— Это торговая дорога. Мы охраняем ее и получаем плату за это. Значит, ты тот иномирец, что нанялся в гвардию?

— Да.

— Среди гвардейцев нет белых щитов. И капитан их, заслышав шум, едет к месту сражения не от него. Похоже, море скверно обошлось с вами.

— Кому из мужчин по силам командовать бурей, — уклончиво возразил Саймон. — Мы остались живы — и за то спасибо.

— И за то, что вас не выбросило на берег южнее. Шакалы из Верлена любят поудить в море, да живые люди им ни к чему. А когда герцог наложит на Верлен свою лапу, не как костер дрова станет он поглощать несчастных, а огнедышащим зевом.

— А Верлен принадлежит Карстену? — спросил Саймон. Он собирал факты, где только мог, выкладывая из них по кусочку картину этого мира.

— Дочь Верлена обручена с герцогом по их странным обычаям. Разве можно наследовать земли по женской линии. И по этому уродскому закону герцог сможет наложить лапу на Верлен и все богатства его от берегового разбоя. А чтобы увеличить доходы, он, возможно, пожелает захватывать все корабли у берега. С древних времен торговцы могли рассчитывать на наши мечи, хотя отнюдь не море мы выбрали бы для поля битвы… Так что нас призовут, чтобы очистить Верлен.

— Ты имеешь в виду, что вы станете помогать сулкарам.

Птичья голова часто закивала.

— Когда-то корабли сулкаров вынесли нас из огня, смерти и крови. Гвардеец! Этот долг еще не оплачен, пусть только Сулкарфорт позовет нас.

— Этого, увы, не будет! — Саймон даже не понял, почему эти слова сорвались у него с языка, и тут же пожалел о своей болтливости.

— Вы везете какие-то вести? Наши соколы летают далеко, но все-таки не до северных мысов. Что же стряслось с крепостью сулкаров?

Размышлениям Саймона так и не удалось завершиться ответом, — один из соколов вереща повис над ними.

— Отцепляйся — и с коня! — резко приказал всадник. Саймон повиновался, четверка гвардейцев осталась на тропе, а кони припустили вперед со скоростью, небезопасной для здешних мест.

Корис жестом приказал — вперед.

— Там засада, — с топором на плече он рванулся вслед быстро удаляющимся конькам. Стройные ноги с напряжением уносили его вперед, один Саймон кое-как приноровился к этому шагу.

Где-то впереди раздались вопли. Сталь зазвенела о сталь.

— Отряд из Карстена? — задыхаясь, выдохнул Саймон, догоняя капитана.

— Едва ли. Здесь много бандитов. Налин уверял, что они наглеют. На мой взгляд, они лишь маленький кусочек целого. Ализон угрожает с севера, на западе шевелится Колдер, банды наглеют. Карстен прислушивается. Давно волки и ночные птицы не глодали наших костей. Впрочем, они успеют еще передраться из-за них. Что же, не всем жить утром, некоторым достается вечер — приходится умирать и сходить во тьму, защищая остатки святынь.

— Неужели для Эсткарпа настал вечер? — сумел выговорить запыхавшийся Саймон.

— Кто знает? Эй, вот и бандиты!

Они глянули со склона вниз вдоль дороги, там уже закрутилась битва. Птицеголовые всадники спешились — узкое место не давало конным преимущества — и стальным кулаком умело сминали оказавшихся на дороге. Но не все бандиты оказались там, иные постреливали в сокольников из укрытий.

Спрыгнув на дорогу, Корис ринулся к нише, где укрывались двое. Скользнув по тропе, Саймон обрушил камень на голову одного из стрелков, в момент подобрал выпавшее оружие и обратил его против сотоварищей бывшего владельца.

Соколы метались над головами, с клекотом били в глаза и лица растопыренными когтями. Саймон выстрелил, прицелился и выстрелил снова, с некоторым удовольствием отметив попадание. Горечь поражения в Сулкарфорте вновь всколыхнулась в нем в минуты этой короткой стычки.

Визгливый сигнал рога разогнал птиц. С другой стороны долины замахали флагом, и бандиты, что еще оставались на ногах, отступили, впрочем, не переходя в бегство, пока не достигли такого места, где можно было укрыться от всадников. День уже угасал, и войско теней поглотило их всех.

От людей бандиты, пожалуй, и могли бы укрыться, но не от соколов. Птицы кружили над уходящим вверх склоном, камнем падали вниз и даже находили цель — иногда это подтверждали раздававшиеся вопли боли. Саймон заметил Кориса на дороге с топором в руках, на лезвии его теперь было темное пятно. Он пылко говорил о чем-то с одним из сокольников, не обращая внимания на тех, кто, переходя от тела к телу, быстрым ударом меча разрешали сомнения, если они возникали. Снова это мрачное занятие, как и тогда после засады! Стараясь не обращать внимания на добивавших, Саймон занялся пряжкой снятого им с кого-то оружейного пояса.

Повинуясь призывному свисту хозяев, соколы скользнули назад в сумрачном небе. Двоих птицеголовых перебросили через волнующихся коней и приторочили веревками к седлу, среди остальных были и перевязанные, некоторых поддерживали товарищи. Но банда явно потеряла значительно больше.

Саймон снова ехал за спиной сокольника, но уже другого. Тот прижимал к груди порубленную руку, тихо ругался при каждом толчке и потому не был расположен к разговору.

Ночь, как положено в горах, наступила быстро, над мглой в лучах заходящего солнца еще поблескивали пики. Теперь дорога стала шире и глаже, словно шоссе, особенно по сравнению с прежней. И наконец, она привела их к крутому подъему прямо к воротам замка сокольников. И таков был этот замок, что Саймон изумленно присвистнул.

Древние стены Эсткарпа, словно выраставшие из костей самой земли, произвели на него глубокое впечатление. Крепость сулкаров, даже покрытая пеленой тумана, производила весьма внушительное впечатление. Но этот замок словно был частью скалы. Можно было, конечно, предположить, что строителям удалось найти утес с подходящими для жизни пещерами. В сущности замка не было, гнездо представляло собой просто укрепленную гору.

По подъемному мосту они пересекли провал, к счастью, уже утонувший в тенях, узкая полоска моста пропускала лошадей только по одной. Саймон облегченно вздохнул, лишь оказавшись под злобными остриями, что свесились над входом в пещеру. Он помог раненому сокольнику слезть с седла, передал его в ждущие руки товарищей, поискал взглядом прочих гвардейцев, сразу заметив темную непокрытую голову высокорослого Танстона.

Потом к ним обоим протолкался Корис, за ним следовал Дживин. Хозяева как будто позабыли о них. Коней увели, каждый воин взял своего сокола на кожаную перчатку, потом они удалились в какой-то проход. Наконец, один из птицеголовых шлемов обернулся к ним, сокольник подошел поближе.

— Властелин Крылатых желает говорить с вами, гвардейцы. Кровь и Хлеб, Меч и Щит к вашим услугам!

Корис подбросил топор вверх, поймал его и, обратив лезвием от собеседника, церемонно произнес:

— Меч и Щит, Кровь и Хлеб, человек-сокол.

Саймон вскочил с узкой постели, прижав костяшки пальцев к разламывающейся голове. Он спал и видел сон, яркий и жуткий, но мог вспомнить лишь чувство страха! А потом он проснулся в какой-то келье — ах, да, в жилище сокольника — с адской головной болью. Но острее боли было чувство необходимости выполнять чей-то приказ, или, быть может, просьбу?

Боль стихала, чувство острой необходимости — нет, и он понял, что не может более оставаться в постели. Надев кожаный костюм, предоставленный хозяевами, он вышел и обнаружил, что близится утро.

Пять дней они были в Гнезде, Корис уже собирался отправиться в путь на север на лошадях, через многие лиги кишевшей разбойниками территории. Саймон понимал, что капитан хочет заручиться помощью сокольников. Оказавшись в своей столице на севере, он предпримет все усилия, чтобы повлиять на предрассудки ведьм. Стойкие бойцы в птичьих шлемах могли крепко помочь Эсткарпу.

Падение Сулкарфорта возмутило суровых горцев, и в их укреплении шумно готовились к войне. В нижних этажах странной твердыни ночи на пролет работали кузнецы, бронники плели кольчуги, а горсточка техников возилась над бусинками, что, будучи на соколиных путах, позволяли парящей птице говорить голосом своего хозяина и передавать ему чужие речи. Секрет этот охранялся здесь суровее прочих. Саймону только намекнули, что они используют какой-то прибор.