Однако мистеру Ривзу не дано было продолжить свои размышления: миссис Ривз ухватила его и повела представлять хозяйке. Мистер Ривз столько слышал о леди Блейкбридж, что вначале с любопытством уставился на нее, однако любопытство его быстро сменилось удивлением и разочарованием. Одному богу известно, что он ожидал увидеть, — очевидно, олицетворенный снобизм (во французском значении этого слова). А увидел он весьма мрачную, бесцветную старуху, на пороге дряхлости, в сером шелковом платье с кружевным лифом, сверкающую поддельной брильянтовой брошью и множеством уродливых колец. И эта рожа вдохновила добрую тысячу романистов?!

— Здравствуйте, — произнес, как положено, мистер Ривз, а сам мысленно побился об заклад на шесть пенсов, что леди Блейкбридж такая же «леди», как он — «лорд». Но он был несправедлив к ней. Леди Блейкбридж была вдовой мелкого чиновника, получившего титул по ошибке — из-за описки в Перечне титулованной знати, настолько раздосадовавшей ответственное за это лицо, что, когда на следующий год возникла кандидатура настоящего претендента, ему пожаловали только звание офицера ордена Британской империи. Естественно, что мистер Ривз, будучи всего лишь мужланом из Сити, понятия не имел об этом любопытном и пикантном историческом факте.

Леди Блейкбридж взирала на мистера Ривза холодными, серо-голубыми глазами и явно ждала, чтобы он заговорил.

— Неплохая сегодня погода, — выдохнул мистер Ривз, чтобы как-то начать разговор. Леди Блейкбридж на удивление зычно крякнула и обрушилась на мистера Ривза.

— Как это непривычно слышать! Какой чисто английский образ мыслей! А вот dans mon pays [11]— я ведь, знаете ли, наполовину француженка — никому и в голову бы не пришло завести разговор о чем-то столь очевидном и столь банальном, как погода.

— О чем же вы в таком случае говорите? — спросил несколько раздосадованный мистер Ривз.

— О многом, о множестве разных предметов. — И она повела сверкающими пальцами (как, должно быть, делают на континенте, решил мистер Ривз). — Конечно, о beau monde [12], ну и потом о литературе, искусстве, политике, музыке, живописи, — словом, обо всем, что составляет столь притягательный круг интересов цивилизованной элиты.

— Ну вот, поговорили вы обо всем этом — и много узнали нового?

В тусклых очах леди Блейкбридж появился блеск, и она с подчеркнутой величавостью выпрямилась.

— Беседа, — назидательно заявила она, — является мерилом цивилизованности общества. В Англии этого искусства не знают и, по всей вероятности, никогда не знали. Да и как оно может существовать в стране лавочников и ушедших на покой коммерсантов. А вот dans mon pays…

Одному богу известно, сколько еще сокрушительных ударов нанесла бы мистеру Ривзу эта современная мадам дю Деффан [13], если бы обязанности хозяйки дома не отвлекли ее. К Grande dame [14] подвели еще кого-то. И мистер Ривз, вознеся благодарность случаю, скользнул в сторону, но тут его ждали цепкие лапы мистера Хоукснитча, исполненного благородной решимости честно отработать свои деньги.

— У меня припасен для вас настоящий сюрприз, — затрещал он на ухо мистеру Ривзу. — Я хочу познакомить вас с нашей Знаменитостью — с Брюсом Робертом и его супругой.

— М-м? — издал мистер Ривз.

— Ну вы, конечно, слышали о Брюсе Роберте. Он только что издал монумeнтальнeйший труд о докторе Джонсоне — куда лучше той книги, которую написал Босуэлл, — в тысячу раз лучше… А какой успех: две колонки в «Петухе и кукушке» и целая страница в «Спиночесалке». Но — ш-ш-ш! Вот и они… Миссис Роберт, это мой старинный друг мистер Ривз. Как вы полагаете, могу я представить его Великому человеку?

И не успел мистер Ривз опомниться, как он уже пожимал руку сначала типичной классной даме, этакому синему чулку неопределенного возраста, чья физиономия тут же навела его на мысль о жареной рыбе с картошкой на два пенни, а потом — какому-то жирному, напыщенному субъекту, чей вид вызвал в его представлении свиную отбивную на двух ножках. Впрочем, сравнение со свиной отбивной было, пожалуй, не совсем точно, ибо лицо у мистера Роберта цветом напоминало томатный сок, заставляя предполагать, что виски принималось внутрь ведрами. Его голубые, навыкате, глаза непрестанно бегали по сторонам, а величественным, неподвижным торсом он напоминал большого борова, увязшего в грязи. Глядя на его маленький, задранный кверху пятачок, мистер Ривз подумал, что вместо человеческой речи сейчас раздастся похрюкиванье.

— Мы говорили об Италии, — размеренно и величественно произнес мистер Роберт. — Так вот мы с Бланш обнаружили там одно оча-овательное девственное место, именуемое Бо-диге-а, Бо-диге-а. Думаем снять там виллу. А вы бывали в Бо-диге-е?

— Нет, — совершенно искренне признался мистер Ривз, — но я как раз подумывал…

— Ах, видели бы вы эти места, — вторглась в беседу миссис Роберт. — Красота изумительная. Нечто совершенно уникальное. Позади горы, впереди море и… и… ну и солнце над головой. Совершенно уникальное.

— Словом, все, как положено по законам природы, — любезно промолвил мистер Ривз.

— Природы? — изумилась миссис Роберт.

— Видите ли… вот, если бы, скажем, море было на горах, а солнце — под водой, — пояснил мистер Ривз, невольно изумляясь богатству своей фантазии, — тогда это было бы действительно уникальное место.

— Пф! — фыркнула миссис Роберт.

— Всю красоту Бо-диге-ы, — заявил мистер Роберт, стараясь придать своей фразе джонсоновскую округлость [15], — случайный пришелец или поверхностный ту-ист не в силах оценить. Она открывается лишь взору спокойного, неторопливого наблюдателя, человека, обладающего культу-у-ой. Каждое утро, готовясь к восп-иятию этой к-а-асоты, я читаю Данте, который всегда сопровождает нас в наших путешествиях.

— А я и не знал, что он писал про эту самую Боди… как там ее, — в простоте душевной сказал мистер Ривз. — Я думал, он все про ад писал.

Мистер и миссис Роберт промолчали, но переглянулись с искренним состраданием, как бы поверяя друг другу то, какою тайною мукой терзается каждый из них. Мистеру же Ривзу казалось, что более тягостной беседы ему еще в жизни не доводилось вести.

— Извините, пожалуйста, — поспешно произнес он, — я вижу, жена зовет меня…

Поскольку мистер Хоукснитч, представив своего подопечного, тотчас исчез, мистер Ривз волен был идти, куда ему вздумается. Комната теперь была до отказа забита гостями, в воздухе висел густой сигаретный дым. Мистер Ривз протиснулся к бармену, попросил виски с содовой и, к своему удивлению, получил просимое. Затем он оглянулся в поисках укромного уголка и обнаружил, что стоит рядом с чрезвычайно красивой молодой женщиной, очень светлой блондинкой с очень синими глазами и недовольным выражением лица.

— Ну и вечерок! — воскликнула она. — Тощища смертная. Каждое твое слово слышно.

— А вы считаете, что веселье в шуме? — по-отечески снисходительно спросил мистер Ривз.

— «Веселье в шуме»!… — передразнила она его. — Вы что, поэт, или художник, или еще кто-нибудь в этом роде из тех, кого вытаскивает на свет божий этот прилизанный шарлатан?

— Нет, я всего лишь делец, — скромно признался мистер Ривз.

— Что ж, даже приятно для разнообразия увидеть в этой компании нормального человека. Я люблю дельцов. Мне приходилось частенько с ними встречаться. У меня муж делец.

— В Нью-Йорке? — вежливо осведомился мистер Ривз.

— Неужели вы думаете, что я стала бы здесь торчать, если бы мой законный муж находился в Нью-Йорке? Нет, сэр. Полгода назад я была веселой, лихой девчонкой в «Хауптмен фоллиз», получала всего пятьдесят монет в неделю, зато имела кучу славных друзей. Потом я встретила одного англичанина шести футов росту с профилем кинозвезды — у вас такие бывают — и не успела глазом моргнуть, как вышла за него замуж. Оказалось, что он и в самом деле лорд, как сказал мне, только он к тому же еще работает где-то там на вашем Уолл-стрите.