Майлз наполнил ее бокал. Она смотрела на пляшущие в вине веселые пузырьки и в голове у нее вдруг промелькнули кожаные корешки книг из библиотеки Дункана. «Саддуцизмус Триумфатус» Жозефа Глэнвиля – надпись на одной их них; «Де ля Демономаниа дес Сорсьерс» Жана Бодена на другой.

Медленно глотнув шампанское. Пола спросила:

– Майлз, тебе не кажется, что «нетрадиционная» религия Дункана как-то связана с сатанизмом? Казалось, он удивился.

– С чего это ты взяла?

– Знаешь, я увидела в его библиотеке пару книг и, похоже, они касались демонологии и теперь мне, вдруг, показалось, будто он имел какое-то отношение к оккультизму. В общем, если припомнить странный ритуал на похоронах…

– Да, он интересовался этим, но не думаю, что он это практиковал.

– Интересовался? Что ты имеешь в виду?

– Ну, у него это было чем-то вроде хобби. Он говорил, что собирает оккультные книги, но вообще-то, делает это шутки ради. Он никогда не относился к ним серьезно. Да и кто относится?

– Наверно, ты прав, – согласилась она, вновь пробуя шампанское. – Я не разбираюсь в таких вещах, но мне это кажется глупостями. И все же хотелось бы узнать конфессию Дункана..

Слегка улыбнувшись, Майлз поднял бокал.

– Судя по завещанию, он верует в меня.

– Слава Богу! – подтвердила Пола.

Глава 2

Вопреки сомнениям Полы, пролившийся над ними «золотой дождь» оказался реальностью и через три дня Майлз позвонил ей в «Бич Бам», чтобы сообщить о намечающейся днем доставке в дом рояля.

– Но как же они внесут его в дверь? Рояль настолько огромен..

– Они поднимут инструмент лебедкой и втянут внутрь через окно.

– Пожалуй, я приеду. Не попросить ли заодно вывезти наше пианино?

– Можно и попросить.

Пола повесила трубку и Мэгги спросила:

– Какой рояль?

Не доверяя удаче. Пола держала завещание Дункана в тайне от подруги. Теперь она рассказала о нем Мэгги. Компаньонка едва не задохнулась от изумления.

– Пятьдесят тысяч долларов?

– Разве это не чудо? – подтвердила Пола. – Плюс один из его концертных роялей и все его ноты – бесценные, как считает Майлз, с собственноручными пометками и примечаниями Дункана…

Мэгги облокотилась о прилавок.

– Почему же со мной не происходит ничего подобного? Дорогая, я очень за тебя рада… Нет, лгу: я просто позеленела от зависти, но все же…

– И если мы действительно получим деньги, то отправимся в отпуск на Бермуды.

– Будь добра, помолчи, иначе меня вытошнит. Не удивительно, что Майлз был с ним так любезен.

– Майлз не ублажал его, – нахмурилась Пола. – Это Дункан ублажал Майлза. Он всегда хотел сына и, осознав, что умирает, решил как бы усыновить Майлза.

– Я вовсе не хотела тебя обидеть…

– О, знаю. Послушай, тебе нравится наше пианино? Звучит оно ужасно, но твоим малышам может понравиться.

– Ну конечно. Сколько?

– Нисколько.

– Не глупи.

– Перестань. Возьми его, оно не стоит и пятерки. Набросив пальто, Пола направилась к дверям.

– Помни, теперь я наследница – Леди Баунтифул, раздающая подарки. Не заказать ли перевозку пианино к тебе на дом?

– Хорошо. Я позвоню привратнику. И – спасибо, Пола! От души поздравляю!

Пола послала ей воздушный поцелуй и торопливо выскочила на Бликер-стрит.

«Как весело быть богатой, – подумала она. – Богатство обладает явным преимуществом перед бедностью!»

* * *

Собравшаяся около дома порядочная толпа наблюдала за тем, как рабочие ловко поднимали «Стенвэй» на лебедке к окну третьего этажа. Огромный черный ящик медленно вращался на ремнях. Следившей за ним с тротуара Поле казалось, что он вот-вот рухнет, но перевозчики знали свое дело. Через час «Стенвэй» занял место в зале верхнего этажа, а пианино оказалось в фургоне. Грузчики согласились отвезти его на квартиру Мэгги за двадцать пять долларов, выплаченных им Майлзом.

– Да он занял всю комнату! – простонала Пола, глядя на установленный под световым люком рояль.

– Верно, – согласился Майлз, присаживаясь к инструменту. – Но он того стоит. Не правда ли, – красавец?

– Всего лишь одна модификация пианино. Но мне неясно, сможем ли мы теперь устраивать вечеринки?

– Что ж, позволим гостям посидеть а-ля Элен Морган на рояле. – С этими словами Майлз пробежал пальцами на клавиатуре, а затем атаковал Этюд для черных клавиш. Он пару раз ошибся, но сыграл на удивление хорошо.

– Тебе нужно снова заниматься, – заметила Пола, когда окончилась пьеса. – Прозвучало лучше, чем я когда-либо слышала.

Он поднялся, разминая пальцы.

– Давно не занимался. Чертовски закостенели мышцы. Дело в том, что на этом рояле у любого прозвучит прилично.

Опустившись на колени, он принялся вскрывать пять больших коробок, доставленных вместе с инструментом. В них находились все партитуры Дункана Эли и большинство были довольно старыми. Подняв одну из тетрадей, Майлз перелистал ее.

Второй концерт для рояля Брамса. С пометками о темпе и фазировке рукой Дункана. На первой странице надпись: «Исполнено в Альберт-Холле, февраль 1923, с оркестром Бичема». Представляешь? Бичем! Подобные вещи бесценны…

– Удивительно, что он не завещал их Джульярдскому колледжу или кому-нибудь, кто сможет ими воспользоваться.

– Я смогу извлечь из них пользу, – спокойно заметил Майлз.

* * *

Чек пришел заказным письмом на утро следующего понедельника. Майлз положил всю сумму, за исключением двух тысяч, на счет под проценты, а две тысячи – на текущий счет. К среде Эбби оказалась у Мэгги, а Майлз с Полой – на пути к Бермудам. Они остановились в Элбоу Бич. Погода была прекрасной и в первый же день они поджарились на солнце.

– Я всегда остаюсь на солнце слишком долго, – пожаловалась Пола. – Когда же я поумнею?

– Я тебя вылечу, – пообещал муж.

Они находились в своем номере на четвертом этаже и смотрели из окна спальни на океан. Майлз расстегнул на ней крючки купального костюма.

– Что ты делаешь, безумец?

– Натру тебя «Нокземой». Ведь ты не хочешь, чтобы пострадал купальник?

Она замерла, и Майлз принялся нежно втирать «Нокзему» в ее покрасневшие плечи и спину. Затем обошел ее спереди и обработал лицо, грудь и живот.

– Довольно сексуальное ощущение, – промурлыкала она. – Но зачем наносить «Нокзему» на грудь? Она вовсе не загорела.

– Потому что мне это нравится, – ответил он. – А теперь намажь немного на меня.

Она подчинилась, помассировав кремом его сильные руки и спину и перейдя к мускулистым груди и животу. Потом он обнял ее и прижал к себе. Скользкая от «Нокземы» плоть соприкоснулась с чмокающим звуком. Он медленно потерся торсом о ее грудь. Это было совершенно необычное ощущение.

– Майлз, – прошептала она, – что за дикость… Он поцеловал ее и повел к двухспальной кровати.

– Милый, да мы же перемажем «Нокземой» все простыни!

– Это проблема отеля. Ведь у нас – второй медовый месяц, не так ли?

Он стянул плавки. Как обычно, она замерла при виде его стройной наготы.

– Чудесный медовый месяц, – согласилась она, вышагивая из купальника.

Когда все кончилось, она счастливо потянулась в постель.

– Майлз!

– Что?

– Можно я выкурю сигарету?

– Нет.

– Жадина!

Она прикусила губу и глубоко вздохнула. Мэгги говорила, что это лучший способ перебороть тягу к никотину. Через три минуты глубокого дыхания желание утихло.

Она принялась считать. За последние десять дней они занимались любовью, как минимум, пятнадцать раз. Это было значительным превышением их обычной практики. Пола не жаловалась: ее волновала новая сексуальность Майлза и его повышенная страстность в интимные моменты. Но она не могла понять, откуда исходила эта перемена, и решила, что свалившееся на них богатство придало ему недостающую уверенность. Она заметила, что в высококонкурентном обществе мужские качества зачастую напрямую зависят от способности делать деньги. Но делать их в начале литературной карьеры сложно, каким бы ни было гормональное состояние автора. До сих пор Майлз мало зарабатывал, но теперь вдруг завладел большой наличностью. Это не только польстило его самолюбию, но и усилило «либидо», решила она, улыбаясь мысли о психологической зависимости мужчины-самца.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: