шестнадцать бочек яиц кайр и гагарок для отправки в Сент-Джонс[20], то мы не увидели и дюжины яиц».
Именно Джону Джеймсу Одюбону мы обязаны наиболее ярким описанием «яичного» бизнеса. В июне 1833 года Одюбон посетил Новую Шотландию, где он встретил компанию сборщиков, которые, собрав что-то около сорока тысяч яиц морских птиц, продавали их перекупщику в Галифаксе по двадцать пять центов за дюжину. Несколькими днями позже во время визита на один из птичьих островов он встретил там двух сборщиков, которые «набрали восемьсот дюжин яиц кайр, а всего наметили собрать две тысячи дюжин… Множество разбитых яиц распространяли по всему острову невыносимое зловоние». Однако лишь в 1840 году, когда Одюбон провел несколько недель на северном побережье залива Св. Лаврентия, он до конца ощутил весь ужас этого омерзительного бизнеса. Ниже приводится его отчет в сокращенном варианте:
«Заветное желание сборщиков — разорить каждое гнездо, неважно где, и невзирая ни на какой риск. Они налетают, словно чума, на пернатое племя, утоляя свою звериную склонность к уничтожению несчастных тварей, уже после того, как они их ограбили. Но я не мог полностью верить рассказам об этих ужасах, пока не увидел их собственными глазами.
Их судно — жалкая развалюха, из ее трюма, как из склепа, разносится тлетворное зловоние. Команда, насчитывающая восемь человек, спускает за борт шлюпку и рассаживается в ней, каждый держит в руках ружье старого образца. Один матрос гребет к острову, веками служившему мириадам птиц местом рождения. При приближении подлых ворюг птицы тучей взлетают со скалы и, заполняя все окружающее пространство, с громкими криками носятся над головами своих недругов.
Слышатся звуки выстрелов нескольких мушкетов, заряженных крупной дробью, и вот уже тяжело падают на скалу и в воду убитые и раненые птицы. Остальные в паническом страхе мечутся над врагами, которые между тем высаживаются на берег и с выражением ликования на лице устремляются вперед. Вы только посмотрите на них! Продвигаясь вперед, они давят птенцов в скорлупе и топчут каждое яйцо на своем пути. И когда они наконец убираются с острова, там не остается ни одного целого яйца.
Вернувшись на свою мерзкую посудину, они гребут к находящемуся в нескольких милях отсюда соседнему острову. По прибытии туда повторяется та же картина: они беспощадно давят все попадающиеся под ноги яйца. Так они бродят по островам в течение недели, пока не дойдут до последнего гнездовья на берегу. Затем отправляются в обратный путь, заходя по дороге на каждый остров подряд и забирая свежие яйца, отложенные после их предыдущего визита.
На барке, до половины загруженном свежими яйцами, они направляются к главному острову — месту их первой высадки. Но что это? — они застают там бесцеремонно хозяйничающих чужаков. Охваченные яростью, они бросаются на непрошеных собирателей яиц. Первым вопросом звучит мушкетный залп, в ответ раздается встречный. Одного из членов команды уносят на лодку с пробитым черепом, другой ковыляет, получив заряд дроби в ногу, третий щупает, сколько зубов у него вылетело через продырявленную щеку. Однако в конце концов ссора улажена и предстоит дележ награбленного добра.
Эти люди также собирают весь попадающийся на их пути гагачий пух, но им и этого кажется мало: они безрассудно уничтожают вообще всех подвернувшихся под руку птиц. С особым пристрастием ищут яйца чаек, чистиков, кайр и уток; ради перьев безжалостно убивают тупиков и других птиц: Они так настойчиво и упорно занимаются своим ремеслом, что все виды птиц [в большинстве своем] уже покинули родные гнездовья. Подобная война на уничтожение не может продолжаться вечно».
Массовое истребление птиц продолжалось, не утихая, пока на всем побережье от Лабрадора до Флориды не осталось (вернее — почти не осталось) лишь несколько доступных для людей гнездовий морских птиц. В 1919 году доктор Артур Бент так резюмировал результаты этого варварского опустошения в своем монументальном труде «Жизненный цикл птиц Северной Америки»:
20
Столица Ньюфаундленда. — Прим. перев.