Командор испытующе посмотрел на Марину. Сколько энергии пропадает в болтовне. А Тимофей выкладывается начисто: и волоки отыскивает, и лодку тащит. Несправедливо. «Надо приобщить ее к общеполезному делу, — решил командор. — Тогда ей не захочется читать лекции о вреде курения, о духоте».

— На разведку волоков будет ходить Марина, — сказал командор. — А Тимофей отдыхать. Опыт учит и практика показывает: сегодня мы были на волосок от беды.

Петр и сам очень устал за три последних дня — с тех пор, как они изменили маршрут. Ребята — он чувствовал — тоже. Пробираться в верховья Лосиной — не прогулка по реке Солнечного луча: сверкающей, лениво извивающейся водной глади среди живописных отрогов. А ребята, словно назло, делали все не так, как считал необходимым Петр. Ну, хоть бы Тим: вечно он выбирает слишком крутые волоки. Марина — болтает. Болтала — теперь делом займется. А Дзолодо — витает где-то. Пассажир, да и только. И силенки у него — кот наплакал. Никто не хочет понять — такая возможность перед ними! Открытие! Вероятное, конечно…

— Рыцари требуют эмансипации, — проговорил наконец Тимофей.

— Необходимость! Марина — равноправный член экспедиции, — твердо сказал командор.

— Я согласна с Петькой, — поспешила сказать Марина, а чтобы сгладить фамильярность в обращении, чего Петр не любил, добавила: — Командор принял правильное решение.

Неожиданно Тимофей выпалил:

— Была ли необходимость сворачивать…

— На попятный идешь? А, Тим?

«Как это ловко получается у Петьки, — подумал Тимофей. — Не успеешь сказать, а он уже… Ведь не было уговору-то у нас, чтоб Марину так загружать. Не выдержит она. Мы и то на пределе идем. И еще, конечно, нехорошо, что скрывал Петр от нас про моллюска…»

— Тим, что молчишь?

— А что Дзолодо думает? Дзолодо!

— А? — Дзолодо пошевелил в воздухе щепотью, словно ощупал шахматные фигуры, стоящие на доске. — Что?

— Я же согласилась, ребята. Чего спорить? — Марина пожала плечами. — Ведь все понятно. Очень трудная дорога. Ребята устали, сделались раздражительными. Надо помочь им. И не позволять цапаться. Легче-то от этого не станет. Я-то думала, что у нас хороший, дружный коллектив. Где уж там… Был! Пока мы неслись по реке со скоростью десяти километров в час. А теперь… За три дня растрясли на волоках да порогах чувство товарищества.

— Очень интересный миттельшпиль! — сказал Дзолодо.

— «Миттельшпиль, миттельшпиль»!.. Тебя про дело спрашивают, — угрюмо пробубнил Тимофей.

— Я в такие вот самодеятельные открытия не верю.

Петр поднялся:

— Да ну вас всех! Кончай перекур. Вешай на себя игрушки, Марина, и иди вперед, чтоб лодкой не шибануло.

Подбадривая себя бурлацкими покриками, ребята почти на руках перетащили лодку, весившую более центнера, через скальную гряду, спустили к реке.

Но не прошли они и часа по воде, как новый залом преградил им путь.

Марина отправилась на разведку волока. Она очень старалась найти подъем поотложе и не слишком крутой спуск. Но волок оказался особенно трудным. Ребята видели и понимали: Марина не виновата, никто бы из них тоже не нашел более легкого пути, но заломы и пороги на Лосиной измотали их начисто, и все ворчали, попрекая Марину, словно она, и только она, была виновата в том, что скалы круты и труднодоступны.

До конца светового дня оставалось еще много времени, когда туристы подошли к третьему залому, ставшему на их пути. Вода с ревом, крутясь и пенясь, выбивалась из-под плотины, сплетенной самой же рекой.

Ребята переглянулись.

— Давай к берегу! — Командор посмотрел на часы и махнул рукой. Потом он потрогал огрубевшими, сбитыми, в ссадинах пальцами пробившуюся светлую бородку, вернее, намек на нее, и снова махнул рукой.

Днище лодки царапнуло по гальке.

Как и всегда, Марина выпрыгнула первой. Петр передал ей карабин, малокалиберку, сумку с запасными фотообъективами, фотоаппарат и не удержался от обычного:

— Осторожнее!

Тимофей проворчал:

— Послушай, командор. Перестань ты предупреждать ее. Она, в конце концов, на самом деле все побьет.

— Вероятность… — начал Дзолодо.

Но Петр перебил:

— Разговорчики! Отставить, мальчики! Собьете дыхание!

И они принялись вытягивать лодку на берег. Вздохнув, Марина пошла выбирать место для лагеря. Она поднялась на сухую площадку, устланную толстым и мягким ковром опавшей кедровой хвои. Три старых-престарых узловатых и корявых дерева стояли рядом. Они словно выросли из одного семени. Ветви их, круто вывернутые и откинутые муссоном, будто пряди волос, на северо-запад, повисли над поляной пологом, фантастически высоким и плотным. Сладко и пряно пахло смолой. Марина оставила под кедрами оружие и прочую поклажу. Постояла на поляне, наслаждаясь уютной тишиной, милой до ощущения ласковости. Не только слух, но все тело, казалось, отдыхало от высокого и ровного треска мотора.

На душе у Марины стало весело и светло, она крикнула:

— Мальчишки! Место — люкс!

— За дровами топай! — отозвался командор.

— Иду! — И она вприпрыжку сбежала с древней речной террасы в тьму густой, припахивающей болотом таежной опушки.

Она быстро набрала хворосту и вернулась. Орудуя саперной лопаткой, Марина отгребла хвою, освободив место для костра, окопала занявшийся огонь, пристроила чайник. Еду варили позже: выматывались на изволоках и есть сразу не хотелось. Потом Марина отправилась за валежником, а когда вернулась, ребята, видимо, только что поставили палатку и отдыхали.

Дзолодо прислонился спиной к кедру и не мигая глядел в огонь. Очевидно, доигрывал сам с собой шахматную партию.

Около огня расположился на куске брезента командор со своей геологической коллекцией.

— Командор, есть в образцах моллюски? — спросила Марина.

Петр покосился на Марину, подошедшую к костру с охапкой валежника. Невысокая, в штурмовке кажущаяся плечистой, в джинсах и огромных туристских ботинках, Марина совсем не походила на девчонку. Волосы у нее были острижены коротко, и берет она носила по-мальчишечьи.

— Что так долго? — спросил командор.

— Дрова посуше старалась найти, — бросив валежник и отдуваясь, ответила Марина.

Петр поднял палец:

— Усталость — плод эмансипации.

— Петька, не цепляйся, — проворчал Тимофей. Он сидел шагах в десяти и копался в моторе.

Было еще достаточно светло.

— Никто не цепляется, — сказала Марина. С первых дней путешествия она заметила: Тимофей взялся опекать ее, а Марине это не нравилось. Она подумала о том, как плохо влияет опека на дисциплину группы, а виноват в этом Тим.

Командор пожал плечами, достал из кармана куртки пикетажку. Это была настоящая пикетажка — среднего формата блокнот из бумаги-миллиметровки, переплетенный в черный муслин. Пикетажку подарил Петру главный геолог треста. Петр считался одним из самых сведущих любителей геологии в школе. Поэтому он и стал командором. Записи Петр вел только простым карандашом: тогда написанное не размывается водой, коли пикетажка упадет в реку или намокнет под дождем.

Марина загляделась на сверкающий камень, который рассматривал командор. В отсветах костра на гранях вспыхивала радуга.

Неожиданно Петр сказал:

— Тебе, Тима, скоро надоест получать щелчки?

Тимофей поднялся, подошел к Петру. Но, прежде чем он успел сказать что-либо, Марина нарочно неловко повернула ветку в костре.

— Ой!

— Что случилось? — Тимофей сразу оказался рядом с Мариной.

— Да вот!.. — Марина посасывала обожженный на костре палец.

Дзолодо, отвлеченный вскриком от своих мыслей, произнес:

— Надо рассуждать логически…

— А пошел ты со своей логикой, — буркнул Тимофей, возвращаясь к мотору.

— Будет вам, мальчишки. Ну, устали… Еще несколько дней — и мы будем на месте. Отдохнем. Мы устали. Вот и все.

Чайник, висевший над костром, заплевался и выфыркнул пену в огонь.

Командор вздрогнул от неожиданности и сердито бросил Марине:

— Занималась бы ты своим делом.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: