Луг хмурился от росы, и утро старалось растормошить его легким сентябрьским ветерком. Кэтрин Мэри Килпатрик встряхнула длинными черными волосами и рассмеялась – просто так, от радости жизни. Гнедой мерин, на котором она ехала верхом, вздрогнул от неожиданности и нервно заплясал по влажной земле.

– Тихо, малыш, – спокойно сказала она и, протянув руку в перчатке, нежно прикоснулась к его гриве.

Почувствовав привычную ласку, он успокоился. Санденс был новорожденным жеребенком, когда в день своего шестнадцатилетия она получила его в подарок от Блейка. Теперь Санденс стал взрослым пятилетним конем, но он сохранил детскую непредсказуемость, настороженность и впечатлительность, совсем как у Кэтрин Мэри.

Она вглядывалась в далекую линию горизонта под пурпурными и янтарными кучевыми облаками низкого неба, и ее темно-зеленые глаза сияли от восторга. Как хорошо вернуться домой! В привилегированной школе для девочек она научилась владеть собой, приобрела изысканные манеры и осанку манекенщицы, но ее не оставили неуемное жизнелюбие и страстная привязанность, которую она всегда испытывала к ферме «Серые дубы». Хотя ферма Гамильтонов в Южной Каролине и не была ее родным домом (она была приемной дочерью), ей нравился здесь каждый зеленый холм, каждая сосновая роща.

Ее внимание привлекло какое-то движущееся пятно, и она повернула Санденса навстречу Филлипу Гамильтону, скакавшему к ней во весь опор через луг на породистом арабском жеребце, чья черная шкура казалась отполированной до блеска. Она улыбнулась. Если бы Блейк увидел одного из этих чистокровных производителей под седлом, произошел бы жуткий скандал. Но Блейк уехал по делам в Европу, так что Филлипу чертовски повезло! Мод балует своего младшего сына, а Блейк не прощает ничего и никому.

– Привет! – Филлип совсем запыхался. Он остановил коня на полном скаку прямо перед ней и переводил дух, то и дело откидывая рукой со лба свои спутанные каштановые волосы. Взгляд его карих глаз с озорством скользнул по ее стройной фигуре и шикарному костюму для верховой езды. Но озорство пропало, едва он заметил ее непокрытую голову.

– Ты без шляпы, – возмутился он.

– Не ворчи, – защищалась она, надув полные губки. – Подумаешь, небольшая верховая прогулка, а носить все время шляпу я терпеть не могу.

– Вот упадешь и убьешься насмерть, – заметил он.

– Ты бранишься в точности как Блейк! Он улыбнулся в ответ на ее непокорный взгляд.

– Очень жаль, что ты не застала его дома, когда приехала. Ах да, он вернется к концу недели, как раз успеет на званый вечер к Баррингтонам.

– Блейк терпеть не может званых вечеров, – напомнила она ему, опуская глаза на богатую отделку своего ковбойского седла. – И меня он тоже всегда ненавидел.

– Ничего подобного, – возразил Филлип. – Это ты своим дьявольским упрямством вечно выводишь его из себя. А давно ли вы все прямо-таки боготворили моего старшего брата?

Она состроила гримаску и снова взглянула в сторону горизонта, где в густых степных травах паслись породистые арабские скакуны.

– Неужели? – усмехнулась она. – Он проявил ко мне внимание только один раз, когда умерла мама.

– Он заботится о тебе. И мы все тоже, – мягко возразил он.

Она тепло улыбнулась и непроизвольно погладила его по рукаву.

– Прости. Я не хотела тебя обидеть. Ты и твоя мать так чудесно отнеслись ко мне: взяли в дом, отправили в школу… Ну почему я такая неблагодарная?

– Блейк тоже имеет к этому некоторое отношение, – напомнил он.

Она нетерпеливо встряхнула черными волосами.

– Возможно, – нехотя согласилась она.

– Со школой была его идея.

– Но я же не хотела! – взорвалась она. – Я хотела учиться в университете, на факультете политологии.

– Блейк знает, что делает. – Он пытался ее успокоить. – На факультете политологии тебя не научат быть настоящей хозяйкой.

Она пожала плечами.

– Но я же не собираюсь вечно торчать здесь, несмотря на то что ты и Блейк – мои кузены. В один прекрасный день выйду замуж. Конечно, я многим обязана вашей семье, но не мог} же я всю жизнь изображать для Блейка хозяйку дома! Пусть женится и приспособит для этого свою жену. Если найдется такая послушная, – съязвила она.

– Брось ребячиться, Кэт, – рассмеялся он. – Они ему проходу не дают, слетаются как мухи на мед. Если уж говорить о женщинах, Блейк может выбрать любую. И ты это знаешь.

– Значит, это из-за денег, – невозмутимо продолжала она. – Не настолько он обаятельная личность, чтобы вешаться ему на шею!

– Ты просто злишься, потому что он не позволил тебе уехать на уик-энд с Джеком Харрисом, – уколол он.

Она вспыхнула до корней волос.

– Я не знала, что Джек собирался остаться со мной наедине в этом коттедже. Я думала, там будут его родители.

– Но ты и не подумала справиться на этот счет. А Блейк поинтересовался. – Взглянув на выражение ее лица, он расхохотался. – В жизни не забуду, какой у него был вид, когда Джек явился за тобой. И какой вид был у Джека, когда он потом уходил.

Она поежилась при этом воспоминании.

– Я бы предпочла забыть.

– Желаю успеха. С тех пор ты вечно стараешься кольнуть Блейка, но только все твои шпильки – мимо цели. Тебе не удается задеть его, верно?

– Блейк непробиваемый, – пробормотала она. – Стоит как столб и позволяет мне проповедовать и бушевать, пока ему не надоест, а потом скажет что-нибудь безразличным тоном и уйдет. Он только обрадуется, если я уеду, – тихо закончила она.

– Но ты же пока никуда не уезжаешь, правда? – быстро спросил он.

Она бросила на него лукавый взгляд.

– Может, мне вступить во Французский Иностранный легион? Как думаешь, меня зачислят до конца недели?

Он рассмеялся.

– Хочешь успеть до приезда Блейка? А знаешь, ты скучала по нему.

– Я скучала? – с наигранной невинностью спросила Кэтрин.

– Шесть месяцев – долгий срок. Он остыл.

– Блейк никогда ничего не забывает. – Она печально вздохнула, глядя мимо Филлипа на серый, похожий на башню каменный дом, украшенный изящными арками и окруженный, словно стражей, купами громадных дубов, с которых свисали гирлянды испанского моха.

– Не доводи себя до нервного срыва, – мягко отозвался Филлип. – Пора возвращаться, нас ждут к завтраку.

– Хорошо. – Она устало вздохнула.

Темные глаза Мод засияли от радости, когда они вошли в элегантно обставленную столовую и уселись за полированный дубовый стол.

У Мод была такая же оливковая кожа и проницательные темные глаза, как и у ее старшего сына. Прямолинейная и вспыльчивая, Мод была совсем не похожа на светлокожего Филлипа, доброго и мягкого в обращении. Эти черты он унаследовал от своего покойного отца, а не от темпераментной матери, которой ничего не стоило в два часа ночи вытянуть телефонным звонком из постели какого-нибудь конгрессмена, чтобы тот пояснил ей статью обсуждаемого в конгрессе закона.

– Хорошо, что ты вернулась, девочка, – сказала Мод, протягивая Кэтрин худую изящную руку. – Последние несколько дней я просто не знаю, куда деваться от мужчин.

– Сущая правда, – невозмутимо подтвердил Филлип, накладывая себе яичницу с китайского костяного блюда. – На прошлой неделе Мэтт Дэвис и Джек Нельсон чуть не подрались из-за нее во время коктейля.

Мод бросила на него осуждающий взгляд.

– Ничего подобного, – запротестовала она.

– В самом деле? – спросила Кэтрин с шаловливой улыбкой, смакуя свой черный кофе. Мод резко переменила тему:

– В общем, скорей бы Блейк возвращался. Эти неприятности в лондонском офисе ужасно некстати. Я собиралась пригласить гостей на вечер в пятницу. Отпраздновать твое возвращение. Это было бы великолепно…

– А при чем здесь Блейк? И без него будет великолепно! – выпалила Кэтрин.

Мод подняла подведенные карандашом тонкие седые брови.